– Я же вам говорил, – обиделся американец, – просмотрел весь сейф. Все документы. Ничего, даже намека не нашел.
– Вы должны хорошо знать город. Как вы думаете, где нам лучше встречаться?
– Только в отелях. На улицах мы сразу бросаемся в глаза. Вы же смогли догадаться, что у меня парик. Об этом могут догадаться и другие. Кроме того, завтра у вас поездка в Кербелу, а я как корреспондент австралийской газеты буду сопровождать вас. Юбилей Физули отмечается по решению ЮНЕСКО, значит, завтра будут все зарубежные корреспонденты.
На завтра у Дронго была назначена встреча с Афифом Заки в отеле «Виктория». Предупредить связного он уже не мог, не поехать тем более. Значит, придется ехать. Афиф Заки догадается позвонить в отель, чтобы узнать, почему он не пришел. Даже если не догадается, он придет на следующий день, а это одно и то же.
– Договорились. – Дронго поднялся из-за стола.
Ирвинг протянул Наде три голубые бумажки.
– Спасибо.
На всех деньгах, кроме двадцати пяти динаров, были портреты Саддама Хусейна. Голубые, достоинством в сто динаров, коричневые в пятьдесят и красные в пять. А вот на зеленых изображались арабские скакуны.
Разведчики, выйдя из бара, свернули на лестницу. Пока их никто не видел. Поднявшись на следующий этаж, где были расположены французский ресторан и конференц-зал, они подошли к лифтам, нажали кнопку вызова. Через мгновение, уже в лифте, Ирвинг пообещал:
– В номере я не произнесу ни слова, чтобы нас не услышали.
Мужчины вышли из лифта, прокрались по коридору. Дронго почти бесшумно вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь.
В номере никого не было.
Глава 8
Ирвинг приложил палец к губам, внимательно осмотрелся, вышел на балкон, вернулся обратно в номер. Затем, выйдя в коридор, поманил к себе Дронго.
– Встретимся утром в Кербеле, – сказал он на прощание, – если что-то срочное, попросите кого-нибудь из друзей позвонить в «Шератон» Ирвингу Робертсу. Я, конечно, подозрительный иностранец, но пока вне подозрений наших хозяев. Договорились?
Дронго кивнул, возвращаясь в номер. Непонятно, почему Наиля его не дождалась. Или это опять разновидность игры. Правила профессионалов предусматривали безукоризненное выполнение взятых на себя обязанностей. Иначе провал неминуем. Но женщина ушла. Она могла поступить так только в случае крайней нужды, исключительной опасности. Или произошло нечто другое. Он позвонил ей в номер. Телефон не отвечал.
Дронго вновь вышел на балкон. Нужно немного успокоиться и вновь проанализировать ситуацию. Американцам в этом регионе Волк, разумеется, не нужен. Он не просто мешает им, он для них представляет смертельную угрозу. Ирвингу врать незачем, его позиция ясна. Или–или. Или Дронго убирает Волка, или это делает за него сам Ирвинг. С англичанами сложнее. Почему они так хотят получить этого Волка? Что, у них нет своих специалистов? Или им нужен специфический опыт Волка? Может, здесь какая-нибудь игра с подставкой, что не раз делали английская и российская разведки. Но тогда почему так откровенна Наиля? Или это откровенность растерявшегося дилетанта? Не похоже, она для этого слишком умна. Не сходится. Ему как раз не нравилось, что все играют в открытую. Или делают вид. Иракцы, убирающие столь явно его связного. Англичане, внедряющие своего агента Иодида в группу. Американцы, столь откровенно демонстрирующие свой интерес к его миссии. И только Волк пока молчит. Или он затаился в своей норе, выжидая удобного случая? А если Ирвинг – это дьявольская игра самого Волка? Тогда он и Наиля обречены. Но если это так, почему Волк сразу не убирает их? Чего он ждет? Это не в его интересах. Здесь наворочено столько... Почему нет никаких данных у этого Нури? Он же наверняка встречался с предшественником Дронго. Но не послал никаких сообщений, не дает о себе знать. Или его раскрыли иракцы? Но тогда они должны были его сразу арестовать. Саддам Хусейн не любит предателей, тут промедление невозможно. Если это игра, тогда им не позволили бы проникнуть в дом начальника полиции. А если это еще более тонкая игра с подставкой сейфа и отсутствием документов, то за ними должны были вести наблюдение от дома Нури-ад-Дуруби до их отеля. Этого не было. Вернее, они не обнаружили слежки, а это уже кое-что. Не могли два таких специалиста, как Ирвинг и он сам, не заметить слежки. Это исключено.
Завтрашний разговор с господином Нури очень важен. Нужно будет позвонить ему до того, как они покинут Багдад. А вот с Афифом Заки он встретится лишь послезавтра. В Кербелу ехать нужно обязательно, иначе его не поймут, а иракцы просто посадят под домашний арест до самого выезда из страны.
На балконе было душно. Он потрогал решетку, еще раз подумав, как именно дипломат мог упасть с балкона. Затем, подойдя с другой стороны, где стояли небольшие вазоны для цветов, стоявшие теперь пустыми, перегнувшись, посмотрел вниз. Здесь пролезть или до кого-либо докричаться невозможно. Но вот с соседним номером справа вполне можно пообщаться. Неужели это Ариф? Директор Литфонда, любитель вкусно поесть, посидеть в компании друзей. Четыре года в Афганистане могли превратить его в хладнокровного убийцу. Других вариантов больше не было, Азиз не выходил даже на балкон.
В дверь постучали.
– Войдите, – проговорил, он, забывшись. Затем, вернувшись в комнату, пошел открывать дверь.
На пороге стояла Наиля.
– Ты заснул, – громко сказала она подмигивая, – мне стало скучно, и я ушла.
– Ты бы могла меня разбудить, – решил подыграть ей Дронго, – впрочем, ты права.
– Давай немного пройдемся, – предложила женщина.
– Сейчас сменю рубашку. – Он только теперь вспомнил, что не смыл с себя грязь после возвращения.
Через пару минут он был готов, и они вдвоем вошли в лифт. Внизу, в холле, сидели несколько иностранцев. Среди них был высокого роста человек с огромными бицепсами и удивительно тупым выражением лица.
Дронго шагнул к нему.
– Вы не видели здесь доктора Ахмада? – спросил он умышленно по-английски.
Араб раздраженно покачал головой, даже не отвечая.
Это был Халед-аль-Вали, описание которого точно соответствовало образу. Дронго постарался запомнить этого типа.
Выйдя из отеля и окунувшись в горячий южный воздух, они пошли к мосту, находящемуся почти рядом.
– Что случилось? – спросил Дронго. – Почему вы ушли из номера?
– Меня позвали, – немного виновато ответила Наиля, – позвонили из моего номера. Мы живем там с подругой. Я же не могла долго оставаться у вас. У меня на родине есть муж, ребенок. Представляете, что обо мне подумают?
– Я об этом даже не вспоминал.
– Напрасно, – разозлилась женщина, – здесь настоящий Восток. И у нас тоже. Может быть, арабов мы обманем, подсунув им мои притворные экстазы, но боюсь, что вместе с ними мы убедим и всю нашу делегацию. А вот рассказывать всем о своем моральном падении мне бы не хотелось. Даже за большие деньги. В конце концов я должна думать о своей репутации.
– Смешно, – медленно проговорил Дронго, – об этом я как-то не подумал. Мне приходили в голову разные обстоятельства.
– Именно поэтому мы вернемся в отель через пятнадцать минут. Мое слишком долгое ночное отсутствие и без того вызовет колоссальный интерес всех женщин нашей делегации. Как прошел ваш визит? Успешно?
– Не совсем. Я встретил еще одного «специалиста». Только на этот раз из Лэнгли.
– Вы издеваетесь, – обиделась Наиля, закусив губу.
– Только над собой. Там действительно был парень из ЦРУ. – Последние слова он произнес, оглянувшись.
Метрах в ста от них медленно шла машина. Их слова можно было подслушать только с помощью направленного луча, но, если учесть, что Наиля располагала скэллером, сделать это крайне затруднительно. Особенно на мосту, где не было стен, отражающих волны.
– Что ему нужно? – раздраженно спросила Наиля. – Тоже хочет забрать Волка?
– У вас включен скэллер?
– Нет. Они далеко от нас. Вы не ответили на мой вопрос.
– Его голову.
– Его знания, – поняла женщина, – это становится забавным. У меня появился конкурент; что может быть лучше.
– Нет, им не нужны его знания, – терпеливо объяснил Дронго, – им нужен мертвый Волк, чтоб он не сумел попасть на иракскую службу.
– Значит, они ваши объективные союзники.
– В этом деле – да.
На мосту горели все огни. Автомобиль ехал сзади на маленькой скорости.
– Давайте их разозлим, – предложила Наиля, – постараемся убежать от них.
– Не нужно их дразнить просто так, – возразил Дронго. – Это не в наших интересах.
– Вы думаете только о своих интересах.
– А у меня главный интерес всегда один – чтобы все окружающие меня люди вернулись домой живыми. Другого я у бога никогда не прошу.
– Вы верующий?
– Воинствующий безбожник. Но в мечети, костелы, церкви все равно хожу и, кстати, получаю огромное удовольствие. Знаете, – продолжал Дронго, – это ведь все история культуры, история народов. Неуважительное отношение к религии сродни неуважению своих предков. Мы еще многого не знаем, о многом лишь догадываемся. Завтра вы увидите тысячи верующих в Кербеле. Отнимите у них веру, и их мир рухнет. А это очень страшно, когда рушится чей-то мир. Страшно и печально.
– Вы философ, – заметила женщина.
– Нет, просто слишком много повидал на своем веку. Раньше мы считали, что человека можно изменить. Вернее, он изменится под влиянием цивилизации, компьютеров, всевозможной техники, так облегчающей жизнь. Но с течением времени все стали понимать – человек остается человеком. Смешным и сильным, великим и ничтожным. Обратите внимание на нашу делегацию. Там есть и умные, порядочные, действительно толковые ученые, писатели, художники. Есть немало всякой дряни, просто мешающей нормально жить. Но еще больше обычных людей, мечтающих о своем счастье. Для многих из них в понятие счастья входит поставить на ноги детей, дать им образование, воспитание. Чтобы все были живы и здоровы. Вот предел мечтаний многих из них. И уверяю вас, это прекрасные мечты. У каждого из них свой мир, своя сфера общения. И они бывают счастливы, а это самое важное.
– Такое счастье устраивает не всех, – немного печально начала свой рассказ женщина. – Меня завербовали шесть лет назад. Тогда перестройка была в самом разгаре. Уже разрешались кооперативы. А мы с мужем на двоих получали триста рублей. Он прекрасный человек, но как нам было жить? Первая моя информация была о наших военных заводах. Знаете, еще во времена СССР был такой крупный военный завод, – она произнесла название, – а я работала там переводчиком, – продолжала Наиля. – С тех пор мне это понравилось. Чувствуешь себя независимым человеком, самостоятельной личностью. Можешь покупать все, что хочешь, работать где хочешь, вести себя как хочешь. Это почти счастье. Вы не находите?
– У каждого свое, – уклончиво ответил Дронго, – получается, что в бывшем СССР вы изменили родине.
– Пустой звук, – возразила женщина, – что такое ваша родина? Камчатка тоже моя родина? Или земля Франца-Иосифа? Разве я изменила своему городу, своим родным людям? У нас была империя, и я только способствовала ее распаду.
– Не обижайтесь, – возразил Дронго, – но я с вами не согласен. Сейчас в нашем городе все стали патриотами. Рассказывают о борьбе с прежним режимом. Это только громкие слова. Парадоксы истории непредсказуемы. Получается, что человек, всю жизнь защищавший интересы своей страны, работая в КГБ, ныне автоматически становится предателем своей нации и отщепенцем. Хотя работал не стукачом в родной конторе, а скажем, воевал в Мозамбике или Афганистане. А вот другой, предающий интересы своей страны, своего дома, становится героем. Простите меня, я этого понять не могу.
– По-вашему, я предатель? – гневно спросила Наиля.
– Если честно, то да. Меня так воспитывали.
– А вы, бывший коммунист и офицер КГБ, значит, честный человек? Сколько несчастий принесли ваша коммунистическая партия и ваш КГБ нашему народу, сколько загубили людей! И после всего этого вы смеете говорить мне такие вещи, – запальчиво произнесла женщина.
– Во-первых, я никогда не был офицером КГБ, – возразил Дронго, – и сейчас не являюсь им. Хотя, если бы был, очень гордился и никогда бы не скрывал. Во-вторых, я был коммунистом и надеюсь им остаться навсегда, а в-третьих, КГБ и КПСС действительно принесли много бед на землю моих предков, но разве в этом только их вина? А сколько страшного они принесли России, Украине или Белоруссии. А вспомните Прибалтику.
– Вы только подтверждаете мои слова. Прибалтика как раз вышла из состава СНГ и никогда туда не вернется.
– Мы говорили о людях, – возразил Дронго, – разве можно обвинять латышских стрелков, что они поверили в революцию? Или литовских большевиков, боровшихся с фашистской диктатурой. Люди попадают под власть идеологии, становятся ее узниками, и это действительно трагедия. Но во все времена человека, работавшего против своей страны, называли предателем, а помогавшего ей – патриотом.
Несколько минут они прошагали в молчании.
– Жарко, давайте повернем, – предложила Наиля.
– Вы простите меня, я, кажется, увлекся, – извинился Дронго, – сейчас говорить об этом глупо. Мы оба живем ныне в независимом, свободном государстве и можем сами выбирать, на кого хотим работать. Тем более что данная работа не направлена конкретно против нашей страны и нашего народа. Здесь я с вами согласен.
– Вы сложный человек, – медленно проговорила женщина. – А почему вы не были офицером? Это правда?
– Да. Я работал экспертом специального комитета ООН. Мы в контакте с Интерполом боролись с мафией. Но последние годы КГБ все чаще стал просить оказать им ту или иную услугу, и я всегда помогал их сотрудникам.
– А вы не боитесь, – спросила вдруг женщина, взглянув на него искоса, – что Волк обнаружит вас раньше и убьет.
– Не боюсь, – он пожал плечами, – я знал, на что иду. Значит, у меня такая судьба. В конце концов умереть в Багдаде – это так романтично.
– Не знаю, – поежилась женщина, – мне кажется, это было бы глупо.
Потом они долго шли молча. У лифта попрощались.
– Спокойной ночи, – улыбнулась женщина, – это была удивительная ночь.
– Мы теперь почти родные, – пошутил Дронго, – все равно все ваши вздохи записаны на пленку. Это уже документ.
– Не уверена, – засмеялась женщина, – я включала скэллер. Слышать они могли, а вот записать – вряд ли. Представляете их разочарование?
И она весело подмигнула ему.
Глава 9
С утра он трижды пытался дозвониться до Нури-ад-Дуруби, но телефон упрямо молчал. Ждать больше не имело смысла. Дронго спустился и, выйдя на улицу, сел в один из многочисленных автобусов, уже стоявших перед гостиницей. Иракская сторона для поездки в Кербелу выделила специальные скоростные автобусы.
Ирвинг сел в другую машину. Наиля оказалась с румынскими учеными. Колонна автобусов, сопровождаемая полицейскими машинами, довольно быстро выстроилась в линию и, набирая скорость, помчалась по шоссе.
Мимо проносились двухэтажные дома, по краям дороги росли пальмы. Испуганные арабы выстраивались у дверей своих домов, наблюдая за этой величественной процессией.
Дорога в Кербелу заняла не более двух часов. Местность вокруг была достаточно живописной, особенно при пересечении Евфрата: огромные раскинувшиеся пальмы заставляли вспоминать, сколько тысячелетий прошло с момента возникновения здесь первых шумерских городов-государств.
Ариф сидел через ряд, и Дронго, всю дорогу глядя на него, пытался постичь непостижимое.
В Кербеле две огромные мечети стояли рядом. Мечеть имама Хусейна, самая почитаемая шиитская святыня мусульманского мира, и мечеть Хазрета Аббаса, друга и сторонника Хусейна, также принявшего мученическую смерть. К моменту появления автобусов местные полицейские навели относительный порядок, убрав большую часть нищих. Купола мечетей сверкали золотыми пластинками. Потолки, выложенные из горного хрусталя, переливались всеми цветами радуги. По традиции вошедшие мужчины снимали туфли, сдавая их сидевшим гардеробщикам. Женщины были в черных платках.