Дмитрий Сорокин
Повесть
Москва, 2027 год, 5 октября, полдень.
- Бог велел делиться, папа. Эту немудреную истину я пытаюсь доказать тебе последние три года, а ты мне все не веришь. - лицо Бориса в маленьком экранчике мобильного телефона прямо-таки лучилось торжеством. - Но теперь-то ты попался. Ты на моей территории, и я вполне подготовился к этому визиту. Слушай внимательно, старик. Ты не сможешь покинуть мое жилище, если, конечно, еще хочешь жить и радоваться этому прискорбному для меня факту... Я очень удобно разместил мощные пулеметы по периметру дома. А уж фотоэлементов там больше, чем ты в состоянии вообразить. Моментальная реакция на любое движение - открытие огня. Ты и шага не сделаешь. Даже и полшага. Если, конечно, хочешь жить. Я понимаю, что ты ошарашен. Даю тебе время на размышление. Сколько угодно времени - я научился быть терпеливым. Мои условия прежние, папа. Дай мне денег. Двадцать пять миллионов евро. Не больше и не меньше. Думай, старик. До связи. - он отключил канал.
На протяжении всего этого монолога я не вымолвил ни слова. И прошло еще не менее десяти минут, прежде чем я сообразил, что так и сижу в кресле с недопитым коктейлем в одной руке и невыключенным телефоном с тускло мерцающим экраном - в другой. Вот, значит, как. Уел меня дражайший отпрыск. Заставил захватить его базу и запер там. А запер ли? А ну, проверим! Я залпом допил коктейль и с силой швырнул стакан в форточку. Раздался страшный грохот, от стакана за долю секунды остались одни воспоминания. Мда. Не обманул, стало быть. Что мне сейчас срочно требовалось - так это справиться с последствиями адреналиновой бури и спокойно обдумать, как я дошел до жизни такой, и что дальше делать. Ненавижу чертов адреналин. С детства. Он мешает мне размышлять.
Я подошел к бару (надо отдать Борису должное - количество и выбор напитков впечатляли), хотел было смешать еще коктейль, но передумал и налил полстакана "Белой лошади". То еще пойло, конечно, но десять минут и две сигареты спустя адреналин рассосался окончательно и я смог нормально мыслить. Итак, вопрос первый: как же так получилось?
Я уж лет десять как знал, что сына я упустил. В то время, когда я мог как-то повлиять на него, я с головой был погружен во все, что угодно, кроме семейных дел. Творчество, сколачивание состояния, бесконечные балы-приемы-вечеринки, бесконечные поездки... За те годы я восемнадцать раз совершал кругосветки, и, когда я, усталый от этого бешеного темпа жизни, но довольный собой и богатый, вернулся домой, чтобы спокойно теперь уже, не гоняясь за химерами, пожить в свое удовольствие, выяснилось вдруг, что возвращаться-то мне и некуда. Жена меня бросила еще двенадцать лет тому, и, помнится, я совершенно не придал тогда значения этому факту, увлеченный какой-то юной поэтессой ( черт, даже имени ее не помню...). Все это время Борис, мой сын, был предоставлен самому себе. Так что, как говорится, что выросло, то выросло. В течение долгих и мучительных для меня трех лет я честно пытался установить с ним контакт. Не вышло. А потом вдруг с последних полос газет исчезли красочные описания криминальных подвигов моего сынишки, и комиссар полиции Блажнов, с которым мы на почве этих самых подвигов успели подружиться, сообщил мне, что Борис завербовался в Иностранный легион. Ну, известное дело: с глаз долой - из сердца вон, и я спокойно засел за мемуары.
Три года назад, однако же, спокойная жизнь моя кончилась. Я сидел дома, в библиотеке, и перечитывал еще прошлого века издание Маркеса, когда на пороге возник Борис. Выглядел он, мягко говоря, отвратительно. Количество наркотиков, которые он вколол перед этим визитом, подсчету не поддавалось.
- Отец, мне нужны деньги. - не поздоровавшись, мутным голосом начал он.- Много денег. И сейчас.- добавил он с вызовом. Пожалуй, именно это меня и разозлило.
- Убирайся! - классическим жестом указал я ему на дверь.- И никогда больше не смей приходить ко мне. Никогда!
- Ты пожалеешь.- возразил он все так же мутно. - Ты очень сильно пожалеешь. - и ушел.
Оставшись один, я успокоился и понял, что слегка погорячился. Но он застал меня врасплох, а вид, в котором он заявился, давно уже приводит меня в ярость, хотя бы это был мой собственный сын. С наркотиками у меня отношения особые, впрочем, это отдельная история. Я совсем бы забыл и о существовании своего непутевого сына, и об этом досадном происшествии, погрузившись в полуиллюзорный мир своих тихих радостей, если бы две недели спустя не взорвалась моя дача. Сам я отделался легким испугом, переломанными ногами и возможностью наблюдать весь этот кошмар лежа в двадцати метрах от забора. Сила взрыва равнялась какой-то жуткой цифре в старом добром тротиловом эквиваленте, а меня просто выкинуло взрывной волной. Естественно, Борис не замедлил взять на себя ответственность за этот теракт и напомнить о своей просьбе.
- Мне нужно пять миллионов евро. - сказал он.
С того дня и началась наша война. Мне пришлось вспомнить былое, нарастить мускулатуру и в совершенстве освоить методы ведения партизанской войны в любых условиях. Так мы с ним и воевали последние три года, последовательно уничтожая недвижимое и движимое имущество друг друга. Мне от него было нужно только одно - чтобы он любым способом исчез из моей жизни. Потому что чем дальше, тем больше я понимал, что воюю с ошибками своей не в меру бурной и безответственной молодости, как бы банально ни звучала эта фраза. И меня грызла совесть. Ему же были нужны мои деньги. А вот денег я давать ему не собирался. Потому что, взяв раз, потом он вытянул бы из меня все. Вот так мы и жили.
Вспомнив теперь все это, я успокоился окончательно, и во всей красе поднялся, словно... впрочем, сейчас не до фаллических ассоциаций..., вопрос: что дальше делать? Звонить в полицию или аналогичные организации я не мог, потому как по милости того же Бориса полгода как был в бегах. Даже внешность пришлось изменить. В криминальном, да и во всем остальном мире знакомств у меня не было. Больше не было. Пытаясь убежать от себя самого, я неосмотрительно сжег все мосты за своей спиной.
Москва, 2027 год, 1 апреля.
Вчерашний вечер ознаменовался бурной перестрелкой с Борисом, и - позор на мои седины! - утратой значительной части арсенала. Поэтому сегодня с утра, хорошенько позавтракав, я сел в бронеджип "Лада-Тарантул" и поехал слегка прибарахлиться. На Савеловской площади белела громада гипермаркета. Голограмма в небе над ним гласила: "Только в гипермаркете "1 000 000 и одна мелочь" вы за 10 минут сможете купить все, что пожелаете - от зубочистки до баллистической ракеты!" Ракета мне пока не требовалась, а вот пару винтовок, крупнокалиберный пулемет и необходимые боеприпасы я там приобрел. Поехал домой. Когда подъезжал к Дегунинскому банку, там прогремел взрыв, по силе вполне сравнимый с тем, что лишил меня дачи. Здание рассыпалось, как карточный домик. Понимая, что сейчас полиции тут будет хоть отбавляй, а я вооружен до зубов и при взрывчатке, развернулся и погнал в объезд. Какое-то время, кажется, на хвосте висел полицейский "Запорожец-9000", но я знаю этот район с детства, и уйти труда не составило. Домой, однако же, ехать было никак нельзя: шансы, что меня вычислят - 50/50. Конечно, я ни в чем не виноват, но поди, докажи это нашей полиции! Был бы человек, а состав преступления отыщется. Они всегда были сторонниками простых решений. Поэтому я поехал в ближнее Подмосковье, где уж с год как была у меня готова резервная база на случай непредвиденных потерь в битве с Борисом. Приехав и тщательно "законсервировавшись", включил новости. Конечно... Тут же показали мою всего пару часов назад оставленную укрепквартиру, где по-домашнему одетый Борис с совершенно растерянным лицом объяснял одновременно полиции, журналистам и миллионам телезрителей, что с отцом он не виделся уже более года, что отец, повредившись умом, страдал в последнее время странными фантазиями, а под новый 2026 год исчез, прихватив с собой кучу оружия. А он сам, Борис, уж восемь лет как завязал, живет законопослушно и даже все налоги вовремя платит.
Меня объявили в розыск. А Борис перезвонил через полчаса после передачи, поздравил с первым апреля и попросил десять миллионов евро, напирая на то, что, как только он получит деньги, ответственность за взрыв тут же возьмут на себя исламские террористы. Я его послал. И поехал делать пластическую операцию в клинику, где за определенное вознаграждение не задают лишних вопросов.
Москва, 2027 год, 5 октября, 16:00
Закончил осмотр своей тюрьмы. Обнаружил и перепрограммировал несколько взрывных устройств с радиоуправлением. Позвонил Борису.
- О! Ты так быстро сдался? - удивился он.
- Отнюдь. Просто хотел предупредить, чтобы ты ко мне не совался. Пулеметы свои ты, конечно, отключишь, но пару-тройку сюрпризов я тебе гарантирую.
- Ох и вздорный же ты старик... Сиди себе там, пухни сколько влезет... Пневмосистема доставки продуктов из магазина, кстати, работает. Пока работает - многозначительно добавил мой сын. Как чего надумаешь - звони. Отбой.
Вполне удовлетворившись разговором, я немедленно решил проверить пневмосистему. Набрал с пульта заказ на шесть бутылок пива и вяленного леща, вставил кредитку в прорезь, нажал "ввод". Зашумело-загудело, через минуту зажглась надпись "заказ доставлен". Вытащил пиво и рыбу из приемной камеры, выпил под леща пару бутылок "Останкинского №15", закурил.
Более детальный осмотр неосмотрительно (простите за каламбур) захваченной мной базы свидетельствовал, что Борис и впрямь долго готовил мне эту ловушку. Моральные пытки были предусмотрены вполне сообразно его фантазии и финансовым возможностям. Начнем с того, что вся моя фонотека была здесь. Он захватил ее в прошлом году, когда я сдал с тяжелыми боями свой особняк в Лобне. Тяжелые уличные бои в наше время - зрелище настолько заурядное, что, когда Борис шарахнул по моему дому противотанковыми ракетами, никто и не почесался. Уцелело тогда только то, что было в бункере, в том числе библиотека, фонотека и компьютер с личным архивом. Меня же контузило, и как я тогда ушел, не помню совершенно.
Библиотека обнаружилась в соседней комнате. Компьютер стоял там же. На клавиатуре лежала записка: "Какая у тебя развеселая жизнь, папаша! Уссаться можно!" Так. Ладно. Идем дальше. На библиотеке трофеи, с которыми Борису не жалко было расстаться, видимо, закончились. Сюрпризов он мне, однако же, приготовил еще предостаточно. Коридор раздваивался. Прямо ход отсутствовал. Наличествовала табличка:
"Направо пойдешь - домой попадешь. Налево пойдешь - мозги потеряешь".
Поразмыслив над нехитрым выбором, я пошел "домой", то есть направо. Правый коридор заканчивался смутно знакомой дверью со стандартным номерком конца ХХ века "427" и вывеской "Музей-квартира всемирно известного негодяя Игоря Стрекалова", выполненной золотыми буквами по белому мрамору. Мне стало нехорошо. Это была дверь той самой, последней моей квартиры эпохи семейной жизни, откуда я двадцать с лишним лет назад пустился во все тяжкие... Перед тем, как войти, я выкурил сигарету. Чтобы успокоиться. И тут же обратил внимание, что мерзавец Борис предусмотрел и это: рядом с дверью к стене оказалась привинчена стальная пепельница, какие во дни моей молодости бывали в тамбурах поездов дальнего следования. Мое спокойствие в планы сына явно не входило.
Вошел. Прихожая. Темно. Справа должен быть выключатель. Да. Это прихожая моей квартиры. Вон то зеркало тридцать пять лет назад подарил мне отец. А шкаф я собрал своими руками из не помню уж каких подручных средств в 1999 году. И светильник тот самый. И обои. Медленно разулся. Галошница полна обуви - мужской, женской, детской. Я узнал белые туфли жены, она еще на нашей свадьбе была в них. Достал свои тапочки и решительно закрыл дверцу. Я, конечно, могу сейчас выключить свет и вернуться в основные помещения базы. Но я все равно сюда приду. Я отлично знал это. Борис, похоже, тоже. Что ж, он отыграл у меня уже не одно очко, и мне приходится играть теперь по его правилам. Сыграем.
После мимолетного шока в прихожей я уже не так остро реагировал на все остальное, хотя, конечно, спокойно все осматривать я тоже не мог. На столе в гостиной специально лежал семейный фотоальбом, открытый на одной из первых страниц: 2001 год, Коктебель. Я, жена и годовалый Борис сидим на оплетенной виноградом веранде у стремительно стареющего Карена. Он же нас, кстати, и снимал тогда... Уже десять лет, как он умер от туберкулеза. Дальше я фотографии разглядывать не стал - еще успею предаться ностальгии и самобичеванию. Мне было важно найти в этой тщательно восстановленной квартире то самое фальшивое звено, ту деталь, которая докажет моей стремительно заводящейся психике очевидный факт: все это - топорная инсценировка, призванная выбить меня из колеи. Увы, инсценировка была не топорной, и заводился я все сильнее и сильнее. Старый обеденный стол еще носил следы моих детских экспериментов с перочинным ножом. Вытяжка на кухне все так же рычала, третья полка в холодильнике треснула пополам аккурат в начале века, когда я поставил на нее пятнадцатилитровую кастрюлю с глинтвейном - чтобы не пропал... Правая кассетная дека в музыкальном центре лишилась крышки по моей же пьяной милости на все тот же 2000 новый год, фонотека... Стоп! Вот оно! Я тщательно проверил ту, первую встретившуюся сегодня мою фонотеку, и вынужден был признать, что она подлинна. Эта же, в таком случае... Я решительно вытащил несколько кассет и компакт-дисков. Ага! Попался! Модели двух из пяти кассет не соответствовали оригинальным, а вот у этого компакта была треснута крышка, а тот вообще был самодельный, этот же фирменный... Я торжествующе расхохотался: распадающемуся разуму теперь было за что зацепиться. Я ворвался в спальню и резко остановился. В спальне царил незабываемый аромат духов моей жены. На чуть смятой постели валялось ее платье, чулки, белье. В душе, что за спальней, шумела вода.