— Дай догадаюсь. Провалиться сквозь землю? — предположил Франческо, засовывая ветвь-телепортатор в верхний ящик несгораемого шкафа лаборатории. — Сгореть со стыда? Рассыпаться пеплом?
— Я же не феникс! — рассмеялась Джулия. Встав на табуретку, она сняла с шеи серебристый ключик и трижды повернула в замке. — Нет, мне безудержно захотелось подбежать к этому маленькому страдальцу, обнять его и заверить, что все несчастья позади и ему не грозит никакая беда.
— И ты расплакалась прямо на поляне.
— Да нет же! Я попросила прощения.
Вслед за ящиком она тщательно заперла и сам шкаф.
— Небось оправдывалась, — Франческо явно стремился вытянуть из нее как можно больше фактов. — Как отнеслась к твоему появлению наша достопочтимая японка?
— Вначале с недоверием, а потом… — она понизила голос и приставила ладонь ко рту. — А потом предложила мне стать ее правой рукой!
— Нянчиться с детишками? Тьфу! — скривился Франческо. — И ты согласилась?
Джулия снисходительно улыбнулась в ответ.
— Разумеется, ведь самое интересное еще впереди…
Парень пожал плечами: что может быть интересного в воспитании малолетних проказников?
— Когда я за тобой пришел, ты была как зачарованная: на вопросы отвечала односложно, двигалась со скоростью черепахи, а выражение лица — ну прямо-таки комическое! Вот, точно как сейчас!
Согнув одну ногу, Венто прислонилась к железной дверце шкафа и не мигая посмотрела на Франческо.
— Всё, ты меня вдохновила! — сказал тот. — Напишу твой портрет.
— Портрет? Кто хочет украсть мою славу? — осведомилась Роза, врываясь в лабораторию с осенним ветром. В Розе Соле талант художницы не дремал вовек, она рисовала без устали, где придется и чем придется: карандашом ли, акварелью ли, маслом. Во всем общежитии не сыскался бы тот, чей лик она не успела запечатлеть. И чуть ли не у каждого в покоях висела картина с ее автографом. — Вы навестить меня решили? В таком случае, будьте как дома.
— Что выращиваешь? — полюбопытствовал Росси, вынимая из стерилизатора чашку Петри с лимонно-желтым гранулярным содержимым.
— Не трожь мои каллусные культуры, а то эксперимент рухнет, — сказала Роза и проворно отобрала у него чашку. — А ты, Джулия, не опирайся на шкаф, вдруг тоже рухнет. Ума не приложу, зачем его вообще здесь поставили. Никто ведь им не пользуется…
«Ага, как же, не пользуется», — подумала Венто, ухмыльнувшись.
— Гостеприимство из тебя так и хлещет, — сыронизировал Франческо. — Будьте как дома, будьте как дома! А сама: это не лапай, на то не дыши. Мы, между прочим, сюда не просто так заявились, а по делу.
— Вот как? По делу, значит?
Джулия была готова придушить болтуна на месте.
— Да, мы пришли взять взаймы немного твоего пресловутого моющего средства, — выкрутилась она.
— Что ж, берите, — благосклонно отозвалась Роза. — Завсегда пожалуйста.
С головой окунувшись в подсчеты и приготовления к опытам, она не видела, как шутника чуть ли не взашей вытолкали из кабинета, и уж навряд ли слышала те нелестные эпитеты, которыми его наградили. А нравоучительница, очутившись с Франческо на коридоре, разом припомнила и пустила в ход такие словечки, от которых у людей интеллигентных вянут уши.
Если бы только стены лаборатории генетики могли разговаривать, они бы, несомненно, подтвердили, что Роза, или «Солнечный цветок», как нарекли ее студенты, принималась за практику ни свет ни заря, потому что по утрам у нее бывало отличное настроение. И если б они умели говорить, то обязательно поблагодарили бы ее за тот чудесный подарок, который она приготовила им сегодня…
— Умудрилась ведь прицепить разноцветных бабочек к шторам! А что это на обоях? Бумажные хризантемы? Сними сейчас же! Не позорь кафедру! — возмущалась ее руководительница. — Тебе нечем заняться?
— Но я думала, эти мелочи помогут разрядить обстановку, — пробормотала Роза, залившись краской.
— Тебе бы мыслить в другом ключе! Ах! — воскликнула женщина-ученый и, театрально всплеснув руками, куда-то убежала. У нее постоянно находились срочные дела.
Роза удрученно опустилась на стул и вздохнула.
— Генетика — это совсем не мое… Почему я не стала художником? Почему?
Холодильная установка, которой, казалось, был адресован ее вопрос, безмолвствовала, хотя обычно издавала довольно экзотические звуки.
Не успел умчаться один «ураган», как через порог перескочила другая «стихия» — взмыленная, но не лишенная достоинства Аннет Веку с ведерком, где хранилась щелочь, и болтающимся в кармане шпателем.
— Мне нужно триста грамм едкого натра, ну просто позарез! Есть у вас весы?
— Там, — безучастно указала Роза.
— А ты что как в воду опущенная? — с сочувствием спросила Аннет.
— Да так… — последовала обтекаемая реплика.
— Солнечный цветочек — и вдруг хандрит? — тут Веку обратила внимание на занавески и обомлела от восхищения. — Это твои бабочки? О, какая прелесть! Они как живые!
— Нравится? — приободрилась Роза.
— Шедевр! — запрыгала Аннет и, позабыв о щелочи, бросилась звать остальных.
Скоро в лаборатории столпилось несметное число ее поклонников и поклонниц, и они наперебой стали расхваливать бумажных морфид и махаонов. Хризантемы тоже вызвали бурю эмоций, и многие ратовали за то, чтобы сберечь их для будущих поколений студентов. Потом из толпы выделился человек и заметил, что, в общем-то, неплохо было бы использовать их в качестве украшений к постановке, а другие выразили твердое намерение пригласить Розу в сценическую группу с тем, чтобы сделать ее декоратором.
После этого предложения художница засияла, точно полированный янтарь, и даже волосы у нее на голове завились сильнее обычного. Она только и могла, что кивать в ответ да улыбаться во весь рот.
Но вот явилась ее руководительница, и почитателей словно метлой смело — так она на них зыркнула. Лишь Аннет, как ни в чем не бывало, примостилась за партой с весами и принялась насыпать на блюдечко щелочь.
— Спасибо тебе за услугу! — шепнула ей Роза, когда их оставили одних.
— Ой, да что там! — отмахнулась Веку. — Разве ж это услуга? А я смотрю, ты сегодня при параде — нарядная… Если мне не изменяет память, в эпоху Римской империи знатные люди держали при себе мастеров, которые еще с вечера формировали на тоге изящные складки. Можно подумать, ты тоже прибегаешь к их помощи!
— Одежду я шью сама, по выкройкам, а сегодня у меня день рождения, — смущенно пояснила Роза.
Над Академией сгустились сумерки, когда Кристиан кончил работать над диссертацией и выбрался из своего кабинета. Этот вечер был отдан в его распоряжение: всем, даже учителям каллиграфии, положен отдых.
Не производя ни малейшего шума, он спустился на первый этаж и завернул в какой-то угрюмый проход. На потолке беспокойно моргали плоские лампы, и было слышно, как потрескивает проводка.
«Электрика бы сюда», — подумал Кимура, вставляя отмычку в щель устаревшего замка. Ветхая дверца подалась, словно признав своего хозяина, и пропустила его в чернильную тьму.
Не зажигая свет, он пошарил на полках и добыл огрызок свечи. Понадобилось несколько раз чиркнуть спичкой по отсыревшему коробку, прежде чем в помещении затеплился огонек.
— Здесь кто-то побывал и передвинул мебель, — отметил человек-в-черном. — Опасную игру я затеял, но отступать некуда.
Перестановку явно произвели с определенной целью. Может, чтобы запутать вражеских агентов, которые частенько взламывают сигнализацию и пробираются в здание, несмотря на расставленную повсюду охрану. Жадным до наживы, им, правда, и в голову не приходит быть осмотрительными. Так или иначе, они попадаются на месте преступления и бывают немедленно ликвидированы.
С другой стороны, интерьер мог претерпеть изменения по прихоти директора. Кристиан обнаружил, что оба сейфа, которые всегда стояли рядом с дубовым бюро, пропали, а само бюро перекочевало в дальний угол, за вешалку. Факт общеизвестный, что Деви был падок до всякого рода старинных вещей, например таких, как этот дубовый секретер эпохи Людовика XV. Он любил самостоятельно наводить порядок и компоновать предметы мебели согласно их происхождению. Так, банкетка времен революции, заваленная, как ни парадоксально, одеждой нынешнего, двадцать первого века, помещалась под настенными часами в стиле Ампир, а магнитофон последней модели мирно пылился у противоположной стены, возле ноутбука марки Apple.
«Унесли сейфы — это верный знак, что они боятся вторжения, — рассудил Кимура. — Боятся, как бы их добро не попало в руки врагу. Но меня сейфы не больно-то заботят».
Ноутбук — вот что самое ценное среди всего этого нагромождения предметов. Беззвучная клавиатура и доступ к интернет-сети. Директор был категорически против того, чтобы всемирная паутина оплела его Академию, поэтому строго-настрого запретил учащимся пользоваться какой бы то ни было связью. Позволялось слать письма, предварительно проверенные заместителем, упаковывать бандероли, отправлять послания голубиной почтой — но чтоб ни единого передающего устройства. Таков был устав.
Отодвинувшись от компьютера, Кристиан утер пот со лба и словно впал в оцепенение. Он прислушивался. Где-то наверху визжала дрель и стучали молотки — ремонт в его лаборатории шел полным ходом, и рабочим, похоже, было невдомек, что существует такое понятие, как «перерыв».
Из крана в побуревший умывальник, тут же, в комнате, мерно капала вода. С некоторым запозданием этим звукам вторил маятник настенных часов.
Внезапно Кристиан поймал себя на мысли о Джулии: чем занята она сейчас? Дремлет или, может, готовится к зачету? А то, может, взялась штудировать учебники по каллиграфии?
Громкая поступь за дверью заставила его похолодеть. Кого сюда лихая принесла? Он вскочил, судорожно оглядываясь в поисках какой-нибудь ниши, и, не сообразив задуть свечу, нырнул за вешалку с продранными шерстяными пальто. Благо, он позаботился о том, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Кожаные перчатки — спасение для любого шпиона.
«Молодец, Кимура! Ты неподражаем, — со злостью подумал он. — Спрятаться — спрятался, а свечку кто тушить будет?». Решив предоставить эту привилегию Деви — потому что именно директор ковырялся в замочной скважине, ворча под нос что-то невразумительное, — синьор-в-черном снял с тремпеля пальто и без промедления в него облачился. Теперь он напоминал скорее попрошайку с моста Фабриция, нежели преподавателя высшего учебного заведения.
Директор появился на пороге в уморительном спальном колпаке, запахнутом клетчатом халате и мягких тапочках. В одной руке он держал подрагивающий канделябр, другая же сжимала револьвер. Он был старомоден, этот Деви.
Завидев догорающую свечу, он подался было назад, но потом набрался храбрости и, взведя курок, визгливо крикнул:
— Выходи, подлец! А не выйдешь, так я тебя живьем из-под земли достану!
Кристиан затаил дыхание. Очень надо, чтобы его доставали из-под земли! Отворившаяся дверца выгодно скрыла его убежище, и когда трясущийся от страха Деви вышел на середину комнаты, «подлец» прошмыгнул в коридор за его спиной.
«Хорошо, что это был всего-навсего старый чудак, а не его заместитель Туоно, — с облегчением подумал Кристиан. — Тот ни за что не выпустил бы меня, не обследовав предварительно каждый сантиметр и каждую вмятинку у входа. А с его феноменальной быстротой реакции я был бы уже трупом, издай я хоть звук».
Последующие часы он провозился с единственной уликой — изношенным пальто, изведя на него уйму реактивов из вытяжного шкафа. В итоге ткань изменилась до неузнаваемости, и можно было смело пускать ее на тряпки.
Развалившись на кровати, Кианг изнывала от безделья. Она уже десять раз за этот вечер расчесала свои волосы, перемерила весь гардероб Розы Соле, пока та отсутствовала, да и своим гардеробом не погнушалась, в результате чего пол был усеян одеждой всех цветов и фасонов, а виновница беспорядка лежала, закинув ногу за ногу, и плевала в потолок. Потом ей взбрело на ум перебрать содержимое косметички — и тени для век, три губные помады, пудра и румяна оккупировали туалетный столик соседки, потому что тумбочка китаянки уже была завалена журналами мод.
Вернувшись с празднования своего дня рождения, Роза испытала настоящий шок при виде этого разгрома. Она чуть не лишилась чувств и на первых порах не могла вымолвить ни слова. Только открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Кианг оставалась невозмутима даже тогда, когда в ее адрес была произнесена членораздельная обличающая речь, и только пожала плечами: мол, а что мне еще прикажете делать? Впервые в жизни Роза рассвирепела. Она набросилась на лентяйку с кулаками, и с тех пор Кианг окончательно отбилась от рук. Теперь она не ладила ни с кем из четвертого апартамента, огрызаясь на робкие замечания Лизы и разражаясь руганью в ответ на порицания Джейн. Она была потеряна для общества, а общество перестало существовать для нее. Мирей, как самая предприимчивая, решила не откладывать в долгий ящик и обратиться к психиатру с просьбой о проведении групповой терапии, так как полагала, что каждая из жительниц апартамента сыграла роль в «одичании» китаянки.
Однако назначенный сеанс Кианг нагло прогуляла, и психиатр заявил, что случай чрезвычайно запущенный, а последствия могут быть непредсказуемы. Все пятеро, в конечном счете, усмотрели в этом угрозу для своих жизней и наскоро забаррикадировали окна и двери, чтобы защититься от вторжения «дикарки».
Но, к счастью, в планы «Черной Розы» нападение не входило. Теплые сентябрьские деньки вдохновили ее соорудить себе дом на дереве, где она и поселилась без ведома директора. Преподаватели тоже ни о чем пока не догадывались. Только Донеро, географ и астроном в одном лице, регулярно наблюдал за ней в подзорную трубу.
* * *
Джулии не составило труда отпроситься с урока чистописания, чтобы подоспеть на помощь хранительнице. Она и еще трое мальчишек-индийцев окружили внушительной величины бутылочное дерево с реденькой цветущей кроной и гадали, как бы так выгоднее сделать надрез на коре, чтобы и сакуре не повредить, и того, кто внутри, не поранить. Японка держала увесистый нож и уже замахнулась для удара, когда ее окликнули:
— Подождите! Без меня не начинайте! Можно мне попробовать?
— Ну что ж, режь. Вот здесь и здесь, — показала Аризу Кей. Маленькие индийцы приготовились встречать друга по несчастью.
Кора поддалась на удивление легко, и из образовавшегося отверстия на траву брызнула жидкость. Джулия в испуге отшатнулась и выронила нож, а ребятишки захлопали в ладоши.
— Вылезай, Вазант! Вылезай же!
— Он там не задохнулся?
— Будьте покойны, милые мои, — заверила их Аризу Кей. — Дерево обеспечивает плод всем необходимым, в том числе и воздухом.
— Как ты сказала? Плод? — переспросила Джулия. — Разве человек внутри рождается заново?
— Не совсем. Но его мысли обновляются, а от мыслей обновляется и организм. Это своеобразная терапия. Пострадавший помнит о своих злоключениях, но не так, как если бы пережил их наяву. Нет того груза негативных эмоций, которыми полнится сознание сбежавшего из преисподней. Минувшие бедствия представляются ему не более чем сном.
— Но что же получается, деревья выхватывают беженцев из их мира, буквально как пылесос всасывает в себя…э-э-э… мусор? — Джулия устыдилась за свое неудачное сравнение.
— Именно, — подтвердила Аризу Кей, и в этот момент из дупла высунулась чья-та взъерошенная голова. Потом оттуда собственной персоной вывалился Вазант и неуклюже растянулся на земле. Он был мокрый, словно побывал под дождем, и ошалевший, будто упал с другой планеты.
— Добро пожаловать! — ласково сказала японка.
— Добро пожаловать, добро пожаловать! — затараторили мальчишки и на радостях чуть не разорвали его на части.
— Я покажу тебе пагоду! — рвался один.
— А я — холм, откуда видны горы! — настаивал другой.
— Дайте же ему обсохнуть и прийти в себя! — возвысила голос японка. — Джулия, побудь с ними, пока я приготовлю Вазанту тонизирующий коктейль.
— А как же каллиграфия? — растерялась та.
— О, я попрошу Кристиана присоединиться к тебе.
Пламенный монолог Джулии о том, как отвратительно похищать детей, прямо-таки обескуражил синьора-в-черном, который чувствовал себя не в своей тарелке под невинными, чистыми взглядами спасенных. Полная негодования речь, казалось, поколебала его основание — так он изменился в лице. Твердая самоуверенность пошла трещинами, и он попросту сник за какие-то пять минут гневного выступления.