Над лавочкой не было ни вывески, ни даже номера дома, и сама она была такой маленькой, что Энжи несколько раз прошла мимо. Наконец ее внимание привлекли предметы в пыльной витринке и на полках справа и слева. Тут было поразительное разнообразие благовоний, свечей в склянках с изображением черных святых, а также коробок с пометкой «Ритуальный набор Быстрые Деньги», бутылей с жидкостью для мытья пола (наклейки на них гласили «Не дает бедам проникнуть в ваш дом»). Когда Энжи переступила порог душной комнаты, у нее закружилась голова, она словно бы вышла из собственного тела - так с ней всегда было, когда начиналась простуда. А еще она услышала, как где-то в задней комнате кукарекал петух.
Старуху Энжи заметила лишь тогда, когда тихонько скрипнул стул: она сидела в углу, наполовину скрытая длинной, свисающей со шкафа хламидой, похожей на облачение для церковного хора, но с символами и рисунками, каких Энжи никогда раньше не видела.
- Йемайя?
Старуха перевела на нее взгляд. Глаза у нее были как две мертвые планеты.
Испанский Энжи совершенно отказал, а вскоре и родной язык тоже.
- Мой брат… Мой младший брат… Мне велели спросить El Viejo. Viejo santero… Старого сантеро… Лидия сказала.
Тут у нее кончились слова на всех языках. Из трубочки старухи выползло облачко дыма, но это был единственный ответ.
За спиной у нее зашуршала отодвигаемая занавеска, и хриплый голос медленно произнес:
- Quieres El Viejo?[6] Это я.
Повернувшись, Энжи увидела незнакомца. Он шел к ней по длинному коридору, конца которого она не видела. Он двигался решительно, но чтобы войти в комнату, ему словно бы потребовалась вечность, будто он возвращался из другого мира. Сам он был черный, одет во все черное и на носу поблескивали черные очки - даже в темном, крошечном магазинчике. А волосы такие белые, что у Энжи даже заболели глаза.
- Ты здесь из-за брата, - не спросил, а констатировал он.
- Да, - выдавила Энжи. - Да, он для меня колдует… достает кое-что… и я не знаю, где он, но понимаю, что в беде, и хочу, чтобы он вернулся!
Она не заплакала и не сломалась (Марвин никогда не сможет сказать, что она из-за него плакала), но к этой грани подошла вплотную.
El Viejo сдвинул черные очки на лоб, и Энжи увидела, что он моложе, чем она думала (уж конечно, гораздо моложе Лидии), и что под глазами у него широкие белые полукружия. Она так и не узнала, были ли они естественными или нарисованными, но поняла, что от них его глаза кажутся больше и ярче - сплошь зрачок. Из-за них ему следовало бы хоть чуточку походить на клоуна или, скажем, на енота в негативе, но выходило как раз наоборот.
- Я знаю твоего брата, - сказал El Viejo.
Энжи изо всех сил старалась держать себя в руках, пока он подходил ближе, улыбался ей, показывая зубы.
- Brujito… маленькая, маленькая ведьма, мы знаем. Мы с мамой видели, мы следим.
Он кивнул на старуху, которая с прихода Энжи не шевельнулась и не сказала ни слова. Энжи ощутила влажный, затхлый запах - точно картошка сгнила.
- Скажите, где он. Лидия говорила, вы поможете.
Вблизи Энжи увидела голубой отсвет на белой коже El Viejo и V-образный шрам на каждой щеке. На шее у него был узкий черный галстук, которого девочка поначалу не заметила. И почему-то мысль о том, что он каждое утро завязывает его перед зеркалом, напугала ее больше, чем что-либо другое. Теперь он улыбнулся во весь рот, показывая зубы. Она-то ожидала, что они будут желтые и от них будет вонять, но нет - все как один белые, ровные и настолько большие, словно плохо помещаются во рту.
- Tu hermano esta perdido[7] , - сказал он. - Пропал в четверге.
- В четверге?
Целая оглушительная минута ушла у нее, чтобы понять, и еще больше, чтобы выдавить слова:
- О Господи, он же вернулся вспять! Как с Миледи… он вернулся туда… когда письмо было еще у меня в рюкзаке. Показушник мелкий… Он застрял! Идиот, идиот, идиот несчастный!
El Viejo негромко хмыкнул и кивнул, но ничего не сказал.
- Вы должны за ним сходить, вернуть его оттуда, прямо сейчас… у меня есть деньги. - Она отчаянно стала рыться в карманах.
- Нет, деньги мне не нужны, - отмахнулся от предложения El Viejo, рассматривая девочку глазами цвета спелых слив. Белые круги под ними выглядели реальными, а вот сами глаза - нет. - Я тебя отведу, - добавил он. - Мы вместе найдем твоего брата.
Колени у Энжи задрожали так, что стало больно. Ей хотелось согласиться, но это было просто невозможно.
- Нет. Я не могу. Не могу. Вы за ним сходите.
Тут El Viejo рассмеялся: раскатистым, поразительным рокотом Санта-Клауса, таким сочным и успокаивающим, что Энжи улыбнулась. И улыбалась, даже когда он подхватил ее и взял под мышку. К тому времени, когда она оправилась достаточно, чтобы начать отбиваться, он уже нес ее по длинному туннелю, по которому пришел несколько минут назад. Энжи вопила, пока у нее не запершило в горле, но все равно себя не слышала: с того момента, как El Viejo ступил в темноту коридора, все звуки замерли. Она не слышала ни его шагов, ни его смеха (хотя и чувствовала, как сотрясается его тело) и тем более собственных панических воплей. Что если они в космосе? Да они могут оказаться где угодно.
Сквозь оглушенность и растерянность она понимала, что коридор словно бы тянется в никуда и что это место (если это какое-то место) никак не может находиться позади маленькой лавочки сантерии, куда она вошла - когда? - десять минут назад. Здесь было холодно и пахло, как в старом подвале, в темноте Энжи чувствовала, что вокруг нее много всего происходит. В точности она ничего не разобрала, но везде кружили и вспыхивали искорки.
А потом они вдруг очутились в комнате Марвина.
Это была, несомненно, его комната: тут были носатые и бородатые оккультисты по стенам, тут были фланелевые зимние простыни, на которых он спал круглый год, потому что на них красовались физиономии игроков «Нью-Йорк метс», тут в полном составе стояли на полке пластмассовые герои «Стар трека», которых Энжи подарила ему на прошлое Рождество. И тут сидел на краю кровати Марвин и выглядел таким потерянным и одиноким, каким Энжи в жизни его не видела.
Он даже головы не поднял, пока El Viejo не бросил Энжи на ковер перед ним и не отступил на шаг, открывая в усмешке зубы, огромные, как зубья в медвежьем капкане. Тогда Марвин соскочил с кровати, расплакался и, шмыгая носом, стал карабкаться на сестру, повторяя: «Энжи, Энжи, Энжи». Энжи обняла его, пытаясь одновременно уберечь шею, волосы и спину, и все бормотала:
- Все нормально, все в порядке, я здесь. Все хорошо, Марвин. А у нее за спиной хмыкнул El Viejo:
- Ведьма-плакса… маленький, маленький brujito-плакса.
Энжи взвалила своего ревущего братишку на бедро, словно пакет с продуктами, как делала это, когда он был маленьким, и повернулась к старику:
- Спасибо, - сказала она. - Теперь можете отвести нас домой. El Viejo улыбнулся - на сей раз не усмехнулся, а медленно растянул губы.
- Может, предоставим это ему?
А после повернулся и ушел, исчез, словно проскользнул меж молекулами воздуха. Энжи осталась в комнате, пытаясь оторвать от себя Марвина, прилипшего, точно пластырь, а он льнул, больно упираясь подбородком ей в макушку. Наконец Энжи удалось сбросить его на кровать, и, уперев руки в бока, она спросила:
- Что случилось? И о чем только ты думал? Марвин еще слишком горько плакал, чтобы ответить.
- Обязательно было так поступать, да? Никаких дурацких заклинаний для новичков, ты теперь с большими ребятами играешь, да, о Великий? Ну и что произошло? Как получилось, что ты не можешь вернуться?
- Не знаю!
Мордочка Марвина распухла от слез, которые лились без перерыва, пока Энжи пыталась поправить ему повязку. Трудно было вытянуть из парня хоть сколько-нибудь внятные слова. Он только жалобно завывал:
- Не знаю, что не так! Я сделал все, как полагается, но оно не работает! Не знаю… может, я забыл…
Он не смог закончить фразу.
- Травы, - мягко и спокойно сказала Энжи. - Ты оставил свои волшебные травы… - Она уже собиралась добавить «дома», как сообразила, что они и есть дома: сидят на кровати Марвина в его комнате. Такая путаница уж точно была ей не по зубам. - Ты забыл свои глупые травы.
Марвин протестующее затряс головой, так что во все стороны полетели слезы.
- Нет, не забыл, не забыл… смотри!
Он ткнул пальцем в рассыпанные по кровати грязные засохшие сорняки - едва увидев их, Лидия тут же бы все выкинула. Марвин с трудом сглотнул, вытер нос рукавом и попытался унять слезы.
- Их, правда, трудно найти. Не знаю, может, они уже старые… Но они всегда так выглядят. Атеперь не работают…
И он снова завыл. Энжи сказала, что и доктору Джону Ди, и Уиллоу было бы за него стыдно, но и это не помогло.
Она села рядышком, обняла его и, пригладив растрепанные вихры, сказала:
- Ладно, давай подумаем. Может, трава силу потеряла, может, загвоздка в чем-то другом. Ты все делал, как в тот раз, когда ходил за Миледи?
- Кажется, да, - голос у Марвина был тоненький и жалобный, совсем не похожий на его обычный низкий рокот. - Но я совсем запутался, Энжи. Я ничего уже не понимаю. Все так перемешалось, я ничего не помню.
- Хорошо, - сказала Энжи, - хорошо. Давай начнем с самого начала? Я помогу тебе. Ты попытаешься сделать все, что помнишь, что знаешь, про то, как двигаться во времени, а я буду за тобой повторять. Сделаю в точности как ты скажешь.
Кивнув, Марвин снова вытер нос. Они сели по-турецки на полу, и Марвин добыл откуда-то грязный коробок спичек, который всегда носил с собой - на случай фейерверков. Следуя его указаниям, Энжи сложила крошащиеся сорняки в блюдечко Миледи, а брат их поджег. Или попытался, потому что они не вспыхнули, а задымились и запахли затхлой пылью, так что Энжи с Марвином тут же расчихались. Прокашлявшись, Энжи сказала:
- В прошлый раз тоже так было? Марвин не ответил.
Был один момент, когда Энжи показалось, что заклинание вот-вот сработает. Комната вокруг расплылась (ладно, чуть-чуть расплылась), и Энжи услышала далекие неясные звуки. Но когда клубы дыма развеялись, они все еще были в четверге… Оба сразу это поняли.
- Ладно, попытка не пытка, - сказала Энжи. - А как насчет сосредоточенности, про которую ты говорил? Может, у тебя мысли скачут? Может, ты какие-то слова не так произнес? Подумай, Марвин.
- Я думаю! - Марвин уже готов был опять расплакаться, но не сделал этого, а медленно сказал: - Что-то не так, но дело не во мне. Нет, не во мне. Что-то не пускает… - Он внезапно повеселел. - Может, нам за руки взяться? Ведь теперь нас двое. Надо попробовать.
Они попытались, держась за руки, а потом еще раз, сидя в пентаграмме, которую выложили скотчем на полу, - Энжи видела такое в «Баффи - Истребительнице вампиров» (хотя Марвин сказал, что это ничего не даст), - а затем еще раз с травами в особом порядке, который, как показалось Марвину, он вспомнил. И еще раз, когда заклинание произносила Энжи, после того как Марвин ее натаскал, - на маловероятный случай, что его собственный голос сел или что он неверно произнес какое-то слово. Ничего не помогало.
Марвин сдался раньше Энжи. И внезапно, пока она на свой страх и риск пробовала заклинание (самый последний раз, и некоторые слова словно бы нагрели ей рот, когда она их произносила), он несчастным клубочком свернулся на полу, постанывая:
- Нам конец, нам конец, нам никогда из четверга не выбраться! Энжи понимала, что перед ней просто перепуганный мальчишка,
но ей самой было страшно, и каким облегчением было бы дать ему пару затрещин и наорать на него. Но вместо этого она попыталась, как могла, утешить брата:
- Он за нами вернется. Не может не вернуться. Тут Марвин сел, протирая кулачками глаза.
- А вот и нет. Ему не обязательно за нами возвращаться. Разве ты не поняла? Он знает, что я ведьма, как и он, и просто оставит меня здесь, чтобы я ему не мешал. Извини, Энжи, прости меня!
Энжи почти никогда не слышала этих слов от Марвина, и уж точно в одном предложении.
- Для этого еще будет время, - сказала она. - Просто интересно… как, по-твоему, удастся нам привлечь папино или мамино внимание, когда они вернутся домой? Как, по-твоему, они сообразят, что с нами случилось?
Марвин затряс головой.
- Ты меня не видела, а ведь я все это время был там. Я тебя видел и вопил изо всех сил, но ты даже не заметила. И они тоже не заметят. Мы ведь не в нашем доме, мы просто здесь. И всегда тут будем.
Энжи собиралась уверенно рассмеяться, чтобы подбодрить и себя, и брата, но вышла у нее, скорее, икота.
- Нет. Ну уж, нет! Не собираюсь я всю жизнь провести в твоей дурацкой комнате. Попробуем это нелепое колдовство еще разок… а потом я… я еще что-нибудь сделаю.
Марвин, казалось, хотел спросить, что еще она может, но осекся, и это было к лучшему.