— Ну, госпожа Эми, что случилось? Этот юноша не для вас.
— Он не должен услышать, что ты говоришь, Пинто. Он на тебя рассердится. Он для меня. Он так говорит, и он очень рассердится на любого, кто станет это отрицать.
У Пинто от ужаса подкосились ноги. Пусть вся семья считает, что на них свалилось невероятное счастье — принимать в доме этого молодого человека. Но Пинто была мудрой женщиной. Она знала, что не случайно ее всегда окутывал страх в присутствии знатного гостя.
— Что же произошло? — настойчиво спрашивала она. — Расскажите мне… все.
— Я была с ним на лугу… и плела венок из маргариток.
Пинто вздохнула и покачала головой.
— Сколько раз все именно так и начиналось?! — воскликнула она. — Плела венок из маргариток! В этих венках из маргариток — таких простых, таких невинных — прямо-таки дьявол поселился! И Ева такой была, когда к ней спустился змей-искуситель.
— Он сказал, что женится на мне, Пинто.
— Никогда!
— Он полон решимости сделать это.
— Сначала они все полны решимости. И только потом их решимость куда-то улетучивается.
— Ты плохо думаешь о нем… и обо мне тоже.
— Значит, моя крошка все еще невинна?
Эми кивнула.
— Он клянется, что женится на мне и что даже отец его не остановит.
— Поверить, что человек, который смог скорехонько справиться с восстанием в Норфолке, не убережет своего сына от неподходящей женитьбы?
— Но это подходящая женитьба, Пинто.
— Нет, моя дорогушечка.
— Он говорит так, а он всегда прав.
— Мне это не по душе, госпожа Эми.
— Пинто, обещаю, что куда бы меня ни занесла судьба, я никогда не отпущу тебя.
— И я никогда не оставлю мою госпожу, — сказала Пинто.
Пинто посмотрела на шестнадцатилетнюю девушку, которая никогда раньше не уезжала далеко от своего деревенского дома. Откуда ей знать, как устроен этот мир? А юноша казался человеком бывалым. Быть может, он уедет и позабудет этот разговор о женитьбе. А уж Пинто позаботится о том, чтобы ублажить госпожу Эми, когда он уедет. Ведь не может же в самом деле Роберт Дадли жениться на Эми Робсарт?
Ко всеобщему удивлению, граф Уорвик дал благословение на брак своего сына с дочерью Джона Робсарта. Роберт обладал великой силой убеждения, и отец угадал в нем хорошо ему знакомую решимость, так как сам обладал ею. Роберт был пятым по счету сыном, поэтому его женитьба не представлялась делом такой важности, как женитьба первого сына, да и Робсарты были богаты. Кроме того, перед графом в тот момент стояли другие цели. С каждым днем конец Сомерсета становился все ближе, и Уорвик готовился стать лордом-протектором. Поэтому женитьба сына не казалась ему таким важным делом, каким могла бы стать в другое время.
Джейн Дадли, которая все никак не могла привыкнуть к своему высокому титулу, с радостью ожидала свадьбу Роберта.
— Они по-настоящему любят друг друга, — говорила она, — и я сама не смогла бы выбрать лучшую партию для Робина. Эми — красивая девушка, правда, немножко простоватая, потому что выросла в деревне, но мне это нравится. Роберт будет проводить много времени в деревне, а жизнь вдали от дворцовых интриг и сплетен — чудесная жизнь.
Джейн рисовала в своем воображении картины того, как она станет навещать их, наслаждаться покоем в прекрасном помещичьем доме, играть с их детьми, учить милую Эми делать особенные заготовки, которые нельзя доверять прислуге, и выращивать травы для приправ и снадобий. Она представляла счастливую жизнь Эми и Роберта такой, какую она желала себе и Джону.
Теперь она редко видела мужа. Но с ее стороны было бы необоснованно ожидать, что он будет посвящать ей свое время. Она выполнила свой долг. Она родила тринадцать детей для увеличения богатства Дадли, и хотя шестеро из них погибли, семь — прекрасное число, особенно, если речь шла о ее детях.
Что касается Робсартов, то они с трудом верили в свою счастливую судьбу. Их дорогая крошка Эми, их наивная маленькая любимица, станет звеном, которое свяжет их с самой могущественной семьей в Англии.
Свадьбу справили в королевском дворце в Шине, соблюдая все формальности и с огромной пышностью; на ней присутствовал сам король Эдуард. Робсартам и не снилось, что на их долю выпадет столько почестей.
После церемонии супружеская чета вернулась в Сайдерстерн и приготовилась зажить счастливо.
Роберт и вправду был счастлив.
Его отец стал еще более могущественным человеком. Ему удалось обвинить Сомерсета в государственной измене, и того постигла на Тауэр-Хилле та же участь, что незадолго до того выпала его брату, красавцу Томасу. Обезглавив Сомерсета, Джон Дадли стал по сути правителем Англии, потому что болезненного и день ото дня становившегося все слабее и слабее четырнадцатилетнего короля можно было не принимать во внимание.
Уорвик не замедлил присвоить себе титул герцога Нортумберлендского, хотя никогда ранее ни один человек, не являвшийся членом королевской семьи, не удостаивался титула герцога.
Почести достигли и поместья Сайдерстерн. Герцог Нортумберлендский даровал Роберту и его жене поместье Хэмсли, которое располагалось неподалеку от Ярмута. Джона Робсарта вместе с Робертом назначили управлять поместьем Райзинг. Это было явным знаком королевского расположения, но все знали, что королевское благоволение на деле было благоволением Нортумберленда, и никого не удивило, что оно выпало на долю его сына и тестя.
Для Роберта и Эми дни были наполнены всевозможными удовольствиями. Никто в Норфолке не мог сравниться с Робертом в рыцарских турнирах, в соколиной охоте, да и в любом виде спорта. «Наш лорд Роберт», называли его люди в Норфолке.
В нем росла сила и расцветала красота, а сам он проявлял живейшее участие в местных делах. Если его отец стал величайшим человеком в Англии, то Роберт — величайшим в Норфолке. Вряд ли в целом графстве Норфолк нашлась бы хоть одна женщина, которая могла бы перед ним устоять. Семнадцатилетний новобрачный превратился в самого красивого, самого, как считали в Норфолке, обаятельного мужчину во всей Англии, и даже если поискать в целом свете, то разве сыщешь другого такого веселого и счастливого, такого галантного и очаровательного, как лорд Роберт!
Его отец не желал, чтобы он все время проводил в деревне. Время от времени его звали ко двору, и Роберт тогда уезжал вместе со своими слугами, а деревенские жители — особенно женщины — печально смотрели ему вслед. Они говорили, что без лорда Роберта Норфолк словно пустел.
В Лондоне его всегда ждали с распростертыми объятиями. При встрече с ним мать рыдала от радости, а все сестры и братья собирались вместе, чтобы повидаться с любимцем семьи. И даже отец, обычно уделявший немного времени домашним делам, не оставался равнодушным к его обаянию и частенько поглядывал на него с чем-то вроде сожаления во взгляде. Брак с дочерью Робсарта вряд ли сослужил хорошую службу самому выдающемуся члену могущественной семьи.
Однажды, когда он приехал в Лондон и находился во дворце Хэмптон-корт, отец отвел его в маленькую комнатку и, напустив на себя таинственный вид, заявил, что должен переговорить с ним с глазу на глаз.
— Я узнал от придворных лекарей, — сказал герцог, удостоверившись, что их не подслушивают, — что Эдуард умирает и вряд ли протянет еще год.
— И что с того, отец?
— Как «что с того»? Если выйдет не по-нашему, то мы погибли.
Роберт был довольно хорошо осведомлен о том, как в тот момент обстояли дела, и понял, что имел в виду отец. В своих политических целях герцог встал во главе реформаторов, а многие в этой стране считали, что законной преемницей Эдуарда является Мария Тюдор — ревностная католичка.
Если Мария взойдет на трон, то это станет концом власти его отца, и Дадли, совершившим второе восхождение к высотам власти, грозит второе падение в пропасть.
Нортумберленд мрачно ухмыльнулся, взглянув на сына.
— Роберт, — сказал он, — кажется, ты свалял дурака.
— Я, отец?
— Ты поймешь, что я имею в виду, когда я открою тебе свои планы. Мария Тюдор — незаконнорожденная, Елизавета — тоже. Так говорил их собственный отец. Англия не потерпит на своем троне незаконнорожденных, когда существует законный наследник. Сестры Грей идут впереди Марии Тюдор. Старшая, Джейн, по праву должна стать королевой после смерти Эдуарда. Разве она не внучка сестры Генриха VIII Марии? Нет ни малейшего сомнения в происхождении Джейн, и, благодаря Богу, она станет королевой Англии.
— Джейн! Крошка Джейн Грей — королева Англии!
— Именно так. У нас в Англии по традиции король объявляет своего преемника… и я получил на это согласие Эдуарда. С ним и с ее более значимыми, чем у незаконных дочерей Екатерины Арагонской и Анны Болейн, правами она станет королевой. А теперь подумай, Роберт, ведь если бы ты не сглупил и не женился очертя голову на дочери деревенского сквайра, я, пожалуй, мог бы сделать тебя королем Англии.
Тут Роберт чуть не лишился дара речи. Король Англии! Он представил себя в королевском одеянии. Разве с ним может произойти нечто подобное? Что он знал до сих пор о власти? Он вспомнил, как совсем недавно он представлял себя в роли возможного супруга леди Джейн Грей — этой хрупкой и красивой девочки. Правда, на вкус Роберта, она была чересчур благочестивой, но, бесспорно, она — очаровательное создание.
— Похоже, ты упустил свою судьбу, — сказал герцог, — и она достанется Гилфорду.
— Яс… но, — пробормотал Роберт. Отец положил ему на плечо руку. Он очень сожалел. Каким бы королем стал Роберт! Гилфорд будет выполнять свой долг, но, видит Бог, лучше бы на его месте был Роберт.
— Пусть это тебя многому научит, сын. Ты молод, но никогда не бывает рано получать такие уроки, надеюсь, ты теперь это понимаешь. Посмотри, какую службу сослужило тебе твое твердолобое упрямство. Ты мог бы стать королем, но ты, подчиняясь какому-то детскому капризу, избрал путь деревенского сквайра. Всегда смотри в будущее. Всегда думай, что оно тебе преподнесет. Без всякого сомнения, твой брат и его жена королева Джейн возложат на твою голову высокие почести. Но, теперь ты видишь, немножко терпения и немножко фантазии принесли бы тебе гораздо больше. Сейчас ты знаешь, как обстоят дела, но помни, что это все пока должно оставаться в тайне. Будущее нашего дома поставлено на карту. Верю, что нам улыбнется фортуна. После смерти короля найдутся люди, которые станут оспаривать право Джейн на престолонаследование. Мы должны быть к этому готовы. Ты вернешься в Норфолк и будешь ожидать там, втайне собирая подкрепление, на которое мы смогли бы опереться в случае необходимости. Ты меня понимаешь?
— Да, отец.
Эта беседа в корне изменила взгляды Роберта.
Он вернулся в Норфолк крайне озабоченным. Теперь все виделось ему в ином свете. Конечно, Эми любила его, но до чего же она проста! Он не мог удержаться, чтобы не сравнивать ее деревенское очарование с красотой Джейн Грей, ее наивность — с эрудицией Джейн, и он не мог также удержаться и не представить себе рядом с Робертом-сквайром Роберта-короля.
По его возвращении все заметили происшедшие в нем перемены. Эми стала раздражительна и ревнива. Пинто была уверена, что он влюблен в женщину, которую встретил при дворе. Пинто всегда чувствовала, что в этом браке для Эми таится опасность.
Она постаралась предостеречь ее и дать совет.
— Наберись терпения. Не балуй его. Держись на расстоянии. Пусть он сам придет к тебе за твоими милостями. Не расточай их слишком щедро.
Бедная Эми попыталась последовать мудрым советам Пинто, но разве она могла поступить согласно ее указаниям? Когда рядом находился Роберт, это она должна была вымаливать у него ласки, словно маленький щенок, который пытается заслужить одобрение хозяина.
— Эми, — в отчаянии восклицал он, — когда же ты повзрослеешь?
— Но ведь ты всегда говорил, что тебе нравится моя ребячливость.
— Нельзя же вечно оставаться ребенком.
— Но ведь ты все время радовался, что я не такая, как девушки при дворе.
«Да, — думал он, — воистину не такая! Не обладающая изящным и чарующим достоинством леди Джейн Грей, темпераментом и зажигательными способностями принцессы Елизаветы».
Эми трясла его за руку.
— Почему ты со мной не разговариваешь? О чем ты думаешь? Почему ты все время глядишь в окно, как будто прислушиваешься. К чему ты прислушиваешься?
— Я?.. Прислушиваюсь? Да ни к чему я не прислушиваюсь.
— Нет, прислушиваешься, голову даю на отсечение. Ты ждешь… Ждешь вестей от кого-то, кого ты встретил при дворе. Почему ты никогда не берешь меня вместе с собой? Почему я всегда должна оставаться в деревне? Почему, когда ты едешь ко двору, ты едешь без меня?
Как же она глупа!
Он посмотрел на нее с легкой неприязнью. Каким же он был дураком! Он стал мужем простой деревенской девушки, тогда как мог бы жениться на королеве.
Губы у нее дрожали. Он наблюдал, как у нее по щекам заструились слезы, когда она повалилась на диван и принялась всхлипывать.
Неужели он ничему не научился? Он вел себя еще более глупо, чем раньше. Отец доверил ему огромную тайну, а он почти что выдал ее. Она поняла, что что-то произошло во время посещения им двора, но, будучи неразумным ребенком, вообразила, что он влюблен в другую.
Он вздохнул. Конечно же, он обращал внимание на женщин — придворных дам и просто крестьянок. Неужели глупая маленькая Эми полагает, что, после того как они поженились, он никогда не взглянул на другую?
Но все же ему следует ее успокоить: она не должна видеть, как он изменился. Она не должна догадываться о тех мыслях, которые теснились в его сознании. Он, тот, который мог бы стать королем Англии, станет братом короля, а ведь это Гилфорд всегда им восхищался. Впрочем, он сможет крутить Гилфордом по своему усмотрению, и все равно к нему придет власть, пусть другой дорогой, но только в том случае, если он не позволит своей несчастной жене догадаться, что он скрывает смертельно опасную тайну.
Он склонился над ней, убирая волосы с ее теплого и мокрого от слез лица.
— Эми, — прошептал он, — моя маленькая Эми, что тебя тревожит? Почему ты ревнуешь самого верного из мужей во всей Англии?
Она подняла свои глаза к его склоненному над ней лицу.
— Но ведь, Роберт…
— Почему у тебя появились насчет меня подобные бредовые идеи? Ну-ка, выкладывай поскорее.
— Потому что ты находился вдали от меня.
— По делу. Ничто, кроме сыновнего долга, не может оторвать меня от тебя.
— Но… есть же что-то еще. Пинто говорит, что это другая женщина.
— Пинто! Что она знает о моих делах!
— Она знает, как живут другие люди, и она говорит, что мужчины повсюду одинаковы.
— Поцелуй меня, Эми. Давай докажем мадам Пинто, что хотя она и знает все о большинстве мужчин, но не знает ничего обо мне.
Он успокаивал ее, а она была готова бесконечно слушать, готова поверить в то, во что хотела бы верить больше всего на свете, и он не был бы Робертом, если бы не сумел убедить ее в чем угодно.
Стояла глубокая ночь. Проснувшись, Эми обнаружила, что она в кровати одна, полог был задернут, но не так плотно, чтобы не пропускать лунный свет, наполнявший комнату. Она протянула руку и ощупала перину, еще хранившую следы тела Роберта.
Она села на кровати. Меховое покрывало, лежавшее на простыне, было откинуто в сторону. Она думала только об одном. Он тихонько выскользнул и пошел к женщине, она была в этом уверена, и той женщиной оказалась не придворная дама, а кто-то из ее собственного дома.
С полными слез глазами она накинула на плечи шаль и стояла в нерешительности, размышляя, не пойти ли ей и не рассказать о случившемся Пинто. Теперь, когда она не сомневалась в его измене, Эми почувствовала себя чудовищно несчастной; закрыв руками лицо, она уселась на стул и стала раскачиваться взад-вперед. Так она сидела, не решаясь предпринять что-либо, пока донесшийся с улицы шум не вывел ее из задумчивости. Она поспешно вскочила и подбежала к окну. На залитом лунным светом дворе она увидела Роберта, с ним был ее отец и еще какой-то мужчина. Она так обрадовалась, что распахнула окно и громко позвала его по имени. Мужчины посмотрели вверх. Роберт сердито помахал ей рукой, приказывая убраться подальше от окна. В крайнем недоумении она подчинилась. Спустя всего несколько минут она услыхала скрип половиц за дверью в коридоре, потом дверь распахнулась, и в комнату тихо вошел Роберт. Он был полуодет, но она приметила, что его глаза горели от возбуждения. Она повисла у него на шее, дав волю слезам облегчения.