– Ну чего застыли, соколики? – с нарочитой веселостью пробасил он. – Вы ж на ледоколе работаете, а не на круизной яхте. Здесь всяко случается…
– Прямо руль! Так держать! – командовал Петров, бегая с левого крыла в рубку и обратно. – Машинное, малый назад!..
«Громов» елозил то вперед, то назад, пытаясь отойти от подводной части айсберга. От его кульбита образовалась огромная полынья, но, к несчастью, проклятая глыба полностью ее заняла, оттерев судно к самому краю – к границе толстого льда. Не имея возможности разогнаться и набрать хороший ход, ледокол мог надолго застрять в ледовом плену. Да еще по соседству с подвижным айсбергом.
* * *
Стармех Черногорцев был самым возрастным членом команды «Михаила Громова». Высокий, широкоплечий, чуть грузноватый и медлительный. На голове к пятидесяти годам уже образовалась приличная проплешина, зато черные усищи торчали в разные стороны, как у заправского донского казака.
Общаясь со своими «чертями», он частенько вворачивал в речь ядреные выражения, от которых захватывало дух и прибавлялось жизненной энергии.
Больше всего на вахте в машинном Черногорцев любил сидеть на своем «троне» и, контролируя по приборам работу силовых установок, пить чай вприкуску с бутербродом.
До 76-го года Черногорцев ходил исключительно по теплым морям – работал вторым механиком на танкере «Крым». Отвечал за главные двигатели и все, что с ними связано. «Крым» в основном мотался по Средиземному морю и Индийскому океану.
В октябре 76-го судно выполняло плановый рейс и находилось в Аравийском море, когда в машинном произошел обрыв масляного трубопровода. Силовая установка была немедленно остановлена, бригада начала замену дефектной трубки. Однако при ремонте брызги масла попали на горячие поверхности, и вспыхнул пожар, быстро распространившийся по всему машинному отделению.
Внутри оказались отрезанными от выхода шесть человек, включая Черногорцева. На судне была объявлена пожарная тревога. Экипаж приступил к тушению и всеми силами пытался спасти людей.
Температура внутри машинного быстро росла, несмотря на орошение переборок, палуб и подволока. Спасательная операция длилась полтора часа, после чего удалось спасти лишь троих механиков, а три человека из аварийной партии остались внутри.
Пожар продолжал полыхать. Из-за сильного нагрева палуб и переборок возникла реальная угроза взрыва топливных и масляных емкостей. В конце концов, капитан принял решение о герметизации отсека и включении системы жидкостного тушения составом СЖБ[2].
После пожара «Крым» отбуксировали в порт Аден, а спустя некоторое время он вернулся в Советский Союз.
Расследовавшая аварийный случай комиссия, вины экипажа не усмотрела. Однако чудом спасшийся Черногорцев не смог больше работать на «Крыме», написал рапорт и вскоре перевелся на ледокольные суда. Перед его глазами до сих пор стояли трое погибших ребят, которых он прекрасно знал до случившейся трагедии.
А в память о том пожаре на его предплечьях и шее остались обширные шрамы от ожогов.
* * *
Во время очередного маневра борт в четвертый раз столкнулся с подводным препятствием. На палубы «Громова» обрушился град ледяных осколков, по судну прошла сильная вибрация.
Один из осколков оказался слишком большим – от его удара по мачте лопнул силовой трос крепления. Длинная часть троса без серьезных последствий шибанула по рубке. А вот короткая, словно бритва, срезала коротковолновый локатор.
Рулевой матрос Тихонов удивленно посмотрел на погасший экран локатора и беспомощно оглянулся вокруг. Но капитан был слишком занят, старпом куда-то запропастился, а Банник только что поднялся на мостик с палубы.
Заметив отказ локатора, он вздохнул и покачал головой:
– Шо делается, а!..
Следующие полчаса Петров с Банником занимались эволюциями ледокола – слаженно работая, оба старались как можно дальше отвести его левый борт от нависшего айсберга. Команда мотористов во главе с Черногорцевым то давала полный вперед, то отрубала винт от вала дизелей, то заставляла вращаться винт в обратную сторону…
Получилось. Поелозив вперед-назад, «Громов» разрушил правым бортом кромку льда и отдалился от глыбы на относительно безопасное расстояние в полкабельтова. Теперь синеватый с белыми прожилками наплыв не нависал над ледоколом и не окатывал его палубы потоками воды и льда.
Когда опасность миновала, капитан оставил на мостике Банника с Тихоновым и спустился в медицинский блок.
– Как он? – заглянув в апартаменты Долгова, кивнул на лежащего боцмана.
– Неплохо, – ответил доктор. – Могло быть хуже.
– Обморожения нет?
– Нет, все ткани целы, чувствительность в норме. Голос пропал, но со временем восстановится.
Петров подошел к Цимбалистому, наклонился над ним, заглянул в глаза. Затем слегка сжал его ладонь и быстро направился к выходу…
* * *
– Андрей! – постучал в дверь капитанской каюты Еремеев.
Никто не ответил.
Он осторожно повернул ручку и толкнул ее. Не вышло – дверь была заперта.
– Андрей, я доложить по повреждениям, – сказал старпом, добавив голосу громкости.
И вновь ответом ему была тишина.
– В общем, обшивка левого борта пострадала. Но с этим ладно – герметизация корпуса не нарушена. Винт слегка зацепило – на вал передается вибрация. Но самое отвратительное, что накрылся локатор.
Озвучив доклад, старший помощник помолчал, прислушался…
Ни шагов, ни голоса, никаких других звуков.
Еремеев тихо выругался, сплюнул и, удаляясь по коридору, пробормотал:
– Ну и сиди там…
Петров в это время находился внутри каюты.
Он лежал на застеленной постели и отлично слышал каждое слово, сказанное через дверь старпомом. Только говорить с ним или встречаться он не хотел. В его руках была фотография в красивой деревянной рамке. Улыбаясь, супруга Людмила обнимала маленького сына Федора.
От снимка будто исходило тепло. Разглядывая своих близких, Андрей, сам того не замечая, начал улыбаться…
* * *
Как ни странно, познакомились они на борту «Капитана Воронина». Молоденькую журналистку – выпускницу журфака – редакция прислала сделать репортаж о команде только что вернувшегося из трудного плавания ледокола.
Людмила была в легком платьице и белых босоножках; в руках она держала фотоаппарат и большой блокнот. Она очень волновалась и подошла к трапу аж за 20 минут до назначенного времени.
Петров тогда был старшим помощником капитана и стоял на вахте. Старого капитана-пьяницу наконец-то отправили на пенсию. «Бойцовского пса» Макеева перевели на берег с повышением, чему долго радовался весь экипаж. Андрей по праву занял его должность, а команду ледокола возглавил грамотный и непьющий молодой капитан, с которым у нового старшего помощника сразу сложились прекрасные рабочие отношения.
Заметив с мостика стоявшую у трапа миниатюрную девушку, Петров позвонил вахтенному матросу и попросил узнать, к кому она пришла.
Получив ответ, сам спустился вниз.
– Извините, – робко пробормотала она, – меня прислали… Из редакции… Вот мое редакционное удостоверение…
Разобравшись, что к чему, он представился и пригласил Людмилу на борт. После чего устроил настоящую экскурсию по ледоколу.
Люда впервые попала на настоящее морское судно. Ее поражали и его размеры, и огромное количество палуб в надстройке, и современное оснащение… Андрей любезно показал ей все, начиная от машинного отделения и заканчивая рулевой рубкой. Во время показа он подробно отвечал на ее вопросы, рассказывал о работе команды во время плавания, о быте, о питании.
Выслушивая ответы, она что-то строчила в блокнот и беспрестанно щелкала фотоаппаратом. Затем он пригласил ее в кают-компанию и, несмотря на протесты, угостил вкусным обедом.
В целом она была в восторге от экскурсии. Да и обходительность старшего помощника, посвятившего ей два часа своего времени, говорила о многом.
Собрав материал для будущего очерка, она засобиралась на берег. Он проводил ее до трапа, пожал на прощание ладошку. И напоследок решил схитрить.
Дело в том, что девушка ему очень понравилась: симпатичная, со стройной фигуркой, с роскошными волосами, начитанная, остроумная. И вдобавок скромная. Вот и решил он хоть как-то выцыганить номер телефона.
– Люда, а как же мы узнаем, когда выйдет номер газеты с вашим очерком? – изобразил он наивное удивление. – Команда теперь будет его с нетерпением ждать.
Она на мгновение задумалась. Потом неуверенно сказала:
– Может, кто-нибудь позвонит в редакцию?..
– А не лучше будет вам оставить свой номер? Тогда капитан мог бы иногда позванивать.
Тут она смекнула, в чем дело, и подозрительно прищурилась:
– Кажется, вы меня обманываете насчет капитана?
Петров улыбнулся:
– Людмила, я знал только одного человека, который не врал. Да и тот был шизофреником.
Посмеявшись, она все же написала на чистом листе блокнота свой номер и, вырвав его, отдала старшему помощнику.
– Ладно, звоните.
И он позвонил. В первый раз действительно поинтересовался временем выхода очерка. А во второй отважился пригласить ее на свидание.
Она согласилась…
* * *
Поднявшись в рулевую рубку, Еремеев в сердцах хлопнул дверцей и бросил взгляд на присутствующих. Матрос Тихонов, как и положено, стоял у штурвала; второй помощник разглядывал отдалившийся от судна айсберг.
– Ну шо он там? – поинтересовался Банник, как всегда приправляя речь кубанским колоритом.
Не ответив, старпом нервно пожал плечами.
– Дело понятное. Небось и говорить с тобой не захотел?
Постучав пальцами по стеклу, Еремеев вдруг резко выпалил:
– Считаю, надо доложить обо всем в Ленинград.
– О чем именно?
– Обо всем, как есть.
Теперь взял паузу второй помощник – поглядывая на старпома, он помалкивал и ждал продолжения. А тот, заложив руки за спину, принялся расхаживать по рубке и придумывать текст…
– Несмотря на возражения экипажа, товарищ Петров своевременно не предпринял необходимых мер по спасению экипажа и судна…
– Экипажа – это, стало быть, нас? – не выдержал Банник.
– Да, нас. После его ошибочных действий сохранность судна и жизни членов команды были поставлены под угрозу. Результатом явилась смерть одного из полярников и такие-то повреждения…
– Смерть-то зачем приплел? – поморщился второй помощник, отчего один его ус приподнялся. – Он таки как раз хотел его спасти, а ты предлагал бросить.
Но Еремеев лишь отмахнулся на замечание. Закончив сочинять донесение, он обернулся в ожидании положительной реакции. Однако вместо одобрения во взгляде Банника он заметил насмешку.
Его это не смутило.
– Пусть там, – воздел он палец к потолку рулевой рубки, – теперь принимают меры. Высылают комиссию или воздействуют другими мерами.
– Правильно, – кивнул опытный моряк. – И дуста нехай пришлют.
– Какого еще дуста? Зачем?..
Банник деловито осмотрел углы помещения:
– Та крыса одна задолбала. Скребется и скребется…
Вначале старпом не понял, о какой «крысе» идет речь. Когда смысл фразы все же дошел до его сознания, обиженно проворчал:
– Между прочим, вы сами говорили, что капитан не соответствует. Дескать, с дистанцией сложности. Это ведь ваши слова, верно?
– У капитана – сложности. А ты, как я погляжу, в затылок ему дышишь, усугубляя эти сложности.
Сказав это, второй помощник прошел мимо старпома в сторону левого крыла мостика. Еремеев медленно развернулся и проводил непонимающим взглядом огромную фигуру пожилого моряка…
* * *
Несколько часов подряд ледокол «Михаил Громов» осторожно кромсал носом лед и с небольшой скоростью отдалялся от айсберга на северо-восток. К полуночи расстояние между судном и опасным препятствием увеличилось до нескольких сотен метров.
Сделано это было вовремя – под утро следующего дня по старой полынье к большому айсбергу приблизился его меньший собрат. Ледяные глыбы с жутким грохотом столкнулись. Большой айсберг лишь слегка покачнулся, а маленький рассыпался на мелкие части.
За завтраком в кают-компании собралась большая часть команды, свободная от вахты. Вечер и ночь были напряженными, но к утру моряки с полярниками успели прийти в себя, а потому решили помянуть погибшего Леву.
В кают-компании был накрыт центральный стол. За ним в числе прочих сидели Банник, Еремеев, Тихонов, Долгов, Беляев и Цимбалистый. Рядом с боцманом топталась Фрося.
Кок молча прошел вдоль стола и разлил по стаканам алкоголь. Виталию Цимбалистому он почему-то наполнил стакан до самого верха.
Тот удивленно замычал.
– Как пострадавшему, – объяснил кавказец. И добавил: – Пей, тебе надо поправляться:
Сидевший рядом с боцманом доктор озабоченно посмотрел на подопечного:
– Так и мычишь со вчерашнего дня?
Тот кивнул.
Долгов со знанием дела пощупал его шею, горло, лимфоузлы…
И заключил:
– Застудился не сильно – пора бы и заговорить. Нет, брат, это уже психология. Ты должен сам себя заставить…
В это время Беляев обхватил стакан огромной ручищей и поднялся.
– Товарищи, – негромко сказал он. – Я познакомился с Левой накануне крайней экспедиции. Здесь, в Антарктиде, хорошо его узнал. Золотой был человек с большой и открытой душой… Знаете, он ведь и домой не сильно хотел возвращаться. У него, кроме Фроси, и родни-то не было, – кивнул он на смирно сидящую собаку. – Когда «Громов» подошел к станции, он один не радовался и не торопился – словно понимал, чем закончится это путешествие. Так оно и обернулось… Мы все скоро будем в Ленинграде, а Левка останется здесь навсегда…
Беляев собирался сказать что-то еще, но запнулся, махнул рукой и, залпом осушив стакан, уселся на место. Остальные дружно встали, подхватили стаканы, чтоб помянуть товарища. Но дверь в кают-компанию внезапно распахнулась – на пороге появился капитан.
– Продолжайте, товарищи, – оценил ситуацию Петров.
Он не пошел к отдельному столику командного состава, а занял место во главе общего стола. Вид у него был крайне уставший.
Банник с Долговым переглянулись и опрокинули свои стаканы. Следом за ними выпили остальные. Затем все сели и стали вяло ковыряться вилками в тарелках.
Разговор за столом не клеился. Во-первых, настроение было ни к черту. Во-вторых, многих смущало присутствие капитана.
Спустя минуту он первым нарушил гнетущую тишину.
– Вот что, товарищи, – сказал он, отодвинув тарелку. – Может быть, сейчас это не совсем уместно, но по уставу я обязан поставить всех в известность.
Народ перестал есть и поднял взгляды на Андрея Николаевича.
– Только что из Ленинграда поступила радиограмма, – он достал из кармана кителя сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув и еще раз пробежав по тексту, передал Еремееву: – Зачитайте.
Банник почему-то помрачнел лицом. А старпом с плохо скрываемым торжеством принялся читать:
– В связи с недопустимыми просчетами в управлении экипажем и судном Петров А. Н. освобождается от должности капитана до решения вновь созданной комиссии Балтийского морского пароходства. Временно исполняющим обязанности капитана назначается…
Выдержав паузу, старший помощник сделал удивленное лицо, хотя весь светился от счастья.
– …Еремеев П. А.
Банник тихо выругался и, отобрав у стоявшего рядом кока бутылку, плеснул в свой стакан.
– Это не все, – напомнил Петров. – Читайте дальше.
Старпом вернулся к тексту радиограммы:
– …назначается Еремеев П. А. вплоть до прибытия на судно нового капитана Севченко В. Г. Прибытие нового капитана на ледокол «Михаил Громов» планируется в двадцатых числах марта.
Закончив чтение, Еремеев вздохнул и, не скрывая досады, бросил листок на стол. В кают-компании стояла гробовая тишина.
– Командуйте, товарищ Еремеев, – поднялся Петров.
Даже не притронувшись к завтраку, он покинул столовую и отправился в свою каюту.