— Доктор Хэйворд! — позвал я. — У вас есть для меня лекарство? Вы сможете меня вылечить?
Он не ответил. Он прижимал трубку к уху и слушал.
— Похоже, Дэнни, дома их нет. Может, они…
Входная дверь распахнулась. В комнату ожидания ворвались запыхавшиеся мама и папа. Мамины волосы были всклокочены. Лицо — бледнее кафельной плитки. У папы рубашка наполовину выбилась из брюк, а покрасневшие глаза вылезали из орбит.
Папа заметил меня первым:
— Дэнни?! Ты здесь?!
Мама шумно выдохнула:
— Поверить не могу! Ты здесь?! Ты в порядке?!
Она рванулась вперед и подняла меня. Усадила на ладонь и погладила по спине одним пальцем, как гладила когда-то моего хомячка.
— Дэнни, бедный мой Дэнни… — прошептала она. Громадная слеза сорвалась с ее щеки и разбилась о ладонь рядом со мной.
— Нам так жаль… — проговорил папа, качая головой. — Когда мы увидели, что клетка опустела, мы… мы… мы не знали, что и делать.
— Ничего страшного, — ответил я. — Теперь мы все здесь. Давайте, что ли, начинать лечение? Не сказал бы, что мне нравится сидеть на мамкиной ладони.
Мы последовали за доктором Хэйвордом в его кабинет. Он обошел свой письменный стол и жестом предложил моим родителям сесть. Но те сказали, что они лучше постоят.
Я сел на мамину ладонь и скрестил ноги. Сердце мое учащенно билось. Я не мог больше вынести неизвестности.
— Ну так что это за лечение? — обратился я к доктору Хэйворду. — Что мне нужно делать, чтобы снова стать большим?
Доктор Хэйворд издал тяжелый протяжный вздох. Его плечи поникли. Он покачал головой.
— Прости, Дэнни. Я вызвал вас всех сюда, потому что решил, что плохие новости следует сообщить лично. Никакого лечения нет.
Глава 20
Папа вынес меня из офиса доктора. Мама буквально билась в рыданиях и не могла меня держать. Папа не проронил ни слова. Он кусал нижнюю губу, пока из нее не пошла кровь.
Сейчас я был меньше мыши. Я был размером с одну из маленьких шоколадных конфеток, что выпускают специально к Хэллоуину.
Поначалу, когда я услышал страшную новость, мне захотелось заплакать. Но, полагаю, я был слишком ошеломлен, чтобы плакать.
Сидя на папиной ладони, я заморгал от ослепительного солнечного света. Мы пересекли парковку и остановились возле машины.
Свет был такой яркий, что я вынужден был зажмуриться.
И, когда я закрыл глаза обеими руками, меня внезапно осенила идея.
Дикая идея. Дикая, безумная идея.
Но вполне возможно, что это как раз та идея, что была нам необходима сейчас.
— Папа! — закричал я. — Папа, послушай!
Он поднес меня к лицу. И тогда я увидел, что он тоже плачет.
— Что такое, Дэнни? — выдавил он.
— Папа, у меня появилась одна дикая идея. О чем-то, что может снова сделать меня большим. Или, по-крайней мере, остановить уменьшение.
— Давайте уйдем с солнцепека, — простонала мама.
Мы все сели на переднее сиденье автомобиля. Папа повернул ключ зажигания и включил кондиционер. Холодный воздух приятно освежил мою обожженную солнцем кожу.
Папа усадил меня на верхнюю часть рулевого колеса. А я был такой маленький, что мои ноги едва свисали с него.
— Дэнни, в чем заключается твоя идея?
— Ну… — Я глубоко вздохнул. — Понимаешь, яркий солнечный свет напомнил мне о твоем кинопроекторе.
Папа прищурился:
— Что-что? Мой кинопроектор?
Я кивнул.
— Просто я вспомнил одно происшествие. Мы с Меган пришли смотреть кино про Шринкмэна. А потом поднялись проведать тебя в будке механика.
— Да-да, помню, — нетерпеливо бросил папа.
— Так вот, ты показывал кино про Шринкмэна, а я случайно шагнул под луч проектора. Помнишь?
Папа кивнул:
— Продолжай.
— Дэнни, к чему ты нам это рассказываешь? — со слезами в голосе проговорила мама.
— Ну-у… свет прожектора омыл меня, — взволнованно продолжал я. — И я тогда эдак странно себя почувствовал. Вот реально странное ощущение. Как будто голова закружилась. А потом, вот сразу после этого, я и начал уменьшаться.
Папа поскреб в затылке.
— Ничего не понимаю. Что ты пытаешься сказать?
— Может быть… ну мало ли… — начал я, — может быть, свет что-то со мною сделал. Ну, понимаешь? Молкулы там мои поменял, или типа того… И может быть, если я снова встану перед прожектором, процесс обратится вспять и я снова начну расти.
Мама вздохнула и уткнулась лицом в ладони.
— Но у нас больше не показывают Шринкмэна, — заметил папа, нахмурившись и все еще покусывая губу.
— А что у вас показывают? — спросил я.
Он задумался на мгновение.
— «Атака пятидесятифутовой женщины».
— Так это же замечательно! — воскликнул я. — Потрясающе! — Я умоляюще сложил руки. — Мы должны попробовать, папа. Мы должны попробовать!
* * *
Пятичасовой сеанс только-только начался. На нем находилось всего десять-двенадцать зрителей.
Со мною в руке папа поднялся по лестнице в проекторскую. Мама безмолвно следовала за ним. С того момента, как папа согласился проверить мою идею, она не проронила ни слова.
Сегодня отца подменял Эрни Роулс, крупный, румяный жизнерадостный дядька. Папа помахал ему рукой и спросил, как идут дела.
— Без сучка без задоринки, — ответил Эрни.
Папа наклонился к его уху и заговорил сдавленным шепотом. Я не слышал, что он там говорит, но, думаю, он объяснял Эрни ситуацию.
Позади нас жужжал проектор, посылая луч света в экран. Я посмотрел в зал и увидел эту самую пятидесятифутовую женщину, буйствующую на экране.
Папа поднес меня к лицу.
— Ладно, давай попробуем, — прошептал он. — Я подержу тебя под светом проектора, Дэнни.
— Всего несколько секунд, пап, — попросил я. — В тот раз я пробыл под ним всего секунду.
Папа кивнул.
Я повернулся, чтобы посмотреть, как там мама, но она привалилась к задней стене, и ее лицо скрывалось в темноте.
— Это сработает, папа! — воскликнул я, когда он подошел к огромному проектору сбоку. — Я знаю, сработает!
— Поехали, — сказал папа.
Он медленно поднял руку. И подставил меня под луч света.
И вновь белый свет пронизал меня, удерживая на месте… вызывая головокружение…
Глава 21
Я заморгал и помотал головой, пытаясь придти в себя, когда папа опустил руку, убрав меня из-под разящего луча. Он поставил меня на рабочий столик. Они с мамой и Эрни склонились над ним, глядя на меня. И ждали…
Наблюдали…
Ничего не происходило.
Перед моими глазами перестали плясать световые круги. Головокружение тоже постепенно проходило. Я пристально смотрел на свои руки, ноги, выискивая хоть малейшие признаки того, что они начали расти.
Нет.
— Может быть, нужно время, — сказал папа.
Мама прижимала руки к щекам.
— В тот раз ты ведь тоже не начал меняться сразу? — спросила она.
— Угу, — угрюмо ответил я. — Началось маленько попозже. — Но я уже знал, что идея была бестолковая. Я не чувствовал никаких изменений. Я знал, что не вырасту.
«Я обречен, — подумал я, начиная дрожать. Я обнял себя руками, чтобы унять дрожь. — Я обречен…».
* * *
Медленно тянулись часы. К вечеру никаких изменений со мною по-прежнему не произошло.
Мама и папа держали меня в птичьей клетке на кухонном столе. Мама дала мне на ужин несколько клочков тунца между двумя крошками белого хлеба. Я пил апельсиновый сок из наперстка, но чувствовал, что и наперсток становится для меня слишком тяжелым.
Папа весь остаток дня провисел на телефоне, обзванивая всех докторов страны. Он еще надеялся найти врача, который смог бы понять, как остановить неумолимый процесс уменьшения, прежде чем я превращусь в ничто.
Примерно через час после ужина мама с папой вошли на кухню и наклонились, чтобы поговорить со мной. Я заметил, что они оделись для выхода на улицу.
— Мы нашли на другом конце города специалиста, у которого есть кое-какие соображения, — сообщила мама.
— Он хотел бы поговорить с нами, прежде, чем увидит тебя, — добавил папа. — Мы вернемся через час, а может и раньше.
— С тобой все будет в порядке? — спросила мама.
Я сел на пол клетки и подпер руками подбородок.
— Да. Конечно, — пробормотал я.
— Не падай духом, — сказала мама. При этих словах ее голос дрогнул. Они послали мне воздушный поцелуй и скрылись за дверью. Я услышал, как завелся автомобиль, а потом — как он медленно выезжал с подъездной дорожки.
Я поднялся на ноги и принялся бродить по клетке взад и вперед. Я был настолько мал теперь, что не мог дотянуться до птичьего насеста у себя над головой.
— Я исчезну навсегда, — прошептал я.
Звук, донесшийся из гостиной, заставил меня резко остановиться. Я остановился посреди клетки и прислушался.
Я слышал, как распахнулась входная дверь. Слышал, как зашаркали в коридоре приглушенные шаги.
Незваный гость определенно не хотел, чтобы его услышали.
— Кто здесь? — воскликнул я. Голос мой был до того тоненький, что я не сомневался: его все равно не слышно за пределами клетки.
— Кто там? — снова пропищал я.
Снова послышались тихие шаги. Приглушенный кашель.
Кто проник в наш дом? Неужели вор?
Холодок пробежал у меня по спине. Я просеменил к прутьям и выглянул из клетки.
Чья-то фигура быстро вошла на кухню.
— Меган! — вскричал я. — Меган, как я рад тебя видеть!
Сомневаюсь, что она меня слышала. Ее глаза обшаривали кухню, пока не остановились на птичьей клетке. В тот же миг она поспешила к столу и подхватила клетку одной рукой.
Клетка бешено закачалась, и я свалился на ее пол.
— Эй, полегче! — закричал я.
— Успокойся, Дэнни, — отозвалась она. — Я опаздываю. — Держа клетку перед собой, она рысцой побежала к парадной двери.
— Опаздываешь? — пискнул я. — Куда это ты опаздываешь? Да стой же ты! Куда ты меня несешь?
Она вынесла меня из дома и захлопнула за собой дверь. Вечер был прохладный и ветренный, и порыв холодного ветра отбросил меня на прутья.
— Стой, Меган! — умолял я. — Поставь меня обратно! Мне нужно оставаться дома! Зачем ты это делаешь?
Клетка закачалась еще сильнее, когда Меган припустила в направлении подъездной дорожки.
— Сегодня вечером научная выставка! — отозвалась наконец она. — И ты мне там позарез нужен!
— Что? Я там нужен? Зачем?
Она остановилась и подняла клетку на уровень лица. Ее темные глаза лихорадочно сверкнули.
— До тебя еще не дошло, Дэнни? Ты мой научный проект!
Глава 22
Я испустил изумленный возглас. Клетка раскачивалась и подскакивала, пока Меган трусцой бежала к школе.
— Я? Я — твой проект? Ч-что это значит, Меган?!
— Ты — мой научный проект, — повторила она, не снижая скорость. — Говорила же, я просто обязана выиграть главный приз. Мне позарез нужна эта тысяча.
— Н-но… но, — бессвязно бормотал я. — Хочешь сказать, это ты меня уменьшила?
— Конечно же, — спокойно ответила она.
— Но как? — требовательно спросил я.
— В научной лаборатории. Та жидкость в стакане, которую ты выпил, когда подавился жвачкой. Ты принял ее за воду. Но это была моя особая секретная микстура.
Меня так трясло, что я едва мог говорить. Я был поражен, взбешен и напуган одновременно.
— Особая секретная… м-микстура?
— Моя прапрабабушка Хестер оставила рецепт в своем дневнике. И передала его мне. Я уже говорила тебе о бабуле Хестер. Она родилась около ста лет назад. И я говорила, что она была ведьмой.
Я обессиленно рухнул на дно клетки, не в силах подняться.
— Поверить не могу, что ты так со мной поступила, Меган. Я ведь считал тебя своим другом.
В конце квартала показалась Бэйкерская начальная школа. По случаю научной выставки во всех ее окнах горел свет.
— Само собой, я твой друг, Дэнни, — сказала Меган, ускоряя шаг.
— Но ты позволяла мне уменьшаться и уменьшаться! — взвыл я. — И все это время ты знала, что происходит!
— Мне нужны эти деньги, — сухо повторила она.
Я схватился за прутья решетки и пристально посмотрел на нее.
— А что будет со мной после выставки? — прокричал я.
В тусклом вечернем свете я увидел, как странная улыбка тронула лицо Меган.
— Я о тебе позабочусь, — прошептала она.
Глава 23
— Так в чем заключается твой проект, Тим?
Мистер Кларкус в сопровождении еще трех судей стоял через стол от меня. Они двигались по спортзалу, переходя от стола к столу, изучая каждый проект и задавая его владельцу вопросы.
Сейчас они смотрели на стеклянный контейнер, стоявший перед Тимом Парсонсом.
— Это морская свинка или белая крыса? — осведомился мистер Кларкус.
— Зачем они тратят время на Тима? — прошептала стоявшая позади моей клетки Меган. — Почему бы им сразу не подойти и не вручить мне приз?
— Это белая крыса, — отвечал учителю Тим. — Мое исследование заключается в поиске оптимального рациона для белых крыс. Одну крысу я кормил только овощами, а другую — исключительно злаками.
Судьи заглянули в контейнер.
— Но, Тим, я вижу здесь только одну крысу… — обескураженно проговорил один из них.
— Знаю. Вторая сдохла, — ответил Тим. — Так что мне толком не удалось завершить эксперимент.
Сидя в своей клетке, я наблюдал, как Тим достал белую крысу из контейнера.
— Это та, что питалась злаками, — уточнил он.
«Она в два раза больше меня, — с тоскою подумал я. — Просто не верится. Я меньше лабораторной крысы».
Я покачал головой и закрыл глаза. И тут же снова открыл их, услышав испуганный крик.
И увидел, как белая крыса соскочила с ладони Тима.
— Держи ее! — взревел мистер Кларкус.
Тим предпринял отчаянную попытку ее схватить, но не тут-то было.
К крысе потянулось множество рук. Но она была слишком проворна. Бешено работая короткими розовыми лапами, она со всех ног бросилась через стол.
— Нет! — только и смог вскрикнуть я, когда она кинулась прямиком к моей клетке.
Она встала передо мною на задние лапы. Ее розовый нос хищно подергивался. Мечущийся из стороны в сторону взгляд упал на меня. Она разинула пасть, обнажив два ряда острых зубов.
— Пожалуйста, поймайте ее! Уберите ее! — заверещал я.
Белая крыса зашипела в ответ. И тут, к моему великому ужасу, она вцепилась резцами в дверцу клетки и одним рывком распахнула ее.
— Не-е-е-е-ет! — в ужасе взвыл я, когда крыса одним прыжком очутилась в клетке. Я попятился назад и дико замахал руками перед собой, пытаясь ее отпугнуть.
Но проклятой твари было хоть бы хны; должно быть, я показался ей лакомым кусочком. Она снова раскрыла пасть, демонстрируя зубы, с которых сочилась жемчужно-белая слюна.
Гигантская крыса оттеснила меня к прутьям клетки. Затем она вновь поднялась на дыбы, шипя, истекая голодной слюной и дико вращая глазами.
В моем охваченном паникой мозгу тут же возник образ тираннозавра рекса. Крыса нависала надо мною, как динозавр!
А потом она потянулась зубами к моему горлу.
Я снова закрыл глаза.
Я ждал нестерпимой боли. Ждал, когда острые зубы чудовища начнут раздирать мою плоть.
Но… нет.
Открыв глаза, я увидел, как Меган поднимает крысу за хвост. Подержав тварь вниз головой, она вернула ее Тиму.
— Спасла тебе жизнь, Дэнни, — прошептала она. Весь дрожа, я открыл рот, чтобы ответить, но не смог издать ни звука.
Внезапно я осознал, что судьи не стоят уже по другую сторону стола. Все четверо склонились над клеткой и во все глаза таращились на меня. Их потрясенные возгласы эхом отразились от металлических прутьев.