Суржевская Марина: Воспоминания - Марина Суржевская 3 стр.


Я не глуп, чтобы поверить в случайности. И я прекрасно помню, что клинок Нории может взять лишь женщина. Взять и ударить может лишь та, что готова убить. Диана… это будет она. Она родилась для этой роли, для того, чтобы вонзить клинок в тело странника. Кого именно? Не знаю. Это единственное, что я не могу предусмотреть в нашей партии.

Выбор будет за ней.

Но прежде чем сделать его, Диана должна ненавидеть, ведь

Аргус не дурак… Ее ненависть будет настоящей, истовой и горячей. Лишь в этом случае древний отдаст ей клинок.

Дыхание Вечности, так Нория назвала его. Она была удивительно способной, виконтесса Чатем… Ей с легкостью удавалось столь многое, она любила жизнь… Может, поэтому клинок получился таким красивым. Я смотрел на него в женской руке, когда вытащил Норию из каменной ловушки.

В тот момент я просил небеса вернуть ее. Видимо,

неумеренные возлияния и многочисленные оргазмы оказали тлетворное влияние на мой разум.

Аргус хохотал, глядя на меня со стены. Я думал, что выпустил всю кровь из его тела, но эта сволочь снова смеялся.

Регенерация древних – хреновая штука, когда надо этого древнего убить. Занятно, у меня был клинок, у меня был враг,

но я не мог воспользоваться этим оружием.

Помню, как орал на визжащих от ужаса девок, требуя взять клинок и воткнуть в синий глаз Аргуса. Девки разбегались,

вереща, как курицы, падали на колени, умоляя пощадить. Аргус хохотал. Лишь Нория, казалось, смотрела на все это с осуждением и покоем в глазах цвета лазури.

Да. Меня трудно было назвать адекватным в тот месяц…

Взять клинок не смог никто. Ни под угрозой смерти и пыток,

ни от обещания непомерных богатств, способных сравнять с королевой даже простолюдинку. Они даже пытались – девки и благородные дамы, которых согнали в мой замок. Взять не смогла ни одна.

Дыхание Вечности не желало признавать этих женщин.

Мне казалось, что Нория улыбается.

Все закончилось, когда из верхних комнат спустился

Дориций. Он простер ладонь над клинком, и оружие медленно поднялось в воздух, а потом мягко опустилось в шкатулку,

оббитую черным бархатом. Да, мой отец всегда был сильнее всех нас. И дело не только в эфире. Он был мудр и добр,

качества, которые не достались мне.

После взрыва я не сразу вспомнил о Дыхании Вечности.

Тогда, ослепленный болью и яростью, я жил лишь ззгеиг местью. Долгие годы комы, забвение, потеря способностей… Я

восстановился. Я вернулся. Я нашел Дориция и начал собирать одаренных.

Но месть так и не свершилась… И стала единственным смыслом моей жизни. Все остальное казалось слишком бледным, незначительным, временным…

Кроме Дианы. К ней я испытывал странные чувства… и не любовь, и не ненависть. Иногда жалость. Всегда желание.

Слишком похожая и слишком другая, она стала моей

Голгофой…

И сейчас я смотрю на нее, нарисованную солнечным светом,

что льется через купол мастерской. Уже не девочка, женщина,

что так спешит предать меня. Уйти.

Что же. Я кладу еще камень, воздвигая стену Дианиной ненависти. К тому же, с моими эмоциями это несложно. Я

даже не притворяюсь, все мои чувства к ней - реальны.

Разум покинул меня в тот день. Я видел лишь лазурь ее глаз,

лишь пухлые губы, лишь тело, что столько раз целовал во сне.

На этот раз – наяву. Похоть застилала глаза, я не видел ничего, кроме красной пелены. Нежная… такая нежная. И близость с ней горька, в ней ни капли желанной сладости. Очнулся,

ощутив, что делаю больно, вот только не остановился…

продолжил. Целовал, ласкал, трогал… облизывал ее тело,

заставляя стонать. В какой-то момент это стало необходимостью - заставит ее кричать от наслаждения, в моих руках, под моим телом. Возможно, это лишь очередное проявление мужского эгоизма. Я даже забыл на какое-то время, зачем вообще нужен весь этот концерт…

Забавно, но забвения не получилось. Я точно знал, кто со мной, и не испытывал иллюзии близости с Норией. Хотя, когда

Диана все узнает, она, конечно, в это не поверит. А то, что узнает - несомненно. Алин стирал ее воспоминания несколько раз, создавая пустоты памяти. А я планомерно рисую на теле

Ди свои узоры, надеясь, что эфир заполнит недостающие воспоминания. Вряд ли это будут образы самой Дианы. Скорее всего - мои или Аргуса. Я надеюсь, что это поможет девочке сделать правильный выбор, когда придет время. Рассказывать бессмысленно, она уже ничему не поверит. Тем более, после этого дня. Этой ночи.

Я не могу скрыть наслаждения, что испытываю рядом с ней.

Да, оно горчит, но я глотаю его снова и снова. Мне так нравится ее тело… сильное, тренированное, в вязи черных рисунков. Мой любовно созданный шедевр. Я не хочу ее отдавать. Хочу, чтобы она была моей. Хочу, чтобы Зеркало

Сущего ошиблось хотя бы раз, и у меня появился шанс. Второй?

Нет… Я смеюсь, и Ди смотрит на меня, как на безумного. Не бывает вторых шансов, даже у таких, как я.

А мироздание любит издеваться, повторяя то, что так хочется забыть.

Правда, в этот раз все по-другому. Я уже не влюбленный дурак, а Диана - не романтичная Нория. Она сможет убить, в отличие от своей предшественницы.

Я вколачиваюсь в женское тело и смотрю в глаза цвета лазури. Боги, я подыхаю на ней, я схожу с ума, я кончаю снова и снова и не могу успокоиться. Я вижу в Диане ненависть, она почти отражение моей. И задумываюсь о ее выборе. Кого ударит клинком эта девочка? Что, если меня?

Я снова смеюсь.

Почему бы и нет?

Наутро снова чувствую себя отвратительно и мерзко.

И хочу увидеть Ди. Она — свет. Ранящее и болезненное пламя, освещающее гнилое нутро моей души. Целый век я прожил, стараясь не заглядывать туда, а теперь вот смотрю все чаще. И все из-за этой девчонки. Или из-за цвета ее глаз…

Я давно сгнил, а Диана заставляет меня чувствовать запах разложения. Она заставляет чувствовать. И за это я опускаю ее все ниже, желая обладать и понимая, что этого никогда не будет. Ди ужаснулась бы, узнав, что творится в моей голове,

когда я смотрю на нее.

…Она разрисовала полотна. Вечные боги, если вы есть -

дайте мне сил! Смотрел на все эти желтые, зеленые и синие цветочки, на яркие пятна, на ужасающие мазки кистью и не дышал. Вцепился в металлический подрамник, кроша его в пальцах и не понимая, что делаю. Разноцветные брызги хороводом пестрели перед глазами, ослепляя безумной ненавистью и горечью. Сколько дней я выводил эти линии,

сколько раз обрисовывал их пальцами? Все уничтожено.

Сметено в глупом и нелепом порыве женской обиды.

Выдохнул, заставляя себя успокоиться и отвести взгляд от картин. Сдернул полотно с Зеркала Сущего.

— Покажи мне произошедшее, — приказал властно, не допуская и доли сомнения. Артефакты живут своей жизнью, и порой с ними непросто совладать. В амальгаме стекла уже столько эфира, что оно почти живое, почти разумное.

Мутное отражение становится темным, и я вижу… себя.

Слишком часто Зеркало Сущего стало демонстрировать мне то,

чем я стал. Я разглядываю без интереса. Черные крылья,

обнаженное тело, оплетенное черной сетью набухших вен.

Глаза без белков.

Усмехаюсь, и зеркало показывает оскаленное чудовище.

— Покажи мне Диану, — рычу я, сжимая кулаки. —

Немедленно!

Темное нутро отражения мутнеет, словно являет дно озера после бури – все сине-зеленое, нечеткое. Так бывает, когда

Зеркало показывает прошедшие дни. События еще не свершившиеся обычно окрашены красным или желтым.

Я вижу мастерскую и робко входящую девушку. Давнымдавно я запретил ей отрывать эту дверь без моего разрешения.

Но так и не поставил более серьезную защиту. Хотел, чтобы вошла? Возможно…

Тонкая фигурка в джинсах и свитере. Сколько раз я говорил,

что мне не нравится эта одежда? В платьях она так прекрасна и утонченна. Но Ди упряма. Она стоит в раздумье, луч света касается ее лица. А потом Диана резко срывает полотно с ближайшей картины. Я люблю этот портрет. И ненавижу. На нем Нория почти жива… Она улыбается там, как в тот день,

когда мы только познакомились. Дерзкая юная виконтесса,

впервые приехавшая в Лондон. Она учила астрономию, читала скандального поэта и улыбалась так, словно этот мир был волшебным и невероятным местом, полным чудес. Она так искренне любила этот мир…

Ди внутри зеркала плакала. Беззвучно, с упрямо сжатыми губами и вздернутым подбородком. Она всегда плачет так,

если вообще делает это. А потом схватила кисть…

Я отвернулся и переместился обратно в кабинет. Она вскинула голову.

— Что. Ты. Себе. Позволяешь?

Ярость требует выхода. Чудовище просится на волю. Я почти хочу свернуть эту тонкую шею. Смотрю в глаза цвета лазури.

Смотрю внимательно, ловя малейшие изменения, самый тонкий отголосок чувств.

Никогда мне удавалось передать этот цвет на полотне. Ни разу.

Диане больно. Но почему? В ней нет любви ко мне, так отчего она плакала? И сейчас смотрит так, что я теряюсь.

Женские чувства порой слишком сложны… Дыхание Вечности почти обжигает ей пальцы, я чувствую артефакт слишком близко. Она уже готова позвать, готова ударить. Я с трудом загоняю суть внутрь себя. Не от того, что боюсь. Просто слишком рано.

Диана говорит, а я смотрю ей в лицо и хочу задать лишь один вопрос. Почему ты плакала, малыш?

— Мне тебя жаль, Ландар, — произносит она.

И я снова срываюсь в бездну. Жаль? Меня? Так вот что за чувство я вижу в ее глазах? Жалость? Это то, чего я достоин?

Хочу убить. Чтобы не видеть жалость в глазах цвета лазури.

Нория тоже смотрела так. Из своего окошка в проеме между стенами. Меня ублажали сразу несколько дев, столы ломились от еды и выпивки, а Нория смотрела с жалостью. Стояла в этом каменном мешке, голодная, с сухими потрескавшимися губами и жалела меня. Сытого, пьяного и кончающего. Эта жалость тогда довела меня до безумия… И сейчас я видел ее отражение в глазах Дианы. Что за странная насмешка судьбы? Что за прихоть мироздания, снова и снова заставляющая меня проходить один и тот же путь?

Я думал, что с Ди больно уже не будет.

А стало…

Я хочу, чтобы все закончилось.

Назад Дальше