— Как у вас дела на фронте, — спрашивал он в надежде, что ответ окончательно подтвердит его мнение, но Валико был осторожен.
— Затишье, кажется.
Один раз только за весь переезд на горизонте показался дымок парохода и они пересекли белесоватую полоску — след от судна. На четвертые сутки показались туманные очертания гор и в полдень, под легким норд-остом, входили они в Новороссийский порт. Выехавший катер особого отдела провел их мимо мола и около четвертой пристани фелюга, бросила якорь, ожидая осмотра. Валико никогда еще не был в Советской России и с любопытством глядел на новых людей, так решительно и уверенно делавших свое дело на берегу.
После докторского опроса сотрудники особого отдела, три военмора и два портовых рабочих, запросто поздоровавшись с Мамедом, уже не в первой наезжавшим в Новороссийск, обратились с вопросом к Валико: но тот, помня наставления Андрея, стал нарочито громко рассказывать какую-то нелепую историю и, сбившись, понес такую околесицу, что один из моряков, махнув рукой на все объяснения, и повел его в особый отдел. Мамед, что-то шептавший во время допроса одному из матросов, ехидно посмотрел ему вслед. По дороге Валико заметил небольшую юркую фигуру, с бегающими колючими глазками и неспокойным лицом, испуганно смотревшую на него.
— Кого это вы, товарищ, ведете, — спросил маленький человек, подходя к конвоиру.
— А вам, товарищ Кириакопуло, обязательно все нужно знать, — отозвался моряк. Не видите разве, беляка заполучили с турецкой фелюги.
— «Кириакопуло» — мелькнуло в голове у Валико. Не тот ли самый?
А Кириакопуло точно ударило: «не ко мне ли?» И, заметив, что задержанный смотрит на него, дружно подмигнул и злобно покосился в сторону матроса.
Валико насторожился. Когда они вошли в караульное помещение и сопровождающий докладывал о приводе, Валико нагнулся к греку и шепнул ему пароль Войтинского.
Юркие глаза Кириакопуло забегали по всем углам и, боязливо озираясь, он произнес отзыв.
— У вас при себе «вредные» бумаги есть. Давайте скорей.
Валико замялся, но в этот момент его вызвали в другую комнату.
Короткий разговор с комендантом, недоверчивые вопросы и, наконец, телефонный звонок к Клячко.
В то время, как посланный по делам в город Кириакопуло бегал по улицам, путая все поручения и лихорадочно обдумывая план освобождения Валико, тот подробно и обстоятельно описывал Клячко план захвата Новороссийска белыми. Один из пакетов Войтинского, адресованный «Парикмахеру», содержал ряд ценнейших документов. Были точно указаны предполагаемые места высадки десанта и давались определенные инструкции.
Над столом нависло несколько фигур, сосредоточенно разглядывавших карты побережья.
Молчание нарушали только взволнованные восклицания и короткие вопросы. Судя по письму, до десанта оставалось около месяца.
— Однако, кто же этот «парикмахер», — спросил Клячко, когда общая картина готовящегося наступления стала ясна.
— Один из ваших сотрудников, — ответил Валико, обращаясь к Бондаренко, начальнику особого отдела, — некий Кириакопуло.
— А, черт, — опомнился первый Бондаренко и, вскочив, как ужаленный, с силой хватил кулаком по столу. Он сейчас в городе, нужно послать за ним.
В комнате наступила давящая тишина. Всем было ясно, что значит иметь шпиона в такой организации.
— Тише, тише, товарищ, — остановил его Валико, — грек никуда не убежит: он видел, что я арестован и, без сомнения, захочет со мной снестись. Кроме того, в этих бумагах только одна сторона дела.
— Товарищ прав, поддержал Клячко, — представьте это дело нам.
И, переговорив вполголоса с Бондаренко и Валико, Клячко ушел.
Валико был отведен в одиночную камеру и к вечеру его посетил Кариакопуло. Худощавое лицо грека дергалось в хитрую усмешку.
— Вы спасены, — объявил он Валико, — я назначен следователем и ваше дело поручено мне. Вас уже обыскивали.
— Да, но ничего не нашли. Адресованное вам письмо я запрятал на фелюге.
— Но ведь турок мне не поверит: он сразу увидит, что я грек.
— Да, Пожалуй, вы правы, Мамед ярый кемалист. Постарайтесь освободить меня.
Кириакопуло задумался. Затем спросил:
— Что вы им говорили?
— Говорил что — моторист, у белых не служил, еду на родину.
— Ну тогда я вас удостоверю и поручусь. Я здесь пользуюсь большим уважением и мне сразу поверят.
И, самодовольно причмокнув языком, Кириакопуло скрылся за дверьми.
На следующее утро караульный начальник вызвал Валико к коменданту и тот, проделав всю процедуру освобождения, отпустил его на все четыре стороны.
Кириакопуло уже ждал в условленном месте. Нетерпеливо распечатав письмо и прочтя точные указания места и времени десанта, он улыбнулся; но затем побледнел и выронил листы на пол: в дававшихся ему инструкциях от него требовали быстрых и решительных действий, сопряженных с большим риском, а вот этого-то последнего Кириакопуло никогда не любил.
— Я знаю содержание этого письма, — сказал ему, еле сдерживая смех, Валико. — Десант будет высажен через два дня и мне поручено помочь вам во всей этой операции, так что часть работы вы сможете возложить на меня.
— Да, да… бормотал Кариакопуло— очень много дел в городе… я не могу выехать… мое отсутствие заметят…
— Я в полном вашем распоряжении.
— Ну, тогда вы поедете в горы, — обрадовался трусливый шпион, — и переладите «зеленым» диспозицию. Вы человек, военный, помогите-ка составить ее.
Поработав около часа над картой, Валико знал точное расположение «зеленых» отрядов и под его диктовку, в соответствии с только что прочитанными инструкциями, была составлена диспозиция.
Кириакопуло облегченно вздохнул, развалился на кресле и, расставив циркулем свои короткие ноги, начал обдумывать план переезда на конспиративную квартиру...
Уже темнело, когда среди низкорослых деревьев послышался окрик и трое вооруженных людей окружили его. По разношерстной одежде и разговору в них нетрудно было узнать сторожевое охранение бело-зеленого отряда. У одного на френче ясно видны были следы споротых погон. Валико дал обыскать себя и назвав пароль, сообщенный ему Кириакопуло, решительно заявил:
— Этот пакет лично полковнику.
Через полчаса провожатый провел его в лагерь. Самодельные шалаши были великолепно замаскированы, а несколько военного образца палаток покрыты ветками и зеленью.
Полковник, еще молодой, крепкого сложения офицер, сперва подозрительно поглядывал на Валико, но, когда тот, отклоняя вопросы о расположении красных частей, сказал, что только вчера прибыл из Батума и назвал несколько знакомых полковнику имен, разговор принял дружеский характер.
— А почему никто из офицеров не носит у вас погоны? — спросил его Валико.
— Видите ли, здесь довольно сложная ситуация. Приходится работать не только с нашими, но и сторонниками кубанской рады и социалистами. Зачем отпугивать от себя? Мы свое возьмем!
Дав лошади отдохнуть, Валико собрался в путь и только к вечеру попал в Геленджик. — Вместе с Клячко они всю ночь просидели у телеграфного аппарата. Распоряжения были даны. «Волчьи Ворота», где группировались зеленые, были со всех сторон окружены войсками. Рано утром телеграфист читал донесение:
— Взято в плен 643, убитых 158, раненых 235. В районе расположения зеленых был задержан подозрительный человек, по документам Кириакопуло. Пытался бежать, — убит.
У высокого берега Черноморья в Геленджике, именуемого «Толстым мысом», стояли Клячко и Валико.
Молодой грек ездил в телеге, до верху нагруженной хлебом, неистово крича:
— Хлеб кончается… Хлеб кончается…
Начиналось пряное Геленджикское утро. Из двухэтажного белого домика, где помещался Морпункт, в трусиках, высыпали молодые ребята. Бодрые крепкие песни, разрезавшие безоблачное Геленджикское утро, — звучали в такт настроениям, стоявших у «Толстого мыса» Клячко и Валико.
— Вот что значат «Волчьи Ворота», дружище Валико, — сказал Клячко, устремив усталый, — с радостным, бодрим огоньком, взор в точку моря, сливавшегося с безоблачной синевой горизонта, к таким же «Волчьим Воротам» надо прижать и раскромсать московскую «челядь».
XII. Развязка[4]
Военком был в столбняке. Красные пятна зловеще играли на лице. Наконец, он задыхающимся голосом произнес:
— Вот оно что. Да, да. Понятно. Все теперь понятно.
— Что это вам, товарищ, понятно, — иронически спросил Костин.
— Да поймите же: шкаф всегда на замке. Без пропуска никто войти не может, а Новиков?
— Оставьте вы Новикова в покое. Он арестован мною для отвода глаз.
Военком развел руками. На лице его распласталось недоумение, потушив все признаки мысли. Костин невольно улыбнулся.
— Да, о Новикове я имею точные сведения. Он тут не при чем. А вот относительно других сотрудников вашего учреждения я не совсем уверен.
— В таком случае я ничего не понимаю.
— От этого нам нисколько не легче. А кто до Новикова заведывал архивом?
Военком презрительно улыбнулся.
— Ну, о том беспокоиться не приходится. Есть здесь у нас старичок-полковник. Душа в теле еле держится. Труслив, как заяц. К тому же был болен и дела все при мне сдал.
— А давно он заболел?
— Да вот несколько дней до кражи.
Костин с Сергеем переглянулись.
Когда военком ушел, Костин обратился к Сергееву.
— А, что ты скажешь?
— Скажу, что преступники действовали наверняка. Великолепно знали расположение комнат. Кто-то «дал дело». А твоя теория, что всякое преступление сопровождается действием, заметающим следы, и что отсюда нужно начинать расследование — на этом деле великолепно подтверждается.
— Нет, что ты здесь считаешь этим действием?
— Внезапная болезнь старика. Нужно его сейчас же арестовать, пока не поздно.
— Ну, брат, ты чересчур торопишься. Нужно ему только переменить соседа по комнате. Ты за это возьмёшься?
— Ладно. Сделаю. Кстати, какое впечатление на тебя произвела Екатерина Дмитриевна?
— Женщина умная… Боюсь — только не чересчур ли…
— Что ты этим хочешь сказать?
— Пока ничего… Но мне показалась подозрительной ее настойчивость… Она бьет все время в одну точку…
— В какую именно.
— Ее интересует только дело с покушениями на вождей революции… Впрочем, завтра я думаю кое-что узнать. Я нарочно не взял у нее адреса, но, конечно, узнал его. Думаю, грянуть неожиданно. Это действует на психологию. А с женщинами без психологии не обойдешься.
Сергеев сокрушенно и недоверчиво покачал головой.
На следующий день Костину сообщили по телефону, что «хозяйка дома» и он отправились с «визитом».
— Можно? — постучался он в одну из комнат квартиры известного артиста Юшина.
— Войдите.
Катя вздрогнула и побледнела.
— Вы! Но как?
— Шел мимо, решил вас навестить? Вы не в претензии?
— Нет… пожалуйста… садитесь.
Через минуту уже Катя взяла себя в руки и все лицо ее осветилось обворожительной, ангельской улыбкой.
Она подсела близко к Костину.
— Однако, вы быстро, — глаза ее смеялись, как будто говоря: «я же понимаю, какой вы молодец».
И только рука, державшая букет цветов, дрожала.
— Пустяки, — сказал Костин, — вполне естественно, что я знаю адреса своих знакомых.
Он закурил трубку, оглядывая комнату. Внимание его привлекла пепельница и не столько сама пепельница, сколько то, что он в ней увидел.
Продолжая разговор, он незаметным движением руки подвинул к себе пепельницу. Потом спокойно взял лежавший в ней окурок и начал его разглядывать.
— Итак, вы говорите, что в провинции активной работы нет…, — говорил он с удивлением, читая английскую надпись на папиросе.
Катя вскинула на него свои длинные ресницы. За ними метнулся страх. Но страх в ту же минуту был убит развязным смешком. Грациозным движением всего корпуса достала из кармана платья синюю коробочку.
— Не хотите ли английскую папиросу. Сегодня на улице какой-то мальчишка продавал.