Адриенну принесли в одну из комнат комендантского дома и уложили в постель. Когда она пришла в себя, то увидела подле себя кухарку коменданта, которая ухаживала за ней. Волнение и страхи, превышающие ее силы, окончились для Адриенны целыми потоками слез, которые в конце концов облегчили ее сердце.
Генерал Миренон между тем позволил помилованному преступнику, прежде чем Адриенна оставит тюрьму, увидеться и поговорить с ней в комендантском доме.
Надзиратель ввел Марселя в комнату, где уже находилась Адриенна.
— Верное и благородное сердце! — воскликнул Марсель и протянул руки к своей возлюбленной. — Я представляю, что тебе пришлось вынести…
— Я благодарю Бога за то, что поспела вовремя, — ответила Адриенна со слезами на глазах. — Но теперь все хорошо. Ты жив! Ты спасен! Это главное.
— Не забывай, что я спасен, чтобы опять стать каторжником.
— Не падай духом! Ты невиновен. Ты жертва безжалостного изверга, которого когда?нибудь да покарает Бог, — ответила Адриенна. — О, если бы я могла облегчить твою тяжелую участь! Если бы я могла избавить тебя от мучений!..
— Ты и так страдаешь из?за меня, моя милая. И Виктор Делаборд попал в немилость, и на него смотрят как на дезертира…
— Я не хотела огорчать тебя… Но он — в Бастилии.
Пораженный этой новостью, Марсель закрыл лицо руками.
— В Бастилии… И только из?за меня!
— Я верю, что когда?нибудь и он будет на свободе, — твердо сказала Адриенна.
— Будем надеяться. Но Бастилия — это такое место… Кто туда попадает, тот навсегда исчезает, и его вычеркивают из списка живых.
— Я теперь осталась одна, без Виктора, но утешься, я тебя не покину. Это может случиться только тогда, когда смерть разлучит нас. Я остаюсь твоей и жду часа твоей свободы. Я рядом с тобой.
— Невыносимо думать, что я должен томиться здесь, на каторге, а проклятый убийца и мучитель моей матери свободен, его уважают и почитают. Эта несправедливость убивает меня. И у меня по–прежнему единственное желание — наказать, уничтожить Бофора… Но теперь не время для этих мыслей. Я опять вижу тебя, я могу говорить с тобой, могу благодарить тебя за твою самоотверженную любовь, а потому в этот час я хочу быть веселым.
— Мой бедный, милый Марсель! Кто мог прежде подумать, что тебя принудят проводить жизнь в этом ужасном месте? У меня теперь единственная цель, единственное стремление — видеть тебя свободным.
— Свободным? — повторил Марсель с горькой усмешкой. — Да, Адриенна, я тоже хотел бы этого. Но оставь несбыточные надежды. Я не думаю больше о том, что выйду живым из этой ужасной тюрьмы.
— Пресвятая матерь Божья услышит мои молитвы, — сказала Адриенна. — Но остерегайся надзирателя Рошеля… — предупредила вдруг она тихим голосом, чтобы надзиратель, бывший в комнате, где происходило их свидание, не слышал ее слов. — Этот Рошель — сущий дьявол в человеческом облике. Не задирай его, умоляю. Его час тоже пробьет, поверь мне. Он не избежит справедливого наказания за свои преступления.
— Скоро я прощусь с тобой и не увижу тебя больше, милая моя Адриенна…
— Мои мысли всегда о тебе.
— Еще раз благодарю за твою любовь и верность, которую ты сохранила для галерного каторжника, — сказал Марсель и поцеловал Адриенну. — Если есть еще справедливость на земле, то я доживу до того времени, когда ты будешь вознаграждена за все. Насколько легче переносить заточение, когда знаешь, что на свете есть душа, любящая тебя.
— Главное, не отчаивайся, не падай духом, Марсель! Через этот мрак рука Божья выведет тебя к свету.
И после этих слов они расстались. Надзиратель отвел Марселя в камеру к другим каторжникам. Адриенна же, поблагодарив коменданта Миренона за его доброе сердце, покинула тюрьму.
XXX. УБИЙЦА ЛЕЙТЕНАНТА
— Ну, что, Лоренцо, — подстроился к палачу надзиратель Рошель, когда палач уносил с площади плаху и другие принадлежности казни. — Сколько труда твоего пропало даром!
— Да, вышло скверно, — пробормотал в ответ Лоренцо. — Черт бы побрал эту женщину с письмом!..
— Трудно поверить, что это был настоящий указ о помиловании… — с намеком сказал Рошель. — Это была кукольная комедия, уверяю тебя. Или ты думаешь, что эта девка проклятого каторжника и в самом деле могла побывать в Версале? Не позволяй себя дурачить, Лоренцо.
— Разве у нее в руках не был указ короля?! — удивленно воскликнул палач.
— Клочок бумаги — вот и все. Это наверняка подлог. И наверняка замешан проклятый д'Азимон…
— Ты смотри, Рошель, чтобы кто?нибудь не услышал этих слов. Ты можешь поплатиться местом, а то и головой… — предупредил надзирателя Лоренцо.
— Я повторю это, где хочешь. А ты слишком труслив, чтобы говорить то, что думаешь.
— Это не всегда кстати.
— Проклятая собака д'Азимон участвует в этой игре. И коменданта он тоже расположил в свою пользу. А как со мной недавно поступили!.. Но я сторожу, я наблюдаю… Они должны остерегаться меня. Такой комендант может когда?нибудь впасть в немилость и полететь с места…
— Ты когда?нибудь нарвешься, Рошель… — сказал Лоренцо, покачав головой.
— Разве ты не видишь рубцы у меня на лице? Они не сойдут так скоро, — продолжал Рошель злобным голосом. — Ты ведь знаешь, кто мне эти рубцы сделал? Конечно, знаешь. Так вот этого я не прощу проклятой собаке д'Азимону. И того, что он помогал спасти каторжника, я ему не прощу…
Палач Лоренцо не хотел дальше слушать Рошеля и поспешил скрыться в своем домике.
А надзиратель Рошель пошел своей дорогой.
«Я бы хотел встретить тебя одного, — думал он о лейтенанте д'Азимоне. — И тогда берегись… Только один из нас уйдет оттуда, другой останется…»
Рошель отправился в спальные камеры к другим надзирателям и от них услышал, что каторжник Марсель переведен из его, Рошеля, отделения, в другое отделение и таким образом полностью убран из?под его власти.
— Какой же номер у него теперь? — спросил Рошель своих приятелей.
— Номер сорок три, ночью он связан цепью с рыбаком, — ответили ему.
— Жером Берно — его товарищ?.. Смотрите за ними хорошенько! — предупредил Рошель своих приятелей. — Им обоим нельзя доверять… А кто же теперь у них надзирателем?
— Это отделение теперь у Доминика.
— Ну, Доминик как раз для таких молодцов! — с досадой воскликнул Рошель. — Доминик — это же само добродушие. И опять тут чувствуется рука д'Азимона…
В это самое время лейтенант д'Азимон доложил о себе в доме коменданта, и его сейчас же позвали к генералу Миренону.
— Девушка ушла из тюрьмы? — спросил комендант.
— Да, она попрощалась.
— Переведен ли Марсель Сорбон в другое отделение?
— Все исполнено по вашему приказу, — ответил д'Азимон.
— Я хотел дать вам еще одно поручение, господин лейтенант, — продолжал генерал Миренон. — Хорошенько понаблюдайте за Рошелем. С некоторых пор, как мне кажется, этот надзиратель стал человеконенавистником. Я ему больше не доверяю. В случае еще хотя бы одного насилия я намерен уволить его.
— Жалко его… Этот Рошель прежде был строг, даже иногда суров, но в службе исправен. Если его уволить, господин комендант, тогда он пропадет совершенно. Чем он будет жить?
— Вы жалеете даже своего врага! — рассмеялся генерал Миренон. — Я должен признаться, что хотел уволить его именно ради вас.
— Ради меня, господин комендант?
— Я думаю, что этот человек ненавидит вас больше, чем каторжника, за которого вы заступились.
— Да, это вполне возможно.
— Вот потому при случае я хочу удалить его. Мне кажется, что он замыслил против вас недоброе. Достоверно я об этом ничего не знаю, но мне так кажется. Во всяком случае, я хотел бы избавиться от человека, от которого не жду ничего хорошего.
— Гораздо лучше было бы его как?то исправить.
— Я предоставляю вам возможность сделать такую попытку, если ваша доброта принуждает вас к этому, господин лейтенант, — сказал генерал. — Но сомневаюсь, что эта доброта будет вознаграждена. Однако препятствовать вам не хочу. Если вы надеетесь перевоспитать Рошеля, то сделайте эту попытку. Но все же остерегайтесь. Я заметил недавно, с каким выражением лица он смотрит вам вслед. Это выражение лютой ненависти.
— Он научится обуздывать свою ненависть, господин комендант, — заверил офицер.
В один из следующих вечеров лейтенант д'Азимон отправился осматривать работы, произведенные за день в некоторых отдаленных точках тюремной территории. При осмотре он попутно обдумывал, как наилучшим образом распределить каторжников и надзирателей, чтобы дела продвигались успешней.
Рано стемнело. Холодный ветер подул с моря. Каторжников только что развели по камерам. Тихо и пустынно было вокруг.
Лейтенант подошел к стене одного из отдаленных бассейнов, чтобы посмотреть, как далеко здесь продвинулась работа каменщиков. Но вдруг ему послышались чьи?то шаги. Он обернулся, однако никого поблизости не увидел и решил, что ему показалось.
Изучив состояние работ на этом бассейне, д'Азимон повернул к дороге. И там, где дорога проходила через небольшую рощицу, лейтенант увидел притаившегося возле дерева человека. Наступившая темнота не позволяла офицеру различить, кто именно там стоит. Тогда он свернул с дороги и сделал несколько шагов к черному силуэту.
— Кто здесь?
В ответ он услышал зловещий, скрипучий смех.
— Да кто это? Отвечай! — крикнул д'Азимон и схватился за шпагу.
— Я не считаю нужным давать вам ответ, — прозвучал вызывающе грубый голос.
— А, теперь я вас узнал. Вы — надзиратель Рошель, — сказал лейтенант. — Зачем же вы грубите мне? Не забывайте, кто вы. И знайте, что вопрос о вашей отставке почти решен.
— Меня отправят в отставку?
— Если этого пока не сделано, надзиратель, то только благодаря моей доброте, только потому, что я не хочу делать вас несчастным и нищим.
— Нет, господин лейтенант, вы?то наверняка хотели бы меня уволить, да только не от вас это зависит!
— Надзиратель Рошель, не испытывайте моего терпения. Перемените тон!
— Вы?то хотели бы меня прогнать, да попробуйте только!
— Я вижу, Рошель, что вы сами этого хотите, тогда следуйте за мной в дом коменданта. И вы будете немедленно уволены. Ибо таким тоном надзирателю недопустимо разговаривать с офицером.
В ту же минуту Рошель с рычанием бросился на офицера, взмахнув кинжалом.
Нападение было столь неожиданным, что д'Азимон не успел даже выхватить шпагу, а успел только выставить перед собой руки для обороны.
— В своем ли вы уме?! — воскликнул лейтенант. — Что вы делаете? Сейчас же бросьте оружие!..
— Ну, уж не–ет! На этот раз вы не уйдете живым! — хрипел Рошель. Он отлично понимал, что пропадет, если д'Азимон уйдет живым. А если его труп найдут в этом глухом месте, то припишут убийство какому?нибудь каторжнику.
Они боролись в темноте, офицер и надзиратель, и оба не хотели упасть, уступить. Д'Азимон сделал одну отчаянную попытку вытащить из ножен свою шпагу, но в ту же минуту Рошель ранил его кинжалом.
— Вы хотите убить меня, Рошель? — спросил лейтенант сдавленным голосом.
— Да, я хочу этого! — выдохнул Рошель и снова занес кинжал.
— Вы с ума сошли! — крикнул д'Азимон и ударил надзирателя кулаком в лицо.
В то же мгновение надзиратель вонзил кинжал глубоко в грудь офицера.
— Помогите! — еще смог крикнуть лейтенант, но тут же зашатался и упал. Кровь хлынула из раны.
Когда Рошель нагнулся к хрипевшему уже офицеру, чтобы вытащить застрявший кинжал, он услышал быстрые приближающиеся шаги.
— Что здесь происходит? Кто звал на помощь?
Рошель глянул в сторону подошедшего человека и тотчас узнал в нем каторжника Марселя. Дьявольская мысль промелькнула в голове надзирателя. А не погубить ли одним ударом обоих ненавистных ему людей?…
— Я умираю… — прохрипел д'Азимон.
Марсель наклонился над ним.
— Вот он, убийца, вот он! — заорал благим матом Рошель и, наскочив на Марселя, схватил его.
Марсель оторопел от такого оборота дела.
— Стража! Сюда! — орал Рошель. — Здесь произошло убийство. Каторжник напал на офицера и убил его!
— Дьявол! — вскричал Марсель. — Кто убийца? Ты или я?
— На этот раз ты не отвертишься! — продолжал кричать Рошель. — Сюда, часовые! Он меня душит!
Патруль, услышав крики, уже спешил к роковому месту.
— Сюда! Схватите его! — не переставая, кричал Рошель. — Я нашел его рядом с убитым. Он и меня хочет заколоть!
— Да это же лейтенант д'Азимон! Он, кажется, мертв! — кричали подбежавшие солдаты.
Один, следуя призывам надзирателя, схватил Марселя, другие суетились вокруг офицера, в груди которого торчал кинжал.
— Я не убийца, — говорил Марсель солдатам. — Это надзиратель…
Но солдаты, не слушая уверений каторжника, отвели его в караульную, а убитого Рошель распорядился унести в лазарет.
— Я опоздал на одну минуту, — говорил Рошель врачам, которые вынули, наконец, кинжал из раны, признав ее смертельной.
Однако при этом врачи заявили, что лейтенант еще жив. Это сильно обеспокоило надзирателя, и он никак не хотел уходить из палаты.
Наконец усилиями врачей удалось привести раненого в сознание. Врачи знали, что это возвращение к жизни может продолжаться считанные минуты. Поэтому необходимо было записать показания умирающего.
В это время Марсель рассказывал коменданту и офицерам суть происшествия и уверял, что не он, а надзиратель Рошель совершил преступление. Генералу Миренону тотчас вспомнился недавний разговор с лейтенантом о Рошеле. Д'Азимон не послушался предостережения.
Когда Марсель рассказал все, что знал, комендант обратился к офицерам и изложил свою точку зрения на происшествие.
В эту минуту в кабинет вошел один из докторов с донесением, что обреченный на смерть лейтенант пришел в сознание. Комендант тотчас же приказал схватить надзирателя Рошеля и привести его к лейтенанту д'Азимону. А сам вместе с Марселем и офицерами поспешил в лазарет, чтобы немедленно занести в протокол показания раненого.
Д'Азимону оставалось жить несколько минут.
Когда к нему подвели надзирателя Рошеля и каторжника Марселя и спросили об убийце, то он молча указал на Рошеля.
— Было темно! — начал упираться Рошель. — Господин лейтенант спутал меня с каторжником. Бредит он, бредит!
— Довольно! — прервал комендант надзирателя в его негодовании. — И без показаний лейтенанта все ясно.
Священник принес умирающему святые дары, при нем д'Азимон еще раз повторил свои показания. Через несколько минут он умер, успев только проститься с комендантом и с офицерами.
Генерал Миренон подошел к Марселю и объявил ему, что он свободен от подозрений. Вслед за тем генерал приказал взять Рошеля под стражу, как виновного в убийстве, и посадить в надежное место.
XXXI. НЕЧАЯННОЕ ЗНАКОМСТВО
Ночью неожиданно лязгнул отодвигаемый засов, дверь со скрипом приотворилась, и надзиратели втолкнули в камеру нового узника. Марсель оторопело глядел на него, не в силах до конца стряхнуть с себя сонное оцепенение.
Это был крепкий, мускулистый человек средних лет с открытым лицом, внушавшим симпатию и доверие с первого взгляда. Он протянул Марселю руку и назвал себя:
— Жером Берно, рыбак, корабельщик. — И добавил, должно быть, желая внести полную ясность: — Обвинен в убийстве собственного брата. Приговорен к десяти годам каторги.
Пришлось представиться и Марселю.
Оба прониклись симпатией друг к другу с первых же минут знакомства. Она невольно усилилась после того, как их начали сковывать по ночам одной цепью. Они стали в полном смысле слова товарищами по несчастью. А такое товарищество становится крепче самой проникновенной дружбы.
Среди тягостей каторжной тюрьмы им изредка выпадали минуты, когда удавалось поговорить по душам, поделиться друг с другом самым сокровенным.
Первые дни Жером был беспокоен. Казалось, что?то тяготит его, какая?то тайная дума гложет. Он, видимо, не решался открыть ее Марселю.
Но после того, как Марсель исповедался перед ним, и Жером узнал, что его товарищ по несчастью — невинная жертва, его словно прорвало.
— Нет, грех на мне, грех великий, но Небо и моя совесть оправдывают меня. Да, я посягнул на жизнь брата. Я убил его вот этими руками. — И он потряс перед Марселем крепко сжатыми кулаками. — Но если бы ты узнал, что побудило меня к этому… О, тогда бы ты сказал: «Жером, я оправдываю тебя, ты жертва жестокой судьбы, ужасного стечения обстоятельств».