Женщина перевела мои слова спасателю, и он направил к лифту пятерых своих ребят, а вместе с ними туда ушли и несколько добровольцев, и когда я собрался было присоединиться к ним, один из инженеров сказал по-английски:
— Нет никакой гарантии, что он жив, тем более погребенный так глубоко. А люди, находившиеся на верхних этажах, могут быть живы.
Я посмотрел на него, вспоминая невероятно голубые глаза с длинными ресницами, вспоминая маленькие ямочки на щеках, вспоминая загоревшую бронзовую кожу, вспоминая черные волосы, прикрывающие уши, вспоминая широкие брови и тонкий нос, вспоминая бледно-розовые пухлые губы, вспоминая тепло обладателя всего этого.
— Он жив, — проговорил я скорее для себя, чем для инженера.
— Вы не можете быть в этом уверены.
— Как и Вы, — резко произнес я. — И скажите мне, что Вы сможете спокойно спать, если сейчас отзовете людей в другое место, а когда его достанут и проведут вскрытие, то станет ясно, что еще вчера он был жив. Что его можно было спасти, если бы не Вы.
Мужчина смотрел мне прямо в глаза, ничего не говоря, но у меня не было времени и желания играть в гляделки и спорить, поэтому я просто отвернулся и вернулся к работе, только сейчас осознавая всю иронию ситуации. Искал, чем заняться? Вот и нашел.
Но долго мне не позволили разбирать обломки, как и остальным добровольцам. В течение часа к спасателям все больше и больше присоединялось их коллег, и нас попросили уйти, чтобы мы случайно не пострадали сами или не навредили тем, кто находится под завалами.
Мне пришлось делать то, что я ненавидел больше всего на свете — стоять в стороне, ждать и ничего не делать.
А к этому времени к спасателям, добровольцам и зевакам присоединились родственники тех, кто оказался в ловушке из бетона и железа, и местное телевидение, поспевшее как раз вовремя, чтобы заснять извлечение первого пострадавшего.
За два часа из-под обломков здания вытащили пятерых людей. Еще через полчаса был найден шестой, но он был мертв. Все они находились на верхнем этаже в ресторане. А еще через полчаса приехала техника, готовая убирать неподъемные куски, что вновь вызвало спор, сути которого я не знал, но в итоге машины заработали только после полуночи, когда из-под завалов были извлечены все, кроме работников, посетителей банка и Дарена.
Я видел, как доставали пару из Германии. Они оба были мертвы. И видел семью из местных. Один их ребенок, девочка, тоже была мертва. Всего из-под обломков достали двадцать три мертвых тела и двадцать одного человека спасли. И после наступила тишина. За следующие сутки не было найдено ни мертвых, ни живых. Машины останавливали каждые десять минут, надеясь услышать крики о помощи, но их не было.
К ночи второго дня ко мне подошел тот самый инженер, что предполагал смерть Дарена. Пару минут он молча стоял рядом, глядя то на место обрушения, то на меня, а после все же заговорил:
— Вам стоит отдохнуть.
— Я в порядке.
— Вы не спали больше суток, а также я не видел, чтобы Вы ели. У врачей сейчас и так много работы, не прибавляйте им ее еще.
Я тяжело вздохнул, на секунду расслабляясь, и тело и мозг, что находились больше суток в состоянии напряжения, накрыла усталость.
— Отдохните в сторонке, — предложил мужчина. — Вы узнаете, если кого-то найдут.
И я не стал с ним спорить, просто отошел к ближайшему дому и сел на грязную улицу, упираясь на него спиной. Голова сама собой откинулась назад, а глаза закрылись. Несколько минут я еще слышал технику и перекрикивающихся людей, а потом все же уснул.
Когда я проснулся, было уже светло, а на месте обрушения были родители Дарена. Только для меня они вначале были просто родственниками кого-то из пострадавших. Пара людей в возрасте, что разыскивала кого-то из близких, приставая к свободным спасателям и дежурным медикам, показывая им фото. Но каждый раз в ответ получали покачивания головы, и отчаяние на их лицах становилось все сильней и сильней. Когда они подошли ко мне, в их глазах уже почти не было надежды, лишь упрямство.
— Вы не видели нашего сына? — спросил мужчина, протягивая фотографию.
Я опустил взгляд на нее и глубоко вдохнул, узнавая голубые глаза и ямочки. Подняв глаза на пару, сочувствующе покачал головой.
— Его еще не достали.
Женщина вскрикнула, и мужчина тотчас обнял ее, прижимая к себе.
— Вы его знаете? Вы друг Дарена? — глядя мне прямо в глаза, поинтересовался мужчина.
— Нет. Мы познакомились за пять минут до… до обрушения. Говорили по телефону, когда все случилось… Мне очень жаль, — проговорил я, не зная толком, о чем жалею: о том, что им приходится проходить через такое или о том, что я стою здесь, а их сын погребен под тонной мусора.
Мужчина кивнул на мои слова. Его лицо исказилось, когда он посмотрел туда, где два дня назад еще стоял дом.
— Мы увидели новость об обрушении в интернете… Он говорил, где работает… Даже присылал фотографии… Но вдруг… А когда он не ответил на звонок, то мы все поняли…
— Вы сказали, что говорили с ним по телефону, — заговорила женщина. — Где он был? Нам сказали, что всех, кроме работников банка, нашли.
— В лифте…
— О, Господи! — выдохнула женщина, и на ее лице отразился ужас. — Он же…
— Он жив, — неожиданно даже для самого себя уверенно заявил я. — Если бы он был мертв, то меня бы здесь уже не было, — говоря это, я осознавал, что действительно полностью убежден в своих словах, словно в тот момент, когда я не дал ему упасть, нас связала нить, и она до сих пор держалась. Если бы с Дареном что-то случилось, то нить бы лопнула, как струна.
— Скотт Уоррен, — после нескольких секунд тишины, во время которой пара не сводила с меня глаз, представился мужчина. — А мою жену зовут Лора.
— Дэниел. Абрамс.
Мистер Уоррен не протянул мне руку для пожатия, как и я свою, мы только кивнули друг другу и перевели свое внимание на работу спасателей.
К концу второго дня были найдены первые тела работников банка и посетителей, а лифт, находящийся в другой стороне от рабочих мест, еще не был обнаружен.
Я никогда не верил в Бога, поэтому не знаю, было ли мое обращение послано к нему или ко Вселенной — я просто просил о чуде у того, кто мог его сотворить. И если это был Санта Клаус, значит, я обращался к нему.
И на рассвете третьего дня, до того, как были найдены все находящиеся в банке, спасатели, работающие на месте лифта, зашевелились куда активней, чем до этого, вызывая подозрения и надежду. Я бросился к единственному, кто мог точно сказать, что происходит, но не успел и рта раскрыть, как инженер ответил на незаданный вопрос:
— Они нашли лифт.
И мы синхронно выдохнули: я и родители Дарена, а после так же синхронно спросили:
— Что с Дареном?
Но мужчина замолчал, наблюдая за работой спасателей, и я понял, что он вслушивается в их переговоры.
— Стук из кабины идет, — наконец-то произнес он. — Крыша не повреждена, но люк завален. Надо расчищать, но очень осторожно. Лифт на уровне парковки, а там были автомобили и сейчас повсюду бензин. Одна искра, и все взорвется.
Меня охватила паника, и я уставился на работу спасателей. Экскаваторы сняли несколько больших обломков, а после люди принялись убирать оставшееся. Их работа длилась несколько часов, и эти часы были для меня утомительней, чем все предыдущие, ведь Дарена отделяло от свободы лишь небольшое расстояние, а не пять этажей, обрушенных на него сверху. Он был ужасно близко, но достать его было нельзя.
А спустя три часа после того, как был найден лифт, я стал свидетелем, как живого Дарена поднимают наверх. От облегчения и радости я готов был осесть там же, где стоял, но мне не дала миссис Уоррен. При виде сына она расплакалась и обняла мужа, а следом за ним и меня, и без остановок говорила кому-то спасибо. И я тоже поблагодарил то ли Бога, то ли Вселенную, то ли Санта Клауса, а может, всех вместе…
В больнице стало известно, что у Дарена сильное обезвоживание, потеря нескольких килограммов и пара ушибов и царапин. Нам сказали, что ему сильно повезло, не только в физическом плане, когда здание рухнуло, стенки лифта под его весом прогнулись, создавая щель между дверями, достаточно широкую, чтобы юноша не задохнулся. Это спасло ему жизнь, и уже через несколько часов его можно было навестить.
Я стоял в коридоре и смотрел телевизор, где показывали место обрушения, когда мистер и миссис Уоррен вышли из палаты и предложили зайти мне, оставив нас с Дареном наедине. Хотя наедине мы вовсе не были. Палата была общей, в ней лежали еще несколько человек, пострадавших при обрушении, и которым повезло так же легко отделаться, а рядом с ними находились их близкие. Шторы были задвинуты, щадя глаза больных от яркого солнечного света, но несколько ламп все же горело.
— Привет, — хрипло проговорил Дарен, облизывая потрескавшиеся губы. Я осмотрел его. Он выглядел немного… немного больным, но лучше, чем я себе представлял. Кожа, может, стала не такой бронзовой и под глазами синяки, но это все. Если бы не капельница, то можно было подумать, что он просто долго не спал. — Прости за ужин, — слегка улыбаясь, произнес он.
Я улыбнулся в ответ.
— Ничего страшного. Если, конечно, это не ты обрушил здание, чтобы таким способом отделаться от меня.
Дарен тихо засмеялся.
— Черт, а я надеялся, что сработает, — парень притворился расстроенным, но почти сразу стал серьезным. — Родители мне сказали, что ты все эти дни был там… Они узнали, что именно ты сказал, где я нахожусь… Спасибо.
— Да ладно, — махнул я рукой, делая вид, что ничего такого уж и серьезного не произошло. — Заплатишь за ужин и будем квиты.
Дарен вновь улыбнулся.
— Только давай в этот раз будем договариваться о месте встречи в парке или, не знаю, в поле… На всякий случай.
Теперь уже смеялся я.
А обладатель невероятно голубых глаз смотрел на меня и на его щеках были ямочки.
Дарена выписали уже на следующий день. И, пока я «наслаждался» оставшимися днями отпуска, он готовился к обратному переезду в Лос-Анджелес. Миссис Уоррен была категорически против, чтобы ее сын оставался в Бангкоке, а Дарен и не стал спорить.
Поужинать мы смогли только спустя две недели. И этот ужин стал и завтраком.
Я совру, если скажу, что все было легко. Оказавшись в мегаполисе с огромным количеством небоскребов, Дарен подвергался паническим атакам. Он с трудом мог заставить себя войти внутрь, но спустя пару минут задыхался и бросался во все стороны, ища выход. Ему пришлось лечиться два года, чтобы избавиться от них, до конца страх так и не исчез. До сих пор, иногда заходя в здания, он замирал у входа, словно в оцепенении, но затем брал себя в руки. И к большому моему удивлению и удивлению его родителей, лифтов он бояться не стал. Наоборот, только оказавшись внутри стальной коробки, он расслаблялся и прикасался ладонью к ее стенке, на мгновение прикрывая глаза, будто приветствовал или благодарил. Лишь спустя несколько лет он признался мне, что относится к лифтам, как старшим братьям, ведь один из них защитил его. Но главное последствие случившегося заключалось в том, что когда стало известно, что здание в Бангкоке рухнуло из-за ошибки в конструировании, Дарен понял, кем хочет стать. Он хотел строить дома, такие, которые падали бы только от времени или при сносе. И он их строил.
А спустя год после нашего первого ужина я пригласил друзей в бар, где познакомил с Дареном. И через несколько часов общения Майкл сказал:
— Друг, тебе невероятно повезло! Где ты только нашел такое сокровище?
— Он меня откопал, — опережая меня, ответил Дарен, и все заулыбались, принимая его слова за шутку, но мы с Дареном не улыбались.
Я его действительно откопал.
<p>
</p>