Она танцевала с Робертом.
— Только ты по росту достоин танцевать со мной, — пояснила она, поставив в пару Джейн и Эдуарда, Екатерину и Гилфорда.
— Еще немного практики, мистер Дадли, — сказала она, — и ты научишься хорошо танцевать.
— Научусь, если бы мы смогли тренироваться вместе, — ответил он.
Она взмахнула ресницами и скромно сказала:
— Ваша светлость.
И чтобы доставить ей удовольствие, он произнес эти слова. Она была очень довольна, и он тоже. С тех пор он часто встречал ее в детских королевских покоях, но однажды она не пришла. Она отправилась, как пояснил ему Эдуард, в Хэтфилд, где будет жить со своей гувернанткой.
Как же без нее стало скучно!
Король Генрих умер, и тщедушный маленький Эдуард стал королем Англии. Джон Дадли встретил новое царствование с уверенностью в себе, ведь его положение при новом короле упрочилось еще сильнее, чем при старом. Генрих назначил его членом совета, который должен был сформировать регентство и править государством до достижения Эдуардом совершеннолетия. Джон Дадли уверенно взбирался на вершину своих мечтаний, но на его пути стояли еще двое. Это были дядья короля, братья Сеймуры: Эдуард, ныне герцог Сомерсет, — рассудительный землевладелец, — и Томас, ныне лорд Сьюдли, — очаровательный повеса. Вероятно, у братьев была только одна общая черта — их неуемные амбиции, и если Эдуард обладал властью, то Томас обладал популярностью. Он был фаворитом не только молодого короля, поговаривали даже, что и принцесса Елизавета заливалась краской от одного только упоминания его имени.
В этот период юный Роберт оказался свидетелем того, как его отец стал одним из самых могущественных людей в Англии. Теперь он именовался графом Уорвиком, что само по себе значило очень много, так как этот титул не носил никто после смерти внука Уорвика — Творца королей. Неужели появился еще один творец королей?
Семья была очень богата, потому что им теперь принадлежали земли Уорвика. Джейн Дадли не покидали дурные предчувствия, она часто подумывала о том, как счастлива она была бы, если бы ее муж мог довольствоваться тем, чего он достиг. Во времена прошлого правления ни один человек, за исключением короля, ничего не стоил, а теперь сразу несколько боролись за превосходство над другими. Она мечтала начистоту поговорить с Джоном, она хотела предостеречь его. Как бы он над ней посмеялся, если бы она это сделала! Он никогда не считал ее мнение заслуживающим внимания.
Юный Роберт знал о ее опасениях и однажды попытался ее успокоить.
— Ну же, мама, — сказал он. — Мой отец победит. Он уничтожит Сеймуров.
— Твой отец уничтожит любого, кто станет у него на пути, — ответила Джейн, и голос ее задрожал. Она не могла вычеркнуть из памяти тот день, когда ее отец, сэр Ричард, привел Джона домой после казни отца. Сцены, подобные той, что наблюдал тогда Джон, часто представали перед зрителями на Тауэр-Хилл.
— Мама, я тебе объясню, почему мой отец уничтожит их, — сказал Роберт. — Сейчас он командует королевским войском и, следовательно, его положение так же прочно, как и лорда-протектора Сомерсета.
И Джейн должна была довольствоваться этим.
Новоиспеченный граф Уорвик не терял времени даром и устраивал выгодные браки своим детям. Его старший сын Джон должен стать женихом дочери самого протектора, его дочь Мария выйдет замуж за друга короля Генриха Сидни.
— Придет и твоя очередь, Робин, — сказала его мать.
Ответ Роберта был неожиданным.
— Моя? Ну уж нет, я сам себе выберу невесту.
Когда он думал о женитьбе, он представлял себе рыжеволосую принцессу. Не заносился ли он слишком высоко? Роберт так не считал. Кто может стоять слишком высоко для Роберта? Кроме того, она незаконнорожденная. Но его это не останавливало. Его восхищал ее гордый независимый характер, он с удовольствием вспоминал, как она повелевала детьми, как она заставляла его называть себя «ваша светлость». Какая дерзость и вместе с тем какое чувство собственного достоинства! Какое высокомерие, связанное с определенной надеждой на… — он сам не знал, на что.
Конечно, о ней ходили странные слухи.
Младшего Сеймура обвинили в государственной измене. Говорили, что он организовал заговор с целью низложить правительство и жениться на принцессе Елизавете.
Эта новость сбила Роберта с толку. Он не раз видел богатого и величественного Томаса Сеймура, который с важным видом появлялся при дворе, и глаза женщин загорались, когда они провожали его долгим взглядом. Общепризнанным считалось, что Томас Сеймур — самый красивый мужчина в Англии, но в то время Роберт был еще мальчишкой, и его никто не замечал.
Слухи будоражили воображение, так как в них оказалась замешанной сама принцесса. Когда они дошли до Роберта, он разозлился. «Чепуха», — сказал он себе, но вместе с тем, когда он воскрешал в памяти, как она ему улыбалась, взмахивая своими рыжеватыми ресницами, как он мог быть уверен, что все услышанное не является правдой?
Его мать обсуждала слухи с жившими в доме женщинами, она имела обыкновение сидеть в саду в Челси и болтать со своими подругами.
— Неужели это правда, что… ведь принцессе всего лишь тринадцать лет, а она… так себя вести!
Положение не улучшило и то, что человек, с которым, как приписывала молва, бесстыдно себя вела принцесса, являлся мужем ее мачехи Екатерины Парр.
До Роберта дошло все: и рассказы о том, как они флиртовали и развлекались, как сэр Томас навещал ее в опочивальне и, пока она оставалась в постели, щекотал, пощипывал и целовал ее, ему сообщили также и о случае, когда дерзкий Сеймур в клочки разорвал ее платье во время занятий спортом в саду Дауэр-хауса в Челси. Кроме того, принцесса Елизавета была известна еще и тем, что каталась по Темзе на баркасе, словно женщина легкого поведения.
Этим историям не было конца, и обрывки разговоров крепко засели в мозгу Роберта.
«А вы слышали, что люди говорят? Мне стало известно из очень надежного источника… от того, кто знает… от самой повивальной бабки. Только никому не рассказывайте. Однажды глухой ночью повивальную бабку подняли с постели мужчина и женщина в масках и заставили следовать за ними вместе с ее инструментом. Они держали ее с завязанными глазами, пока не зашли в какой-то дом, и там она приняла ребенка. Ее предупредили, что если она хоть словечко вымолвит об этом деле, то ей вырвут язык. Леди, которой она оказала услугу, была молода и все время приказывала. У нее были рыжие волосы…»
Услышав это, Роберт разъярился сильнее, чем когда-либо в своей жизни, но вскоре он узнал, что принцессу отправили в Тауэр, и его ярость переросла в печаль.
Ее допрашивали, и затем стали поговаривать, что, когда Томас Сеймур сложит голову на Тауэр-Хилл, то вслед за своим любовником немедленно последует и принцесса Елизавета.
В шестнадцать лет Роберта влекли приключения.
В то время двое наиболее могущественных в Англии людей стремилась оттеснить друг друга с целью стать первыми. Одним был лорд-протектор Сомерсет, вторым — отец Роберта, у которого вдруг обнаружилось преимущество над политическим противником.
Томаса Сеймура обезглавили, не дав возможности высказаться в свое оправдание. Этот факт сам по себе казался постыдным, но то, что казнь совершилась по приказанию его собственного брата, было совсем уж возмутительно.
Вот почему популярность лорда-протектора пошла на убыль и вот почему стала расти популярность его соперника Дадли.
Потом произошло восстание крестьян в Норфолке, которые не желали умирать с голоду из-за закона об огораживании. Они маршем двинулись на Лондон, и тогда граф Уорвик, главнокомандующий королевской армией, выступил против них и разбил на их собственных землях в Норфолке.
Восстание было подавлено с необычайной жестокостью. Страна благодарила Уорвика за его быстрые и решительные действия. Землевладельцы Норфолка чувствовали себя глубоко обязанными ему, и Роберт, находившийся вместе с отцом в Норфолке, был принят в качестве гостя в огромном сельском поместье сэра Джона Робсарта, лорда Сайдерстерна.
Уорвик вернулся в Лондон, оставив вместо себя сына, но Роберт не торопился домой, и причина заключалась в молоденькой дочери Робсарта Эми.
Ровесница Роберта, она была хорошенькой полненькой девушкой, и ей никогда не приходилось встречать такого красивого и франтоватого молодого человека из придворных кругов.
В семье Эми была самой младшей, и можно сказать, что ее очень баловали отец и сводные братья и сестры; особенно после смерти матери, скончавшейся незадолго до восстания в Норфолке.
Братья Эми Джон и Филипп, а также сестры Анна и Френсис Эппл-Ярд не были детьми ее отца, поэтому Эми, будучи единственным законным ребенком Джона Робсарта, являлась еще и его наследницей. Она привыкла все делать по-своему и не скрывала своих чувств к красивому гостю, и чем больше она открыто восхищалась им, тем рассудительней и очаровательней она оказывалась в глазах Роберта.
Ему нравились сельские просторы, он наслаждался жизнью в огромном помещичьем доме и высоко ценил почести, воздаваемые ему там. Джон и Филипп Эппл-Ярды почитали за честь принимать вместе с ним участие в верховой охоте. Девушки — Анна и Френсис — следили за тем, чтобы на стол подавались его любимые блюда. Все в семье одобряли его дружбу с Эми. Что касается сэра Джона Робсарта, то он страстно желал Эми хорошей партии, но всерьез не осмеливался подумать о союзе дочери с сыном самого влиятельного человека в Англии и фактического правителя страны.
А тем временем Роберт и Эми вместе ездили верхом на соколиную охоту, и ее наивность все более очаровывала его, она смеялась, когда чувствовала, что ему этого хочется, всегда с ним соглашалась и находила миллион способов выразить свое восхищение.
Однажды, когда он вместе с Эми прогуливался по имению ее отца, Эми принялась собирать маргаритки и плести из них венок. Роберту казалось, что она обладает необычайно приятными манерами, и все, за что бы она ни взялась, носило в его глазах отпечаток очаровательного и немного наивного изящества, как вот сейчас, когда она плела венок из маргариток.
На дворе стояла весна, деревенские запахи и звуки пьянили Роберта. Он вдруг осознал, что ему не нужна никакая другая жизнь, кроме этой. Бродить по зеленым лугам, охотиться в лесах, жить беззаботной и удобной жизнью среди этих милых деревенских людей, от которых он отличался столь сильно, что иногда казался существом иного рода, — все это представлялось ему идеальной жизнью.
— Вы очень красивы, госпожа Эми, — сказал он, и так как она опустила глаза вниз, как бы проявляя интерес к венку из маргариток, добавил: — Разве ты не слышала, что я сказал, Эми?
Она подняла глаза: они казались огромными, бездонными и слегка печальными.
— Но ведь вы видали многих красивее меня. Не говоря уж о тех умных людях, которые бывают в доме вашего батюшки!
— Ты красивее всех.
— Как так может быть?
Он пожал плечами.
— Не спрашивай меня. Я не Господь Бог. Я вас всех не создавал.
Это вызвало у Эми взрыв истерического хохота. Все это следовало бы рассматривать как богохульство, если бы оно не звучало так смешно. Роберт всегда смешил ее. Она считала его таким же красивым и умным, как и он сам себя считал. В ней отражалась его собственная гордость. В это мгновение он был уверен, что сможет быть счастлив в Сайдерстерне всю свою оставшуюся жизнь. Он восхищал ее, он их всех восхищал, и ему хотелось восхитить их еще сильнее, чем раньше.
— Эми, — сказал он. — Я тебя люблю.
Она слегка испугалась. Что он имел в виду? Конечно же, не свадьбу! Он был сыном человека, которому вскоре предстояло стать — она слышала, как об этом говорил ее отец, — лорд-протектором Англии. Нет, Эми нечего и помышлять о браке с таким человеком, как Роберт Дадли, пусть даже она и являлась наследницей значительного состояния своего отца. Так что же тогда? Обольщение? Она не сможет сказать «нет», не сможет противостоять его необыкновенному обаянию?
Она, не отрываясь, смотрела на малиновые головки маргариток, не осмеливаясь взглянуть на него, но все же она видела его лицо — эти нескромные глаза, эти темные кудрявые волосы.
Она не раз слышала, как о нем болтали слуги. Анна и Френсис часто шептались вдвоем по поводу Роберта. И все они говорили о том, что никогда раньше не встречали такого красавца. «Пока, — говорили они, — он не осознает до конца всей своей силы, но это не долго продлится».
Неужели Эми станет его первой жертвой?
— Почему ты мне не отвечаешь? — спросил он, и ее ответ доставил ему ни с чем не сравнимое наслаждение:
— Я… я не смею.
Он почувствовал себя могущественным. Прежде всего, он был Дадли. В нем жила любовь к власти, которая возвысила его дедушку — простого судейского — до главного сборщика податей короля Генриха VII, эта же любовь к власти заставила его отца ступить на путь, который вел от Тауэр-Хилл к залу заседаний совета и который вскоре приведет его к протекторату. Он почувствовал огромную нежность к ней, он взял ее дрожащие руки и поцеловал их.
— Ты боишься, Эми? Боишься меня?
— Мне… мне кажется, что я должна вернуться домой.
— Нет, — твердо ответил он, — ты не пойдешь.
Он почувствовал в ней готовность подчиниться, и это ему понравилось. Желая отплатить ей за то удовольствие, которое она ему доставила, и подчиняясь внезапному порыву, он сказал:
— Я женюсь на тебе, Эми.
— Ах… но это невозможно! Ваш отец никогда этого не допустит.
Она увидела, как он поджал губы.
— Если я собираюсь жениться, то так и сделаю, — резко ответил Роберт.
— Мой отец богат и знатен, но это здесь, в Норфолке. У нас есть свое имение, и в один прекрасный день все это станет моим. Но… что скажет ваш отец в Лондоне? Он вхож к королю, и говорят, что даже сам король делает то, что пожелает граф Уорвик.
— Король может делать то, что пожелает мой отец, — сказал хвастливо Роберт, — но я буду делать то, что сам пожелаю.
— Но может ведь случиться и по-другому. — Она была слишком неопытна, чтобы осознавать, что ее поведение только укрепляло его намерение поступать по-своему.
— Если я так решу, то именно так все и будет, — сказал он.
Потом он вдруг схватил ее руки, притянул Эми к себе и стал целовать.
— Роберт… — начала она.
— Твоя кожа пахнет парным молоком, а волосы — свежим сеном, — произнес он.
— Нас увидят.
— А нам не все равно?
— Подумают, что ты — пастух вместе со своей возлюбленной.
Он отпустил ее. Ему не было безразлично, что Роберта Дадли примут за пастуха.
Они медленно побрели назад к дому.
Она печально промолвила:
— Это как мечта, которая никогда не сбудется.
— Мы заставим ее сбыться.
— Но я уверена, что твой отец никогда не даст согласия. Поэтому незачем и надеяться.
— А я говорю тебе, что сделаю так, как мне захочется.
— Но ты забыл, кто ты такой и какие огромные планы наметил для тебя твой отец. Ты позабыл, что я, наследница своего отца, весьма богатого и почитаемого в этих краях, ничто рядом с тобой, Робертом Дадли, сыном самого могущественного в Англии человека.
— Но и ты забыла одну вещь. А именно: когда я говорю, что люблю, это значит, я люблю, а когда я говорю, что женюсь, то так и сделаю. Никто не сможет помешать свершиться моей воле.
Это было вызовом, и именно этого от него и ждали.
Он поцеловал ее, когда они вошли в дом, и поцеловал так, как будто его совсем не волновало, что их могут увидеть.
Эми рассказала о случившемся своей горничной Пинто. Эми ничего не могла от нее утаить.
— Ах, Пинто, — воскликнула она. — Кажется, я лишаюсь чувств. Скорее принеси веер. Я не знаю, что со мною станется.
И Эми бросилась на кровать, плача и смеясь одновременно, в то время как Пинто пыталась утешить свою легкомысленную молодую госпожу.
— Ну, перестаньте, моя дорогая, перестаньте же! Что с вами? Вы не должны так волноваться. Держу пари, что это все из-за этого молодого человека.
— До чего же ты догадлива, Пинто! — сказала Эми, подавляя в себе смех.