И газ начал просачиваться в ее душу — тоненькой струйкой, с негромким свистом и сипением.
Газ, не имеющий цвета и запаха, но отравляющий все на своем пути.
Конечно, Брониславе хотелось, чтобы Влад остался в живых. Никто не пожелает смерти своему парню. Но в этот момент девушка впервые подумала не только о том, что Влад будет жить, но и том, как он будет жить. Она словно увидела, как Влад ласкает эту нафуфыренную, набеленную куклу. В груди Брониславы поднялась горячая волна.
“Дитрих согласится, — подумала девушка. — Конечно, он согласится. Он же больной. Псих. И таблетки не принимает”.
Влад замолчал и отвел взгляд в сторону, чтобы больше не видеть жуткой оранжевой звезды. Он ожидал чего угодно в ответ на свою просьбу. Но только не смеха. Негромкого, сдержанного, издевательского смеха. Влад вскочил, сжимая кулаки.
— Сядь, — сказал Дитрих и качнул парализатором. Никитский опустился на табурет. “Где он, интересно, достал эту штуку”, — подумал Влад, неприязненно глядя на оружие.
— Убить тебя, — продолжал Дитрих и покачал головой. Он произносил слова медленно, чуть нараспев. С любопытством посмотрел на Влада, усмехнулся. — Ну и чистоплюй же ты… Сколько ей лет?
— По-моему, Тран Ле Чин на год младше меня, — неуверенно ответил Влад.
— За три года многое можно успеть, — сказал Дитрих. — Если бы я был на твоем месте, я бы такой фигней страдать не стал. Да, ты ей будешь лизать все, включая задницу и пальцы ног. Она, конечно, вывернет тебя, как захочет. Но ведь и ты ее раком будешь ставить. Каждую ночь. Они нас двести лет уже имеют, как хотят, так почему бы тебе… Кстати, а еще можно…
Обомлевший Влад слушал, что еще, по мнению Дитриха, можно сделать с Тран Ле Чин. Не то чтобы все излагаемое было для него новостью, но в голове Влада этот раздел физических упражнений как-то не совмещался с понятием “дочь Вана”. Дитрих увлекся и зачастил. Иногда он спотыкался в словах и шипел почти как змея, стремясь перепрыгнуть на следующее. Влад догадался, что обычно Дитрих говорит медленно для того, чтобы не заикаться. Никитский заметил, что простыня рядом с парнем тихонько зашевелилась. Влад вспомнил, что видел на столе две тарелки.
Из-под простыни появилась всклокоченная голова. Лицо пересекали красные полосы и пятна, словно по нему проскакала стая мангустов, — до того, как ее разбудил голос Дитриха, девушка сладко спала. Именно поэтому Влад не сразу узнал Хельгу.
— Так вот о чем ты думаешь? — яростно спросила она.
— О, м-милая, так ты уже проснулась…
— И когда ты меня… Думаешь, значит, какой ты здесь сильный и могучий? Крутой такой? Да?
Но Дитрих не смог бы ответить, даже если бы хотел. Хельга схватила его за горло обеими руками и ударила головой в лицо.
Дверь распахнулась, и на полянку выбежал Влад. Вслед ему неслись какие-то слова на немецком, явно не комплименты. “Значит, отказал”, — подумала Бронислава и ощутила горькое разочарование. Девушка поморщилась — немецкий никогда не нравился ей из-за сочетаний хрипящих согласных, а сейчас это и вообще звучало так, как будто дракон средних размеров прочищал горло.
Влад остановился рядом с Брониславой.
— Пойдем домой? — участливо произнесла она.
Девушке пришлось повысить голос, чтобы Влад ее услышал.
— Нет, — произнес он. — Подождем немного. Пусть они разберутся…
— Они? — переспросила Бронислава.
И только в этот момент поняла, что из берлоги Дитриха доносятся два голоса. Влад сел на корточки, упер руки в колени. Ругань сменилась отчетливыми звуками такого характера, что Бронислава, покраснев, предложила:
— Может, пойдем погуляем пока? Это ведь на полчаса, не меньше.
— Да, пожалуй, — прислушавшись, неохотно согласился Влад.
Он выпрямился.
В этот момент на пороге дота показалась взъерошенная Хельга. Бронислава уставилась на нее с нескрываемым изумлением.
— Заходите, — сказала Хельга приветливым тоном, никак не вязавшимся с ее мрачным видом. — Дитриху надо подумать. А мы пока чаю попьем.
Подростки вошли в дот. Хельга полезла в навесной шкафчик за чашками.
— Давай я тебе помогу, — сказала Бронислава.
— Достань из холодильника пирожки, — ответила Хельга.
Влад устроился за столом. Слушать болтовню девушек было невыносимо. “Господи, но что тут думать, — стиснув зубы, рассуждал подросток. — Да или нет, вот и все, что от него требуется. Садист…” Дверца шифоньера была аккуратно прикрыта. Дитрих сидел на полу у дальней стены, под надписью, которую Никитский в свое первое посещение не заметил.
278 гвардейская десантная дивизия
Игорь Печкин *** 2094
Марк Эренбург ** 2090–17.06.2120
Fritz Schneider ** 2099–15.06.2120
Рустам Аллахаев * 2097–02.06.2120
Влад на несколько секунд забыл о собственных неприятностях. Он смотрел на пустое место после тире около первой фамилии. Бронислава поставила тарелку с пирожками на стол и сочла на этом свою миссию вежливой гостьи законченной. Девушка села на чуть скрипнувший табурет.
— Откуда вы все это взяли? — спросила она хозяйку. В отличие от своего друга, она первым делом обратила внимание не на надписи на стенах и даже не на компьютер, рядом с которым расположился Таугер, а на мебель и обстановку.
— Люди много чего выбрасывают на помойку, — ответила Хельга. — А у Дитриха руки не из жопы растут. Передай бумаги, освободим стол.
Бронислава собрала валявшиеся на столе бумаги. Это оказалась карта мира, распечатанная на четырех листах и еще не собранная в одно целое.
— А почему здесь нет Кауаи? — спросила девушка, складывая листки стопочкой и протягивая Хельге.
— Здесь и Гренландии нет, а мы там жили, — пожала плечами та.
Дитрих повернул голову и сказал:
— На карте нет ни одного острова, где живут белые. И ни одного такого острова на карте и не будет, пока миром правят желтые и черные ублюдки. Вот такая история с географией.
Хельга поставила на стол чашки, пластиковую бутыль с холодным чаем и присела, наконец, сама.
— Островов на карте нет для того, чтобы черные не могли нас найти. Нас берегут, нас прячут. Ведь мы — мозг Земли, если бы не мы, черные давно бы раздавили цивилизованный мир, — вежливо ответила Бронислава. — А у вас какие-то странные взгляды. В нашем мире все нации равны, и каждый занимается тем, к чему более способен. Белые люди занимаются наукой, желтые — производством и торговлей и только черные не хотят работать, а хотят грабить наши земли. Вы разве хотели бы работать на стройке, до пояса в цементе, ниже пояса в грязи?
Таугер усмехнулся.
— Да, я п-п-предпочел бы строить, чем возить дерьмо. А островов на карте нет для того, чтобы о них — о нас — знало как меньше людей. Если их можно назвать людьми… Для того, чтобы можно было спокойно нас перерезать, если придет такое желание. Если бы нас берегли, как ты говоришь, то гораздо логичнее было бы нам, желтым и белым, жить всем вместе. Чтобы черным выродкам пришлось бы пробиться через великую желтую стену из тел наших братьев, прежде чем достать нас.
Последние слова он произнес, явно пародируя диктора новостей центрального канала.
— А так — подплывай и бери голыми руками, — закончил Дитрих. — На островах нет военных комплексов. А те, кто п-п-предлагал их у-у-установить…
Таугер замолчал. Несколько секунд Бронислава переваривала информацию.
— Но ведь выходят газеты, — сказала девушка неуверенно. — С новостями. Где сообщается о достижениях белых ученых…
— И как ты думаешь, — засмеялся Дитрих. — Многие из этих желтых ублюдков умеют читать хотя бы на одном из наших языков?
Шокированная до глубины души Бронислава замолчала. Хельга наполнила чашки и предложила:
— Берите пирожки. Они с картошкой. Я из дома притащила. Девушка первая последовала своему же совету и впилась зубами в румяный бок. Влад послушно взял пирожок, откусил.
— А еще можно добавить сюда лучку, — начала Бронислава, но Хельга перебила ее:
— А еще можно тушить помидоры в кетчупе. Так значит, они застукали вас под тем кустом шиповника, что рядом с дорогой?
— На нашем острове только один куст шиповника, насколько я знаю, — ответила Бронислава.
Хельга хмыкнула и сказала, обращаясь к Дитриху:
— Помнишь, ты нарыл где-то песню про белый шиповник? Такая грустная. Тара-тарарам, та-ра-ра-ра-рам… Давай поставим. Пусть послушают — очень подходит.
— Я перезаписал тот кристалл, — ответил Таугер.
— Жалко…
— Это же на вашем языке? — спросил Влад, указывая на надпись латиницей. — Что там написано?
— “Ничего для них. Никогда”, — неохотно ответил Дитрих.
— Я так и подумал, — мрачно сказал Влад. — А ты — ты уже подумал? Что ты решил?
Таугер взъерошил свои короткие волосы.
— Поняла, Хельга, с кем ты спишь? С маньяком-убийцей.
— Ну, с маньяком — это точно, — ответила девушка. — А насчет убийцы — ты ведь еще не сказал ни да, ни нет.
— И как ты думаешь, что я скажу?
— Мы же почти ничего не знаем про Вторую Гражданскую Войну Белых, — задумчиво произнесла Хельга. — Это было так давно… У наших предков могли быть причины кидать предъявы к предкам Влада. А у вас друг к другу ничего нет. Наверно, можно убить человека, но ведь не из-за бабушкиных сказок же.
Дитрих улыбнулся. У Влада перехватило дыхание. Он отложил пирожок, чтобы не поперхнуться им.
— Она права. Нет, — сказал Дитрих.
— Ты должен сделать это сам, и быстро, — продолжал Таугер. — Чтобы они не могли тебя спасти. Могу посоветовать прыжок с высокого здания — гар-р-рантированный результат. Со второго корпуса университета, там, где лаборатория, например.
Внутри у Влада все оборвалось. Перед глазами замелькали разноцветные полосы и пятна.
— Но я пойду с тобой, — как сквозь вату, услышал он голос Дитриха. — Я скажу, что это сделал я. Чтобы твоих родителей не отправили всю жизнь поднимать науку в Антарктиде. Но не надейся, подталкивать я тебя не буду. Зассышь — значит, туда тебе и дорога.
Влад глубоко вздохнул, справился с собой и ответил:
— Хорошо.
— Я зайду за тобой, когда стемнеет.
Влад поднялся, чуть не опрокинув чашку с недопитым чаем. Встала и Бронислава.
— До свидания, — вежливо сказала девушка. Бронислава просто была хорошо воспитана, но из-за этой ее невинной реплики Владу показалось, что он уже умер. И находится в аду.
Впрочем, очень скоро ему предстояло проверить свои ощущения на месте.
II
В темноте звучала музыка. Дитрих подумал с досадой, что левая колонка опять фонит.
— Я вот все думаю, а граф — это кто? — пробормотала Хельга, и он понял по ее голосу, что она уже засыпает.
— Я думаю, что-то вроде вана.
— А почему ты им не дал послушать?
— Не хотел, чтобы Бронислава плакала.
Куплет закончился, и снова пошел проигрыш.
— Ты скажешь, что убил его, — пробормотала Хельга. — Они поверят. Но они спросят — почему.
— Из ревности.
Девушка молчала так долго, что он решил, что она уже заснула. Но Хельга сказала:
— Да, тогда они могут оставить тебя в живых. Так и скажи.
— Так, значит, ты меня любишь.
Хельга уже проваливалась в темные сладкие глубины сна. Но странный, изменившийся голос Дитриха выдернул ее обратно в реальность, как крючок рыболова, впившийся в глотку рыбе и вышедший из тела где-то за жабрами. Дитрих встал и начал одеваться, наощупь собирая разбросанную одежду. Хельга повернулась на спину и сказала сердито:
— Да при чем тут это-то.
— Ты видела, как его Броня на меня зыркнула, когда я сказал, что не трону Влада?
— Так это нормальная логика, — ответила Хельга. — Или мой, или ничей.
Таугер тихонько засмеялся:
— А у тебя, значит, ненормальная?
У Хельги перехватило голос. Она подумала, что именно это, должно быть, чувствует Дитрих каждый раз, когда хочет сказать хоть слово. Девушка сглотнула тугой комок. Взвизгнула молния на штанах Дитриха.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — ответила Хельга.
Он натянул футболку и пошел к выходу. Дитрих открыл дверь. Ночь была лунной, и его силуэт на фоне хлынувшего в дот серебристого сияния казался вырезанным из черной бумаги. Таугер замер на пороге.
— Хотел сказать, чтобы ты мужиков сюда не водила, но ты ведь все равно будешь… Сильно этим не увлекайся. И выйди замуж за желтого. Лу Синь давно н-н-на тебя заглядывается, я же знаю.
— У него короткий, — мрачно сказала девушка.
— Глупое ты мясо, — сказал он нежно. — Если ты выйдешь замуж за белого, мы с тобой точно больше никогда не встретимся.
Дитрих шагнул вперед. Дверь поехала под его рукой. Серебристый прямоугольник на полу дота бесшумно и быстро сузился.
А потом исчез.
Влад отшатнулся от края, борясь с дурнотой.
— Ну, т-ты не передумал? Может, пойдем по домам?
Влад отрицательно покачал головой.
— Но почему?
— Я… Я понял, что это за дот, в котором ты живешь. И с кем они тогда дрались — русские и немцы, все вместе…
Дитрих усмехнулся:
— Вот далось же тебе это. Враги могут стать союзниками, но интересы наций остаются неизменными…
Таугер еще несколько секунд смотрел на россыпь огней под ногами и спрыгнул с бортика на крышу. Покрытие мягко спружинило.
— А ты… ты не боишься умереть? — спросил Влад, колеблясь.
Дитрих пожал плечами.
— Отношение к смерти, которое воспитывают в человеке, зависит от того, как его собираются использовать. А я намерен использовать себя исключительно сам.
Он помолчал, глядя на деревья внизу.
— Я скажу, что убил тебя из ревности.
Влад удивленно посмотрел на него.
— Мне будет восемнадцать через два месяца, — просто сказал Дитрих. — Я не могу снять эту звезду, я пробовал. Она сработает точно в срок.
— Но как же ты… Ты что, никогда не видел принцессу? Ее часто показывают по визору.
— Таблетки дадут, — пожал плечами Таугер.
— Об этом я не подумал, — пробормотал Влад.
— Так подумай. За три года многое можно успеть, я же говорю тебе.
Порыв ветра с моря, свежий и холодный, просвистел над подростками, согнул лес стоявших на крыше антенн. Огромная тарелка спутниковой связи задрожала и загудела.
— А как же ты? — сказал Никитский. — Это ведь для тебя единственный шанс.
Дитрих махнул рукой.
— Нет, — произнес Влад. — Ты понимаешь, я не хочу больше быть… Как обезьянка, которая таскает людям самородки из узкой шахты. И получает за это бананы.
— Какие бананы, — ответил Таугер. — Прививки от марсианских инфек-ц-ц-ций она получает…
— Дитрих, не обижайся, — сказал Влад озадаченно. — Но на Марсе инфекций нет. Ни опасных для человека, ни вообще.
Таугер сел на крышу, оперся локтем на низкий бортик.
— Ты слышал про “покрывало смерти”? — спросил Дитрих.
— Да, только этим “покрывалом” и удалось остановить черных, когда они рвались к Марсу четыре года назад. До сих пор не суются. А что?
— Его изобрел мой отец, — сказал Дитрих. — Он предлагал отгородить от черных этим покрывалом Англию — мы тогда там жили. Они изобрели его вместе с мамой, ну, у нас там целая лаборатория была. Им обещали путевки на Марс за это. А в то утро, когда надо было уезжать, я с ними поругался. И убежал в лес. Там леса такие — сто лет человека искать можно. А потом в-в-в-друг сообразил, что они уедут без меня, и я буду болтаться тут по лесам, а они — по Марсссу гонять на ф-ф-флаере… И когда я пришел, он-н-ни уже б-бб-были мертвые. Эти с-сс-уки сказали, что надо с-ссделать прививки от марсианских инфекций. Но н-ннеправильно рассчитали дозу, и первые н-нначали умирать, когда последним еще не сссделали привввв-иввв…
Влад присел рядом с ним на корточки и обнял Дитриха за плечи.
— Я понял, не продолжай, — сказал он. — Я вспомнил. Тогда сообщили, что корабль с твоими родителями уничтожили черные. В космосе…
Таугер мотнул головой.
— Какие на фиг черные в космосе, сами желтомордые расстреляли всех, кому не усс-спели вколоть… А мама была еще жив-вва, когда я ее нашел. Она сказала мне: тт-ттооолько ник-ккому не гггговори…