*
ПОЖИЛОЙ ЗАЯЦ
Встретился пожилой заяц - он так боязливо примерз под сосной, что сдвинуть этот "снежок" с одноцветного места стоило моему воображению немалых трудов. Наконец ушастый побежал мягким скоком с невероятными и дикими для местных приличий ужимками. И скрылся. Или снова умер. Озеро накрыла крылом снежная мгла. Жалобнее закричали птицы. Одним белкам радостно - все им нипочем. В небеспамятном лесу по-прежнему изысканно тихо. Право на голос (как и прежде) имеют и треснувшая ветка, и шустрый бельчонок, и сверлящая полупрозрачную сетку ветвей птица. Прямо над всем этим перестроенным царством возвышаются недостроенные облака. В сумерках ветер крадется к замерзающим веткам. Смотрит ночь из-за угла невеселым глазом.
*
СНЕЖНАЯ КРУПА
Злой порыв ветра взъерошил кроны стройных сосен и елей, придавил коленом к земле не окрепший еще молодняк. Старшие дерева неодобрительно зашумели, покачивая поседевшими головами.Моя душа рванулась куда-то, но спохватившись, вернулась на место. Вслед за игриво спрятавшейся луной моргнул и погас фонарь-инвалид. Темнота одним взмахом накинула полушалок на плечи земли. За шиворот посыпалась снежная крупа. Словно небо сыплет колючие крошки в наши раскрытые клювы. Всю ночь во время этого сухопутного шторма яростно скрипели корабельные сосны, как мачты.А к утру все понемногу смирилось. Затихло.Засахарилось-заморозилось.
*
ВЕЧЕР ПРИ СВЕЧАХ
Нынче у меня, наверное так же, как и во многих других домах всего мира, был вечер при свечах. Познал в себе две новые, до этого как бы спящие в сокровенных уголках черты: стал ставить суеверную свечку на зимнем окне и при звуках, волнующих душу, прикладывать руку к сердцу - усмиряя или пытаясь продлить радость в глубине груди. Думаю, что навсегда запомню состояние покоя и счастья, посетившее меня на Валдае. И еще - голубое озерное марево, солнце, лукаво глядящее сквозь молочную дымку, да летящие вверх у стены уютного дома снежинки.
*
ВСТРЕЧА С ЗИМОЙ
Наконец-то мы дождались тебя, пуховая Зима.Ведь как скрипела дверями и землей под ногами, на подходе хрустела ледком. Вымораживала окна и стены. А теперь обложила все вокруг вязкой ватой, заставляя топить очаг, готовясь к неспешной беседе. В зиму жизни тянет к воспоминаниям, к пенящемуся щебету птиц и к детскому щебетанью. Самым главным, довлеющим становится для нас степень понимания души другими отклик и чуткость сердец. Что это? Человек превращается в ухо или просто на морозце все слышится лучше? Прошу тебя, зима, вот о чем. Не спеши заметать волосы пургой и подольше не выстужай мою душу и сердце любимой.
* * *
НОЧНЫЕ ЗАМЕТЫ
...Был мертв, и ожил; пропадал и нашелся.
Приветствую тебя, столица.В мое отсутствие заметно подросла, припудрилась и засахарилась, невестушка моя игольчатая. Затихшая, бесшумно-настороженная и засыпанная хрустким снежком по высотные шпили, с нетерпением ждешь Нового года, как дня рождения...На улицах московских не поют.
*
РОДИМЫЙ ДОМ
Ну что, старина ветхий дом, вот и свиделись вновь. Ведь знаешь, где бы меня не мотала судьба - всегда постучусь в твои приоткрытые двери под вечер. Свет сквозь пришторенные окна настигает беспокойную душу везде как пронзительный взгляд сквозь трепещущие ресницы.Хорошо сидеть у теплой покатой стены близь огромного, добродушного самовара. Выпускаешь всклокоченных жильцов из подъезда - ненаглядных птенцов из ладоней. И встают на крыло у тебя на виду. Пусть врастаешь глубже в асфальт - не спешат улететь к новостройкам. Кружат и кружат на расстоянии взгляда.Когда-то и я вышел (уверенный, что навсегда) из этих же теплых дверей, которые в детстве, казалось, под ветром тугим не открыть... Хоть петляет тропа, но приводит сюда. Никуда нам от дома родного не деться.
*
НА АРБАТЕ
Я украду у полночи горбатой (у синей сводни суток) бессонья сахарную и сырую кость длиною в семь часов. И буду с ней играть, размахивая храбро над столом. А утром пуганой арбатской собачонке без роду, племени и звучной родословной ее отдам. И птицам накрошу немного строк. Нелепые, не склеванные строчки сердито в кучу соберет староарбатский ветер. Он постучит в окно, разбудит, скажет: "Брат, не сори".И снова будет солнце, и сводня-темнота.И темный палисадник будет снова с дорожками - предлинными годами, что выложены очень аккуратно мерцающими, белыми рядами костей и песен.Песен и костей.
*
ЛОХМАТЫЙ ПЕС
Наконец-то вернулся в Москву.Здравствуй, лохматый пес.Кто-то бросил тебя в городском равнодушном ущелье, пожалел миску супа. Слезятся глаза, ты скулишь. И уверен, что никому уже больше не нужен. А жизнь не нужна тебе.Но я-то ведь знаю, что одни из самых надежных друзей - брошенные кем-то среди бескрайних просторов обидно короткой жизни. Они не кусают других, не лаются попусту. Они глубже и тоньше. Знают цену измене и цену верности. Они дорого заплатили за это знание, но вдвое больше приобрели.
*
МОЯ УЛИЦА
Здравствуй, моя старая-старая улица. В строгом ряду твоих домов появились провалы зданий - будто до срока выпавшие зубы. Разные люди проходят в сумерках вдоль витрин усталой, но все же спешащей походкой. Кудряшки твои по-прежнему задиристы и задорны в милой короткой стрижке кустарников и престарелых деревьев. Словно прощальный привет размашистой молодости...И сама как бы проходишь по завороженному, притомленному городу, все так же покачивая крутыми бедрами и вызывающе глядя встречным в глаза. Чувствую первый тихий звоночек - прощальный сигнал уставшей от этой всечасной толкотни иссякающей жизни.Улица-птичка, смело берешь под свое взъерошенное крыло всех влюбленных и целые ватаги бездомных да молодых. Чуть пригашая подслеповатые фонари, с завистью вслушиваешься во вздохи и тягучие, медовые поцелуи. Ведь все это в тебе, и одновременно - неудержимо мимо.
*
В О З В Р А Щ Е Н И Е
Вот и лопнул мой отпуск со звуком пролетевшей мимо сосульки, - ледяною гранатой брызнувшей под не успевшими убежать ногами. Что из него получилось, ты видел, когда листал эти тонкие незатейливые листки, написанные вечерами, - горчичники на моем голом сердце. Это был скорее не отпуск, а новый запуск уставшей сердечной турбины. Или космический запуск воображения и мечты и неизведанным далям. Вглубь тебя и меня.
*
С О Н
Ласковому, непоседливому, с шилом в штанишках созданию на протяжении нескольких лет снилась зловещая, всклокоченная черная птица. Когда этот болезненный мальчик впервые начал связно и полузагадочно говорить, не спящие родители услыхали среди скрипов качелей и ночных воплей первое из отчеканенных слов: птица. Будить в тот момент, даже пальцем трогать его (очевидно) было нельзя. А утром он сам все околично рассказал. Как вначале купался до синих губ. Потом - сидел на солнцеватом, колючем для ног холме и плел для мамы венок. Как мгновенно промахнула слепящая тень огромного, в полнеба крыла. Он бросился вниз по склону, под защиту знакомых ветвей: "Мамочка! Я умру, умру, как только эта тень снова догонит и накроет меня всего. Спаси и укрой меня, мама"...И вот через годы в одну из торопливых июльских ночей липкий сон повторился. А тот мальчик не смог убежать. И умер. Ему было тогда одиннадцать лет.
*
ТРАВА ЗАБВЕНИЯ
Горько и больно осознавать, что наибольшие унижения для человека падают на его "беззаботное" детство. Когда нет возможности полноценно дать сдачи или как следует возразить. Каждая война унижает и приговаривает к смерти не в последнюю очередь массу детей, стариков и других фактически беззащитных. Ведь все оружие у мужчин, а они - далеко. Так же и скоропостижно умершая любовь, хотя и теплится еще в одном из сердец, но порождает лишь несчастливое чадо. Унижения безответной любви заставляют бросаться в поиск новых и новых "любовей". В надежде позабыть или выбить клин клином, хоть это порой не сбывается. Но и возможно ли это без желчной горечи и трещин в душе? Вот в чем вопрос. Огромное спасительное покрывало "вытеснения" объединяет всех униженных и неудачников, запнувшихся на жизненной тропе. Все плохое, кроме шрамов и ссадин на сердце, неспешно и неотвратимо зарастает травою забвения.
*
ОЧИ НОЧИ
Когда ж падучая звезда По небу темному летела...
Приветствую тебя, желанная, непроглядная Ночь. Ты недолго таилась у Вечера за плечом. Навалилась упругой и теплой грудкой, зажмурила мне глаза своими теплыми ладонями. И таинственно запричитала шорохами, вскриками птиц, цокотом торопливых и жадных шагов. Скоро - явление нового Дня. Будешь ему повивальною бабкой. Отсечешь пуповину колким месяцем. Обожаю нежные и теплые объятия твоих гибких рук. И то, как верно и мудро подталкиваешь к постели. Дыханием тяжелишь мои веки, и снимаешь усталость со лба единственным взмахом плаща. Мерно качаешься между Завтра и Вчера, словно полстакана воды в чуть дрожащей руке. Сквозь сон не хочу, чтобы хоть чуточку поспешала навстречу легкомысленному, суматошному и туманному, юному Дню. Зато страстно хочу, чтобы у моей любимой были такие же роскошные и желанные очи, как у глубокой Ночи.
*
Б У К А Ш К А
Одна букашка жила в огромном городе на берегу парка. Это был очень деловой и крайне занятый с утра до позднего вечера экземпляр. Она постоянно куда-то торопилась и всегда немного опаздывала. Но при этом до такой степени боялась в жизни своей что-нибудь пропустить, что каждую былинку, встречавшуюся на ее довольно прямой пути, обегала по периметру, вбирая ногами буквально все ее зеленые клеточки. Поэтому лучшее лето жизни ушло у нее на то, чтобы добраться от одного края парковой лужайки, покрытой густой и жесткой травой, до другого.
*
СКАЗКИ-ПОБАСКИ
В душе, словно саднящие занозы, - сказочки, состоящие из одних только названий. Сказка о черноморском попугае Консенсусе, пытавшемся неимоверно углубить мышление и пострадавшем за слово плюрализм. Сказка о свирепой и хмельной полусонной мухе, огромной, как дирижабль, которая беспрерывно жужжала над микрофоном, пока ее не ударило током. Сказка о лобзике, любившем втихую подпиливать по одной ножке у каждого из стульев для гостей. Сказка о комарихе, которая знала, кого кусать потому, что дружила с блохами собаки большого начальника. И другие.
*
Н О В О Г О Д Н Е Е
В новогоднюю ночь приветствую вас, близкие-дальние звезды. Ваше эхо ловлю - в нем и радость, и боль, и прощанье. Вы над жизнью моей - словно вешки и словно друзья. Перебрасывая мостики к дальним сознаниям, населяющим ваши планеты, разговариваю с невидимыми братьями, с не рожденным Будущим.Улавливаю неуловимое.Каждый момент жизни освещает (мерцая то вблизи, то вдали) звезда моего незримого друга. Поэтому знаю, что даже умирая, друзья не уходят. Просто смещаются на небосклоне, становясь за плечами и чуть над головой, чтобы можно было изредка к ним обернуться. Их души недосягаемо рядом.
*
ПИСЬМО НИКУДА
Снова пишу неизвестно кому, неизвестно куда, неизвестно зачем. У меня непонятное, выворачивающее наизнанку, чувство человека, стоящего перед снежным нетронутым полем. И одновременно - чувство собаки, которой мальчишки подцепили консервную банку на хвост.Мелодии, образы м слова неотступно звучат внутри, куда бы ни шел. Куда бы ни шел, волоча понуро свой хвост по грязи дорог и буден. Только что видел в зеркале человека, получившего огромное наследство, и щедрый поток этого чуда еще не иссяк в глубинах души. Потом ощущал себя трудягою-псом, прожившим негаданно больше, чем мог ожидать. Мечтающим, что проживет еще хоть немного с не протекающей крышей над головой и мозговой косточкой в зубах.Но, вскрыв одну из оберток, увидел, что пакет ценных бумаг и денег полит кровью. А пса среди ночи пугающий вой призывает на похороны сразу всех его друзей-дворняг. Вот поэтому снова и снова пишу неизвестно кому, неизвестно куда, неизвестно зачем...
*
В Е Р Ш И Н А
Встань! Победи томленье, нет побед, Запретных духу, если он не вянет, Как эта плоть, которой он одет!
Человеческая душа во времена внутреннего одиночества м внешней смуты устремляется на поиск отзвука в ином сердце, карабкается по холодным утесам равнодушия. Она барахтается в каменных осыпях мелочей и вдруг вылетает на "бараньи лбы" катастрофического непонимания самыми близкими людьми.Но все ближе сияющая вершина, скрытая туманным покрывалом надежды. Шаг, еще шаг. Вот она - для тебя. До этого никого не любившего, всегда только учившегося любить. Дух перехватывает и невыносимо отчетливо и гулко стучит в висках. Покоренные пики никогда не исчезают из нашей памяти, лишь подергиваются занавесью забвения, напоминающей зыбкий мираж.Ведь несравненно труднее разлюбить, уже полюбив (прикоснувшись к душе), как и однажды побывав на вершине - все это забыть.
*
Н Е З Н А К О М К А
Где ты? Кажется, что совсем тебя не знаю, что Колумбова радость первой встречи еще впереди. Быть может от этого так тревожно, светло и обжигающе-свежо в комнате? Ты ли - эта уютная женщина, сидящая великолепной спиною и уже слегка повернувшаяся намеком белоснежного, роскошного плеча. Душа возвращается с внешнего холода, словно иссеченный штормами, весь в ракушках чужих морей, корабль.Но ты - словно недосягаемый и постоянно ускользаемый от меня мираж. Будто сытная для глубинного корня животворная влага, которую всю свою жизнь безутешно и слегка возмущенно ждал. Которую зверски хотят выпить мои иссохшие и постанывающие в одинокой ночи губы.Только до подушки - и сразу душу пронизывает холодный и тяжкий сон. Мираж сменяется миражом, сюжет - сюжетом, видение - видением. И ты, все поняв, ты обняла уверенным движением (поджав теплым коленом) и извлекла мою растрепанную душу из запекшегося небытия сновидения. Словно с лучезарной улыбкой наконец-то сказала : "Здравствуй, это я".
*
Р У Б Е Ж
Дорогой мой братишка, что мы с тобою сможем сказать себе самим, прожив пятьдесят? По-моему, на каждом отрезке беспрестанно вихляющего пути, через каждые десять лет стоит подводить финишную черту и считать осенних цыплят. В этом - мощный трамплин во все более горьковатое и фантастически быстро меняющееся Будущее. Грустно слышать от смертельно уставшего человека, словно единственный жизненный итог: "Полвека я все-таки прожил"...
*
С А Д
Дай мне руку, вечно припаздывающее, но всегда неожиданное Грядущее. Ночами по-кошачьи незримо проникаешь в заспанные дома и утверждаешься, словно гром среди ливня. Никогда не буду бы заискивать перед тобою. Ведь признаешь только одно действие - утверждение в разлитом вокруг Настоящем. И все же знаю, как приподнять твою пелену. Можно говорить с кем-то, выглядывающим из-за угла, разговаривая с детьми. Они - тайные послы постепенно входящего в силу Грядущего. Судят сурово и великодушно. Их надо любить, но обязательно делать прививки из Прошлого. Тогда взращиваемый сад - плодоносен.
* * *
ГЕНИЙ ДЕТСТВА
Эвакуированы мы из Детства навсегда...
Малыш, который явился в розовый для него мир, не ожидает каких-либо враждебных его проявлений. Всех тех капканов и петель, что поджидают его на неблизком пути. С методического разрушения взрослыми домика, принадлежащего гению детства, начинается сокрушение нежных твердынь доверчивой прежде души. Постепенно взрослея, он усваивает урок и начинает пробовать собственные силы, обращая созидательные действия в разрушительные. И даже преуспевает в этом. В детстве наши природные чувства обострены, не зашлакованы и первозданны. Мы в значительной степени - звери, зверьки. Проявление истинной, хищной природы порою спасает неокрепшую жизнь. Помогает в "охоте" за наиболее вкусной пищей и простейшими удовольствиями. Изощренность обретается позже. Ближе к юности обостряется другой природный инстинкт - половой. Следом появляется сопутствующее ему стремление к подавлению, "истреблению" вокруг себя всех тех, кто способен помешать реализации неукротимого зова рода. И только на излете жизни человек, понимая истинные мотивы и сущность борьбы и сознательно отказываясь от ее диктата, обращается к предкам. Если же посчастливилось понять это несколько раньше, в расцвете сил, то он поднимает взор в вышину, устремляясь в иные вселенные.