Лавруха-браконьер
Когда навигация закончилась, Дормидон переехал с поста в станицу. Он не стал разбирать конуру, где жили Нутка с енотом. «Пусть тут перезимует, всё в затишке», — думал дед о Корноухом.
Ранней весной, в конце марта, старик снова поселился в своей избушке. Нутка первым делом сунулась в конуру, обежала и обнюхала все закоулки: видно, вспомнила своего друга. Конура была забита ещё не растаявшим снегом. «Зимовал где-то в другом месте», — подумал Дормидон.
Не знал ещё дед, что Корноухий погиб. Случилось же это незадолго до его переезда на пост…
Был у нас в станице некто Дубинин. Впрочем, фамилию его мало кто знал, а звали просто «Лавруха-браконьер». Работал он ночным сторожем в кооперации, а жил больше доходами от рыбной ловли и охоты.
Мы с Костей не раз сталкивались с ним на рыбалке. Придём, бывало, на облюбованное место, а оно занято: Лавруха ставил по 20–25 донных удочек на сазанов. Приходилось примащиваться по соседству на неудобном месте и с невольной досадой и завистью видеть, как Лавруха бегал от одной удочки к другой и снимал толстых золотистых поросят-сазанов, тогда как нам попадались лишь тощие подлещики. Налавливал Лавруха столько, что отнести всё за один раз было невозможно. При нём всегда дежурил сынишка и время от времени уносил в мешке сазанов домой.
Костя попытался однажды подглядеть, на какую приманку ловит Лавруха. Но тот, смерив Костю косым взглядом зеленоватых, как бутылочное стекло, глаз, сердито выговорил:
— Нечего тут околачиваться, рыбу пугать!
И всё же однажды, проходя яром, сын случайно подсмотрел.
— Папа, Лавруха ловит на пуговицу! — удивлённо сообщил он мне.
— То есть как — на пуговицу?
— А так. Застёгивает под жабры. У него там кусок макухи привязан, а от него поводок с металлической пуговицей. И никаких крючков!
Я понял, в чём дело, и засмеялся. Так ловят на тупой крючок. Но способ этот не любительский, строго запрещён, и Лавруха заменил тупые крючки пуговицами…
Промышлял Лавруха и охотой. В неположенное время бил зайцев, лис, куропаток, уток, не гнушался утятами. И всё сходило ему с рук. Охрана у нас была малочисленная, а угодья обширные. Костя возмущался наглостью браконьера, пробовал урезонить.
— Не суйся не в своё дело, — обрывал Лавруха, — законы я без тебя знаю.
Тогда на школьном комсомольском собрании Костя (он учился тогда уже в девятом классе) внёс предложение организовать добровольную дружину по охране охотничьих и рыболовных угодий. И вот однажды группа дружинников прихватила Лавруху на рыбалке и, предъявив удостоверения, выданные милицией, забрала с десяток сазанов и доставила в милицию вместе с запрещёнными снастями. Лавруха уплатил штраф и стал осторожнее. Он чуял, что за ним следят. Рыбалку прекратил и переключился на охоту: там легче ускользнуть от надзора.
Дружинникам нет-нет да и поступали сигналы: Лавруха промышляет… Лавруху видели с ружьём в займище… А время было запретное. Попытался было Костя однажды с товарищами устроить на него облаву в лесу. Но выследить такого охотника, как Лавруха, в обширных донских займищах — всё равно что найти иголку в стоге сена.
В другой раз (это было под весну) ребятишки подсказали, что у Лаврухи во дворе сушится какая-то шкурка. Костя бросился к Лаврухиной хате. Действительно, на рогульке у летней кухни висела вывернутая шкурка какого-то зверя. Калитка была закрыта. Костя перескочил невысокий забор. Белый красноглазый кобель мохнатым клубком кинулся под ноги, разинув клыкастую пасть, захлебнулся яростным лаем. Костя прижался к забору, отбиваясь от наступавшего пса.
Лавруха медленно подошёл, пинком отогнал собаку, враждебно глянул на Костю косоватыми тусклыми глазами:
— Чего надо?
— Показывай, что у тебя сушится на рогульке, — сурово сказал Костя.
— Нюхаешь всё? — злобно усмехнулся Лавруха. — Ну что ж, смотри.
Костя поднял глаза. Там, где висела шкурка, словно в насмешку болтался обрывок верёвки. Костя понял: пока он отбивался от пса, Лавруха успел спрятать шкурку. Пришлось уходить ни с чем. Было досадно, а Лавруха, стоя у двора, насмешливо улыбался вслед.
Вскоре после этого Костя шёл по улице. У палисадника играли ребятишки. Костя остановился, заинтересовавшись тем, как рыжеволосый сынишка Лаврухи Пашка ловко подбрасывает ногой жёстку. Костя насчитал тридцать, а жёстка всё ещё, как привязанная невидимой резинкой, подлетала вверх, плавно опускалась к ноге и снова взвивалась. Ни у кого из ребят не было такой пушистой жёстки.
Внезапно догадка поразила Костю. Сдерживая волнение, он безразличным голосом спросил:
— Хлопцы, кто хочет раз стрельнуть?
— Я! Я! Я! — бросились к нему игроки.
— Дам тому, кто принесёт мне кусок кожи с пушистой шерстью.
— Дюже длинной чтоб или как?
— Да вот, к примеру, чтобы как эта. — Костя взял из рук рыжего Пашки жёстку и пригляделся.
Сомнений не оставалось — жёстка была сделана из кусочка хвоста енота.
— Большего куска у тебя нет?
— Нету, — вздохнул Пашка. — Это с дичалого кота, тятька в лесу убил. Он продал шкуру. А за эту дашь стрельнуть?
— Ладно, приходи вечером, дам. — Костя положил покупку в карман и отошёл.
«Дичалый кот? — подумал он. — Врёшь, Лавруха, не обманешь!»
Костя показал жёстку мне, посоветовался с товарищами, с инспектором милиции. Пришли к заключению, что улика недостаточная. На совещании дружины решили: выследить и поймать на месте преступления. Для наблюдения за Лаврухой установили дежурства.
Был март, и всякая охота запрещена. В ночь под воскресенье на ещё не оттаявшую землю выпал неглубокий снег. А на рассвете Костю разбудил Саша Ногин:
— Лавруха пошёл в займище… С ружьём!
Одеться, сунуть под фуфайку за пазуху кусок хлеба, кинуть на плечо ружьё для Кости было делом нескольких минут. И вот два друга, переняв от хаты Лаврухи его след, идут, тихо переговариваясь. Тишина. Чуть примораживает. В сумерках рассвета на свежей пороше отчётливо выделяются следы резиновых сапог в ёлочку.
Перевалили Дон, прошли мимо землянки Дормидона, углубились в займище. Шли осторожно, укрываясь за деревьями. Скоро след человека соединился с заячьим и некоторое время шёл рядом или вперемежку с ним, потом круто повернул вправо. Здесь скрещивались две звериных стёжки. Следопыты склонились, рассматривая новый след, по которому пошёл Лавруха.
— Лиса? — высказал предположение Саша.
— Нет, — взволнованно возразил Костя, — это след енота. Идём быстрее!
Взошло солнце. Белизна выпавшего за ночь снега была до того чистой и яркой, что слепила глаза. Следы в ёлочку рядом с круглыми, в пятак величиною, вывели ребят на открытую луговину и терялись за нею в чаще Дмитриевской рощи, что в пяти километрах от станицы. Друзья остановились: как бы не спугнуть браконьера!
В это время со стороны рощи раздался выстрел, второй…
— Бежим!
Костя устремился напрямик через луговину, Саша за ним.
Добежав до опушки, отдышались и пошли тише, с остановками, бесшумно ступая след в след.
Костя шёл впереди. Вдруг он схватил Сашу за руку и толкнул за толстый ствол вербы, приложив палец к губам. Оба выглянули. Метрах в двадцати на небольшой лужайке Лавруха привязывал на сук только что убитого зверя, намереваясь снять шкуру. Недалеко стояла прислонённая к дереву двустволка.
— Я заговорю с ним, — шепнул Костя другу, — ты захвати ружьё.
Занятый делом, Лавруха услышал шаги, лишь когда ребята подошли почти вплотную, и резко обернулся. Страх и растерянность исказили его лицо. Окровавленный нож выпал из рук. Косоватые глаза под рыжими бровями забегали по сторонам, оценивая обстановку.
Саша тем временем стал к стволу дерева, заслонив собою Лаврухину двустволку. Костя, не снимая с плеча ружья, шагнул ближе. На суку дерева, подвязанный за ноги, висел енот с рваным ухом. Это был Корноухий. Костя весь задрожал от сдерживаемого возмущения, но заговорил спокойно, невинным голосом:
— С удачей, товарищ Дубинин. А мы вот пустые… — Тут он даже вздохнул. — Вышли по свежей пороше на зайцев, и следов много, а не набрели.
— А-а, так вы, значит, на зайчиков? — радостно засуетился обманутый Лавруха, поднимая нож. — Вот я управлюсь, чуток обождите, поведу… Знаю такое местечко — зайцев невпроворот!..
Костя повёл глазами в сторону Саши. Тот опустил глаза, схватил двустволку и быстро отскочил в сторону. Одновременно Костя, скинув с плеча ружьё, крикнул:
— Отвязывай енота, гад, и шагай впереди нас!
Одураченный Лавруха рассвирепел:
— На чёрта сдался ваш енот! Несите сами, если надо, а только не я его убил, подобрал дохлого, — и, сунув руки в карманы куртки, зашагал по направлению к станице.
— Там разберутся, — сказал Костя и, пропустив Лавруху, пошёл следом.
…Когда Костя поведал эту историю деду Дормидону, тот долго сидел молча, грустно попыхивая трубкой. Нутка лежала у его ног, искоса посматривая то на Костю, то на хозяина, будто понимая, о чём шла речь.
— Есть же у нас ещё такие пакостники, как Лавруха! — наконец произнёс Дормидон и погладил Нутку…
Сайгаки
Мы получили записку от знакомого охотника Сергея Ситкарёва, зоотехника из соседнего района. У них на полях появились сайгаки. Я был несказанно удивлён. Сайгаки — степные антилопы! Когда-то неисчислимые стада их бродили по целинным степям европейской и азиатской части нашей страны. Но хищническое истребление охотниками и волками привело почти к полному их исчезновению. Теперь они сохранились лишь на Чёрных землях (в Прикаспийской степи) и взяты под охрану государства. Охота на них строго запрещена.
«Редкий случай, — писал Сергей. — Чтобы спасти поля и отогнать сайгаков на Чёрные земли, откуда они явились, разрешили на них охоту. Приезжайте в выходной, жду».
Мы с жаром принялись заряжать патроны, готовить амуницию. Но в тот самый день, когда надо было выезжать, меня неожиданно вызвали телеграммой в область. Пришлось Косте отправиться одному. Потом, когда я вернулся из поездки, сын рассказал мне со всеми подробностями то, что он пережил на этой необычной в наших местах охоте.
Выехал он в субботу под вечер попутной машиной. Было душно. Юго-восточный ветер-суховей ещё не сдавался. Красные от предзакатного солнца, покачиваясь, плыли степные корабли-комбайны. Полным ходом шла уборка озимых.
Проехали границу района. Где-то тут бродят безобидные у себя в заповеднике, а здесь ставшие опасными вредителями сайгаки. Костя привстал, держась за кабину, надвинул шляпу, посмотрел по сторонам, но ничего не увидел. Попутчик, железнодорожник со станции Зимовники, дотронулся до его руки:
— Сюда глянь!
Костя посмотрел налево. То, что он принял было за поросшее сорняками паровое поле, оказалось опустошённым полем яровой пшеницы. Редкие стебельки одиноко торчали здесь и там, большая же часть их была выбита, смята, спутана.
— Сайгаки прошли, — сказал железнодорожник. — Беда, сколько хлеба сгубили!
Костя подсел к нему:
— Много их тут?
— Тысячи. Стадами бродят. Как саранча: пройдут — и пропал труд. Не столько съедят, сколько вытопчут. Вы на сайгаков? — Он кивнул на двустволку. — У нас один охотник живьём добывает их для зоопарка.
— Как же он их ловит? — заинтересовался Костя.
— Верёвкой. Выследит, где у них водопой на речке, засядет в камышах и ждёт. Как только вожак войдёт в воду — выскочит, громко крикнет. Вожак с перепугу вплавь на другую сторону, стадо — за ним. Охотник — в воду и заарканит одного, а то и двух сразу.
Костя усомнился:
— Так-таки и не разбегаются?
— Нет. Стадные животные, те же овцы, — усмехнулся словоохотливый попутчик. — Пробовали наши охотники собаками брать их, да где там! Только раз всё же отбили рогача и загнали прямо на станцию. Как вскинулись дворовые псы! Как подняли гвалт, просто ужас! Видит сайгак — беда: сзади собаки, спереди собаки, и влетел прямо в открытые двери магазина. Псы сшиблись у входа, лают, заливаются. Женщины, что в магазине были, с перепугу разбежались. Сайгак уткнулся мордой в тёмный угол у прилавка, дрожит бедолага. Продавец схватил верёвку да и накинул ему на рога.
Рассказ железнодорожника распалил воображение Кости. Он размечтался о завтрашней охоте на невиданную в наших местах, заманчивую дичь: говорят, отдельные самцы весят до семидесяти килограммов!..
Вечером Костя сидел у костра в отделении совхоза. Коренастый, с медно-красным лицом табунщик Митрич жарил шашлык из баранины. Сергей Ситкарёв, молодой человек, смуглый почти до черноты, посмеивался, поблёскивая белыми, крепкими зубами:
— Митрич, расскажи гостю, как вчера на сайгаке катался.
— Чего там… Ухватил, и ладно, — проворчал тот.
— Ну, тогда я расскажу.
Митрич пожал плечами, и Сергей начал:
— Приехал к нам уполномоченный от зоопарка за сайгаками. И вот захотелось Митричу поймать хоть одного. Так захотелось — ночи не спит, всё думает: как сайгака добыть? Вот один раз погнали табун к колодцу в степи, а там стадо сайгаков: воду пьют из корыт. Тут Митрича и осенило. У колодца было несколько коробов, весной в них привозили мякину для скота. Напоили стадо. Митрич перемигнулся с помощниками и засел под короб. Ребята отогнали табун поодаль и наблюдают.
Долго сидел Митрич, а дождался-таки: пришли сайгаки, теснятся, короб толкают. Митрич тихонько приподнял короб да как хватит сайгака за заднюю ногу! Тот рванулся, стадо шарахнулось врассыпную. Сайгак — самец-рогач попался — за стадом на трёх ногах и поволок Митрича по земле… Сайгаки скрылись, Митрич на ноге рогача болтается, а сделать ничего не может. Хотел уж бросить добычу — бока поотшиб, весь исцарапался, да ребята увидели, как их начальник по степи катается, прискакали и выручили из беды…
— Где ж тот сайгак? — спросил Костя.
— Здесь в амбаре сидит, пойдём покажу, — сказал Сергей поднимаясь.
Сайгак лежал на соломе, брошенной на деревянный пол. Когда мы вошли, он вскочил, отпрянул в угол и стоял, дрожа всем телом и озираясь. Видом своим и величиною он несколько напоминал овцу. Мех густой, но короткий, на спине и боках желтовато-бурый, на брюхе тёмный, почти синий. Бросалась в глаза несуразно толстая голова. Нос очень странный: горбатый, широкий, стянутый морщинами. Рога — как две маленькие сабли, закинутые назад…
С рассветом пятеро охотников оседлали лошадей и выехали в степь.
Сайгаков нашли не скоро. Большое их стадо увидели с бугорка километра за два, на целине, на выпасах…
И вот Костя с Сергеем лежат в небольшой ложбине, вымытой вешними водами, метрах в семидесяти друг от друга. Позиция очень удобная. Ложбина узкая, неглубокая, но достаточная, чтобы скрыть их обоих. Митрич с помощниками увели лошадей. Они будут нагонять стадо на засаду.
Ветер крепчал, но в укрытии было тихо. Солнце стояло высоко и порядочно припекало. Костя поминутно вытирал платком пот, застилавший глаза. Сзади, метрах в ста, — грейдерная дорога. По ней изредка пробегают машины, оставляя за собой густые пыльные хвосты. Но ветер в другую сторону, и пыль не несёт сюда. Кажется, всё в порядке. Успех охоты будет зависеть от Митрича и его товарищей. «Сумеют ли они повернуть стадо к нам?» — волнуясь, думал Костя.
Он изредка выглядывал: ни сайгаков, ни загонщиков…
Время будто остановилось. Трудно сказать, сколько прошло: час, а может, три. И вот Костя, осторожно выглянув, увидел загонщиков примерно в полукилометре. Они ехали верхом, повода опущены, лошади их пасутся. Сайгаков не видно, но Костя сообразил, что они должны быть где-то здесь, недалеко. Взвёл курки, плотнее прижался к земле. Посмотрел в сторону Сергея. Тот делал какие-то знаки. Костя догадался, что стадо близко и Сергей предлагает подготовиться.
Вдруг сзади послышался гудок автомашины, а следом за ним какой-то глухой шум, топот множества ног. Да это же сайгаки бегут! Костя вскочил на колено. Огромное стадо животных, нагнув головы, мчалось по направлению к дороге. Впереди стада рогатый вожак, высоко вспрыгивая, оглядывал с высоты прыжка степь. До крайних было не менее двухсот метров. Стрелять не было смысла. «Бах-бах!» — услышал Костя выстрелы Сергея. Он приложился и тоже выпалил дуплетом. Трясущимися руками перезарядил двустволку и, хотя расстояние до животных увеличилось на много метров, бабахнул ещё два раза.