— Лакомство? Удивительно меткое название, милый мой виконт. Даже у маркизы, моей дочери, нет таких плодов. Знаете, моя дочь ест и пьет очень немного. Когда она еще была госпожой д'Этиоль, то очень мало употребляла пищи, хотя у нее всего было вдоволь — д'Этиоль был очень богат. С тех пор, как дочь вышла за него, мы ни в чем не знали нужды.
Заметив, что госпожа Пуассон начала откровенничать, Марильяк решил, что настала давно ожидаемая минута.
— Не знали ни нужды, ни заботы? — спросил он.
— Да–да! Зачем же мне скрывать? Откуда прежде было взяться достатку? Ведь мой муж был простаком. В нем совсем не было деловитости, а доход от торговли мясом был так мал, что мы не могли избавиться от нужды. Это была нищета, и сколько раз я говорила мужу: «Пуассон, ты осел, а не деловой человек!» Да, милый мой виконт, именно такие слова я говорила ему каждый день. Сама?то я была энергична. Теперь он меня не слышит больше… Вечная ему память, но все ж таки не годился он мне в мужья.
— И все?таки вы до конца остались ему верны?
— Да, осталась. В конце концов дела у нас поправились… Но позвольте рассказать все по порядку. Жили мы в нужде и заботе, а потом еще появилось новое затруднение… Наша дочь Жанетта незаметно росла. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, она была уже вполне развита… Войдите теперь в мое положение, виконт. В то время повадился ходить к нам один бедный музыкант… Он приходил в нашу лавку покупать мясо и каждый раз оставался на час–другой и играл на своей скрипке. Играл он хорошо — этого отрицать нельзя, но пользы эта музыка ему не приносила. Что за польза от игры на скрипке? Только и заработаешь, что на кусок хлеба да на кусок мяса… Он играл на танцах у старого Форкиама на улице Сен–Дени. Этот Форкиам был страшный скряга. Он платил работавшим у него людям так, что они едва могли прокормиться. У него был сад и в нем площадка для танцев. В этом?то саду и играл молодой Рамо.
— Молодой Рамо? — переспросил камер–юнкер.
— Да, так звали молодого скрипача. Нарцисс Рамо. Я ничего худого не видела в том, что он, когда отправлялся на службу, заходил к нам каждый день. Не могла же я предположить, что моя единственная дочь Жанетта влюбится в этого голодного музыканта. Я и теперь еще думаю, что он приворожил ее своей игрой. Она же была еще глупенькая, — ну, девчонка. Что она могла знать о богатстве и бедности? Музыкант играл для нас, а она слушала. Играл он превосходно — так говорили все. Он наверняка своей игрой мог зарабатывать хорошо, но этот Форкиам…
— Это в высшей степени занимательная история. Прошу вас, продолжайте, госпожа Пуассон.
— Каков конец этой песни? Как вы, наверное, уже догадались, господин виконт, Жанетта полюбила этого музыканта и в один прекрасный день убежала с ним. Они с этим горемыкой сняли комнату, и она отдала ему руку.
— То есть они обвенчались? — спросил Марильяк.
Мать маркизы горестно кивнула.
— Да, обвенчались… Я, конечно, пришла в ярость. А кто был против меня в этой истории? Конечно, мой муженек. Мой ветреный Пуассон. Ну а я всеми силами старалась настроить Жанетту против музыканта. И скоро мои старания принесли свои плоды. Жанетта стала выражать недовольство тем, что у нее мало нарядов. А она страсть как любила наряды. Музыкант же приносил едва двадцать франков в месяц, хе–хе! Вот нужда?то, скорее всего, и потушила эту любовь. Тут появился богач д'Этиоль… И однажды мне удалось выманить дочку из убогого жилища в то время, когда музыкант играл у Форкиама. Д'Этиоль посадил ее в свою богатую карету и увез. Тем и кончилась связь ее с этим бедным и голодным скрипачом.
— Отважный поступок с вашей стороны, — похвалил Марильяк. — В высшей степени похвальная решимость.
— А что мне оставалось делать, любезный виконт? Неужели я должна была оставить Жанетту у этого Нарцисса Рамо, оставить в нищете, которую я сама когда?то испытала и научилась ненавидеть? Нет, тут во что бы то ни стало надо было вмешаться. Жанетта была слишком хороша для того, чтобы голодать вместе с бедным музыкантом. Он был хороший человек — против этого я ничего не имею. И музыкант был хороший, знал свое дело. Но нищета, любезный виконт…
— Стало быть, Нарцисс Рамо, возвратясь домой, не нашел там своей жены? — спросил Марильяк. — Комната была пуста?
— Мне жаль было его. Он ходил точно помешанный… — продолжала мать маркизы Помпадур. — Я как теперь вижу… Он прибежал к нам в глухую полночь… Я думала, он сошел с ума. Он уже не смог опомниться от этого удара. Он перестал ходить в сад Форкиама на заработки… Вообще изменился не в лучшую сторону…
— Где же он теперь? — спросил Марильяк.
— Кто его знает? — ответила госпожа Пуассон, пожимая плечами. — Наверное, совсем опустился. Недавно я слышала, что у него нет даже своего угла.
— Где же он теперь играет?
— Я думаю, что у него нет даже и скрипки. Он больше совсем не играет.
— Но тогда чем он живет?
— А много ли ему надо? Иногда встречает знакомых, которые ему помогают.
— Разве он совсем опустился?
— Совсем, так говорили мне. Но кто же виноват? Это зависит лично от него… Не угодно ли еще кусочек жаркого, любезный виконт?
Марильяк поблагодарил.
— Скажите, разве Нарцисс Рамо никогда не спрашивал, не искал?..
— Жанетту? — подхватила хозяйка. — Он не знает, куда она делась. Я никогда ему об этом не сообщала. Зачем? Его дело было раз и навсегда проиграно. Какая кому польза была бы в том, чтобы он устроил ей сцену? Нет, все было кончено. И не права ли была я? Разве я не хорошо все устроила? Ведь Жанетта не была рождена для бедного скрипача. Я ведь говорила: кому назначена корона, тот получит ее, живи он хоть в жалкой хижине, как моя Жанетта.
— Еще один вопрос, госпожа Пуассон. Тяжело ли было вашей дочери расстаться с Нарциссом?
— Без сомнения. Она была по уши влюблена в беднягу музыканта. И если бы я не вмешалась в это дело, то она бы еще долго, наверное, терпела нужду.
— Ваше своевременное энергичное вмешательство изменило ход дела. Позвольте вас поздравить с этим, — сказал камер–юнкер, вставая и благодаря мать маркизы Помпадур за отличный прием. — Я должен отправиться в путь, чтобы еще до наступления ночи приехать в Версаль. Это были для меня в высшей степени приятные часы.
— Я тоже провела их очень приятно, любезный виконт. Навестите же меня еще при случае, — ответила, сияя от удовольствия, госпожа Пуассон.
Она проводила гостя до подъезда, где камер–юнкера ожидала придворная карета.
Поздно вечером Марильяк уже был в Версале и тотчас же пошел к герцогу Бофору, чтобы передать ему свой разговор с госпожой Пуассон.
— Отлично, виконт! Итак, первого любовника маркизы звали Нарцисс Рамо, — сказал герцог, когда Марильяк окончил свой рассказ. — Я не ошибся, когда предположил, что напал на настоящий след. Теперь только остается найти этого опустившегося музыканта. Нет сомнений, что он в Париже. И бьюсь об заклад, что именно его?то и видела маркиза из окна, которое выходит на бульвар…
XXIV. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Когда Адриенна возвращалась в Тулон, она была совершенно одна в дилижансе. Сначала все шло вполне благополучно, и Адриенна была уже уверена, что своевременно доставит указ о помиловании. Документ она спрятала у себя на груди и тщательно оберегала.
По мере приближения к Тулону волнение все более охватывало Адриенну. Благо кондуктор был с нею очень любезен, зная о том, что она везет королевский указ. Он всячески развлекал ее разговорами.
Во вторник вечером почтовый дилижанс достиг городка Краван, расположенного на берегу реки Йонны, и здесь внезапно остановился. Отворив дверцы дилижанса, Адриенна увидела кондуктора, который разговаривал с пожилым человеком в форме моряка. А вблизи шумела разлившаяся река.
— Мост снесен разливом, — сказал кондуктор, заметив Адриенну. — Сообщение с тем берегом прервано.
— Как! Мы не сможем продолжить путь? — испуганным голосом спросила Адриенна.
— Я именно об этом и толкую с перевозчиком. Он говорит, что по причине наступающей темноты нет никакой возможности переправиться на тот берег. Он берется переправить нас только завтра утром, но эта переправа займет, по меньшей мере, пять или шесть часов. Так что мы будем в состоянии продолжать наш путь по ту сторону реки не раньше завтрашнего обеда.
— Но в таком случае я опоздаю! — воскликнула Адриенна.
— Нет никакой возможности доставить вас на ту сторону раньше, — сказал ей перевозчик.
Адриенна отчаянным жестом прижала руки к груди.
— Да поймите же, я не могу, я не смею так долго ждать. От того, прибуду ли я в Тулон в субботу, зависит жизнь человека. А если я здесь прожду ночь и еще полдня, то я опоздаю.
— Эта дама везет королевский указ, — пояснил кондуктор перевозчику.
Старый моряк задумался.
Впереди шумела река, ее пенистые волны с шумом ударялись о берег и словно угрожали затопить все окрестности.
— Мне нельзя дожидаться здесь, — повторила Адриенна. — Я должна ехать дальше.
— Как же вы хотите ехать дальше? — урезонивал ее кондуктор. — Подождем до завтра. Переправившись, мы поедем быстрее и наверстаем упущенное время.
— Мне необходимо ехать сейчас же. Я не могу ждать до завтра! — сказала Адриенна и обратилась к перевозчику: — А вы могли бы доставить меня одну на тот берег?
— Вас? Без этого тяжелого экипажа? Да. Только это будет стоить десять франков.
— Я вам охотно заплачу их. Только перевезите!
— Может быть, я еще вас догоню, — сказал кондуктор. — Переправившись завтра, я буду спешить изо всех сил, чтобы догнать вас.
— Конечно, если вы меня догоните, я охотно поеду с вами дальше, — ответила Адриенна.
Перевозчик позвал одного из товарищей, и они приготовили для переправы большую и крепкую лодку.
К тому времени уже совершенно стемнело.
— Садитесь, — сказал перевозчик Адриенне.
Адриенна попрощалась с кондуктором, который был опечален тем, что красивая молодая дама не едет больше с ним.
Адриенна села в лодку, которая тут же отчалила.
Течение разлившейся реки было таким сильным, что оба перевозчика работали веслами изо всей силы, чтобы лодку не снесло. Волны бушевали и то и дело грозили потопить судно. Но перевозчики были людьми опытными и упорно гнали лодку к берегу.
Наконец, после двух часов опасного плавания, они пристали к твердой земле. Тут стоял, ожидая лодку, мужчина, как оказалось, знакомый обоим перевозчикам.
— Если хотите ехать дальше, то обратитесь к этому человеку, — сказал ей старший перевозчик, привязывая лодку к наклонившемуся над водой дереву. — У него есть экипаж и сильный конь. Он часто отправляется в дальний путь.
Поддерживаемая перевозчиками, Адриенна сошла на берег.
Мужчина стоял неподалеку, сунув руки в карманы брюк. На голове у него была старая шляпа с широкими полями, не позволявшими рассмотреть его лицо. На земле у его ног стоял фонарь.
Когда Адриенна вынула деньги, которые, благодаря щедрой помощи старой тетушки, возросли до весьма порядочной суммы, незнакомец встрепенулся и стал внимательно осматривать путешественницу.
— Нигде ничего нельзя заработать… — проворчал он.
— Можно, Пьер, — сказал старший перевозчик. — Эта дама желает сейчас же продолжить свой путь, а у тебя ведь есть экипаж…
— Известно, что у меня есть экипаж, и я могу сейчас же ехать, — ворчливо ответил Пьер. — Куда ваш путь лежит?
— В Тулон, — ответила Адриенна.
— Это можно устроить, и вы не будете жаловаться на промедление, — сказал Пьер, поднимая фонарь с земли. — Ночь во дворе… Вы сейчас же хотите ехать?
— Как можно скорее, — ответила Адриенна, радуясь, что нашелся способ продолжать путешествие.
Возница Пьер между тем вплотную подошел к ней. Она разглядела человека с черной бородой и неприятными темными глазами, — человека, который не внушал доверия… Но что было делать?
— В цене мы сойдемся… — проговорил Пьер. — Пойдемте со мной. Через час отправимся в путь.
Адриенна попрощалась с перевозчиками и пошла за Пьером. Было так темно, что без фонаря они вряд ли нашли бы дорогу.
— Скверная ночь, — пробормотал Пьер, подходя вместе с Адриенной к маленькой усадьбе, которая находилась в стороне от большой дороги и состояла из бедной хижины и покосившейся конюшни. — Мрачная ночь. Едва можно найти дорогу…
— Вы, наверное, хорошо ее знаете, — откликнулась Адриенна. — Нам только бы выбраться на большую дорогу, а там уж нельзя заблудиться.
— Вот здесь я живу, — сказал Пьер. — Войдите в комнату и подождите. Я должен запрячь лошадь. Пока то да се, вы вполне можете и поспать часок.
— Нет–нет! — воскликнула Адриенна. — Я не могу терять время. Я должна немедленно ехать. Мне необходимо в пятницу быть в Тулоне.
— Вы и поспеете к тому времени, — сказал Пьер. — Но вам все?таки надо обождать, пока я запрягу. — И он отворил дверь хижины.
— Кто это еще тут шастает? — спросил из темноты грубый женский голос.
— Это я, Пьер, с чужой барышней, которая хочет ехать дальше, — ответил Пьер и затем обратился к Адриенне: — Входите! Во дворе холодно и ветрено…
Убогое жилище еще снаружи произвело на Адриенну неприятное впечатление. Нехорошее предчувствие сжало ей сердце.
Когда она вслед за Пьером вошла в хижину, в дверях соседней комнаты показалась рослая и полная женщина. Поверх рубахи у нее была надета только красная шерстяная юбка. Ее черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Видно было, что она только что встала с постели. Полусонными глазами она рассматривала незнакомку.
Адриенна уже пожалела, что последовала за Пьером. Не попала ли она к недобрым людям?
— Входите, входите, — сказал Пьер и первым вошел в комнату, в которую вернулась и женщина. — Обождите здесь четверть часа, пока я запрягу… Эй, Марго, зажги?ка свечу! Фонарь нужен мне самому.
Когда загорелась свеча, Адриенна осмотрела комнату. Это была самая настоящая трущоба. Из мебели имелось только два плетеных стула, стол и грязная кровать. Окна были затянуты паутиной. Кроме дверей, выходящих в коридор, виднелась еще одна дверь, которая вела в чулан.
Адриенна сознавала, что она находится во власти этих угрюмых людей. Ей показалось, что они замышляют против нее что?то недоброе. Напрасно она пыталась успокоить себя тем, что нельзя бояться людей только потому, что они живут в бедности. Эта мысль не рассеяла ее опасений.
Пьер, который пошел было запрягать лошадь, вдруг задержался и сказал:
— Марго, пойди посвети мне…
— Неужели ты поедешь в такую ночь? — спросила хозяйка. — Это же немыслимо! Незнакомая дама вполне может обождать у нас до утра…
Тогда Адриенна еще раз заявила, что хочет продолжать путь незамедлительно.
Взяв фонарь, оба оставили хижину и, выходя, плотно притворили за собой дверь. Адриенна осталась одна в мрачной комнате, слабо освещенной мерцавшим огарком свечи.
Она невольно прислушивалась. Чувство тревоги все возрастало. Она подумала, что в чулане должно быть окно, и открыла дверь в чулан. Окно там действительно имелось, но находилось высоко, так что заглянуть во двор было невозможно. Однако через это окно без стекол до нее, хоть и обрывочно, долетали голоса разговаривавших во дворе Пьера и его жены.
Марго советовала мужу повезти ее, Адриенну, по ложному пути и отнять деньги. Пьер же, напротив, говорил, чтобы жена поехала с экипажем, а он вымажет себе лицо сажей, нападет по дороге на них и ограбит Адриенну.
Адриенна перепугалась до смерти. Бежать из этого дома! Бежать во что бы то ни стало!
Пьер и Марго тем временем занялись передвижением повозки. Адриенна вернулась в комнату, и взгляд ее упал на окно.
Пьер и Марго все еще возились с повозкой и лошадью. Адриенна подошла к окну, растворила его, встала на подоконник и спрыгнула на землю.
Но куда идти? Где искать защиты? Вокруг — непроглядная тьма, а она не знает ни дороги, ни местности.
Идти на берег к перевозчикам? Но не заодно ли они с Пьером и Марго? Кроме того, они наверняка уплыли назад, чтобы утром на большом пароме переправить почтовый дилижанс. Спрятаться тут, на берегу, и ожидать дилижанса? Но ведь Пьер и Марго, как только хватятся ее, тотчас же станут ее искать.