— Как? — в глазах малыша вспыхивает надежда.
— Неееееет, — тихо стонаю я, и моё тело обмякает. Я не в силах наблюдать этот кошмар.
— Однажды к мальчику пришёл добрый старик, который дарит людям сказки. И рассказал мальчику, как спасти папу. — В комнате висит пауза. — Чтобы спасти жизнь отцу, мальчику нужно умереть самому. Ведь это его способности убивают папу. Если мальчик умрёт — папа пойдёт на поправку. Если мальчик останется жить — папа умрёт.
Некоторое время малыш молчит, лишь его глазки, круглые и изумлённые, глядят на Оле.
— Теперь твоя очередь, — говорит старик. — Закончи эту сказку. Что выбирает мальчик?
Малыш теряется. Его огромные ресницы часто моргают и на глазах наворачиваются слёзы.
— Но ведь сказки всегда должны кончаться хорошо, — хриплым голоском говорит он.
— Да, — кивает Оле. — Если мальчик умрёт, а папа выживет, это очень хорошая концовка, не так ли? Он станет героем. Спасёт отца. Разве это не круто? — Глаза старика вспыхивают.
— Но я не хочу, чтобы мальчик умирал, — плачет малыш.
— Значит, ты хочешь плохую концовку для этой сказки? — Оле угрожающе сжимает рукоятку чёрного зонтика.
— Нет! — восклицает малыш.
— Тогда сделай выбор! — рычит Оле.
Я падаю на колени, всхлипываю и причитаю:
— Выбирай мальчика! Пускай умрёт он! Это действительно самая хорошая концовка этой сказки!
Но я-то знаю, что будет дальше.
— Я не хочу убивать мальчика, — ноет малыш.
И старик вскакивает. Ему приходится сгибаться, чтобы не удариться головой о потолок.
— Ты не хочешь быть героем? Спаси отца! Верни ему жизнь! Только произнеси эти слова: я хочу, чтобы папа был жив. И всё изменится. Я немедля заберу тебя, а твой папа уже завтра вернётся домой!
Глаза старика становятся чернее ночи, кричит он так громко, что пугает малыша, и тот ревёт во весь голос.
Я уже не могу сопротивляться. Я стою на коленях и бессмысленными глазами смотрю в пустоту. Всё время я знал эту историю, но не хотел в неё верить, старался забыть.
Потому что в решающий момент малыш говорит в последний раз:
— Я не хочу, чтобы мальчик умирал. Мне страшно.
Оле даже ненадолго добреет. Он убаюкивающим голосом поёт:
— Это будет не больно. Он просто уйдёт в другую страну, где будет всегда говорить с Деревьями, с Ветром, с Реками.
Но малыш уже ничего не слушает. Он не хочет говорить с Деревьями, Ветром и Реками. Он хочет жить рядом с мамой и папой. И когда Оле не добивается от малыша больше ни слова, он рычит и отбегает к окну.
— Твой отец подохнет завтра же! Я тебе это обещаю!
Старик исчезает.
Малыш громко рыдает.
На следующий день его отец и правда умирает из-за ошибки врачей, которые должны были продлить жизнь мужчины ещё на несколько месяцев. А малыш перестаёт слышать Природу на целых шесть лет.
* * *
Я разбит.
Я раздавлен.
Я распадаюсь на молекулы внутри норы, зарывшись в мокрую землю.
Я хочу похоронить себя заживо.
Я чувствую себя использованной вещью, которая совсем зря появилась на этот свет.
Я убил мать.
Я убил отца.
Дважды убил, — весело шепчет голос Тёмной Силы. — Про Каштан не забудь.
Я — убийца.
Я — убийца.
Я говорил, что хочу умереть?
Я хочу умереть прямо сейчас. Пускай меня заберут на первый уровень и сделают из меня чёрную глыбу.
Я впадаю в кататонию.
* * *
Я люблю тебя, — шепчет голос во тьме. Он не принадлежит Тёмной Силе.
Меня нет. Я — ничто. Я — вакуум. Я вообще жалею, что появился на свет, — отвечаю я.
Я люблю тебя, — повторяет голос.
Нельзя любить вакуум. Нельзя любить убийцу, — отвечаю я.
Дурачок. Какой же ты милый. Такой растрёпанный, грязный и глупенький, — голос приятно хихикает.
Я — урод. Моя жизнь разрушает судьбы других людей, — отвечаю я.
У тебя такие ясные голубые глаза, каким не может быть море. У тебя мягкие, словно шёлк, волосы, которые мило завиваются на затылке. У тебя длинные ресницы, которые делают твой взгляд глубоким. У тебя бархатная кожа, без единой морщинки и прыщика. У тебя невероятная симметрия на лице, не хуже, чем у снежинки. Ты уверен, что ты урод? — спрашивает голос.
Да, — отвечаю я.
Тогда ты такой милый уродец, что все остальные ещё уродливее, — смеётся голос.
Отстань. Я хочу превратиться в чёрную глыбу. Буду глыбой пятого уровня, — говорю я.
У тебя не получится. Тебе нельзя сейчас умирать. Если я буду убивать такие идеальные творенья, то что же я за злобная тварь? — улыбается голос.
Убийца должен умереть. И это не от тебя зависит, — отвечаю я.
И кого же ты убил, интересно? — потешно восклицает голос.
Маму, — отвечаю я.
Я твоя мать.
Папу, — дополняю я.
Я твой отец.
Нет. Из-за меня погибли два близких мне человека. И самое родное дерево. Зачем меня родили?
Ты очень мудр для двенадцати лет, — говорит голос. — И всегда таким был. Просто тебя заставили забыть свою сущность, но теперь ты её вернул. Но при всей своей мудрости, ты остаёшься всего лишь мальчишкой. А мальчишки любят не замечать самых простых истин, размышляя вселенскими масштабами. Ты не враг себе, Никита. Твой настоящий враг заставил тебя так думать. Ты очень хороший. Ты даришь этому миру свет. Добро. Любовь. Но стараешься думать только о тьме, зле и смерти. Разве ты был когда-то неправ в этой жизни?
Всегда, — отвечаю.
А может, ты просто всегда находил только плохое? Может, стоит посмотреть на хорошее? В чём ты виноват, расскажи мне по порядку.
В детстве я сделал неправильный выбор, — говорю я. — Я выбрал смерть отца, вместо своей.
Неужели ты думаешь, что Оле и правда спас бы твоего отца? Подумай сам. Он бы забрал тебя, но твой папа умер бы на следующий день всё равно. Потому что законы Природы необратимы.
Как же я об этом не подумал? В шесть лет-то понятно, но сейчас…
Выходит, Оле мне врал? — спрашиваю я.
Тёмная Сила всегда врёт, если ложь помогает ему победить.
Но маму. Он убил её из-за меня, значит я виноват, — говорю.
Её убил Тёмная Сила, но не ты, — отвечает голос.
Но дедушка иного мнения.
Он всего лишь человек, который не слышит Природу. Сейчас у него наваждение. К вечеру он уже перестанет так думать. Вспомни, как себя чувствовал ты, зелёный ребёнок, когда узнал о смерти мамы? И пойми его.
Но Каштан. Здесь меня не отмажешь, — говорю я.
Ты совершил ошибку, приказав срубить Каштан. Но ты получил урок, который сделал тебя мудрее. И тут тоже не обошлось без Тёмной Силы. Он убил твою мать, ты поэтому убил Каштан. Если бы Тёмная Сила не появился никогда в твоей жизни, ты бы сейчас был счастлив. И жил вместе с отцом и матерью, и любил бы свой Каштан. Все твои беды исходят от него, но он умеет рассказывать сказки. И он убедил тебя, что это ты виноват в своих бедах. Чтобы сломать. Ты мудрый мальчик, Никита. Ты должен это увидеть.
Во тьме норы моё лицо становится каменным, а в глазах появляется холодный блеск.
* * *
Когда я выбираюсь из норы, солнце уже на горизонте. Грязь висит на мне кусками, даже Оливер Твист позавидовал бы.
Что-то мешает мне в джинсах. Я запускаю руку и извлекаю комочек лейкопластыря, которым я прикрыл позавчера рану, оставленную Уткой. Теперь отметин зубов нет, как на ноге, так и на пальце.
Я откидываю лейкопластырь. Я полон решимости. Тёмная Сила получит то, чего он заслуживает, а уж потом решим, чем заниматься.
Я двигаю на склон в сторону лагеря зелёных.
Глава шестая Лагерь
Вечерняя прохлада грозила превратиться в настоящий осенний холод, но я всё равно снял кроссовки, связал их шнурками и повесил на шею, а носки закатал в бублики и спрятал по карманам. Если бы меня окружала вода, пусть даже и арктическое море, я бы не замёрз, но здесь, на склоне, вода осталась лишь в каплях росы, которая омывает мои щиколотки. Я разулся, чтобы чувствовать Природу в каждом шаге, каждой клеточкой ступни… Но подобное желание соседствовало с дискомфортом простуженных ног, ибо пальцы уже окоченели.
Вот и лагерь показывается невдалеке. Вижу ряд палаток, выстроившийся на склоне. Из людей — только несколько девчонок и мальчишек, играющих на траве вроде в мяч.
Медленно двигаюсь к ним, и через какое-то время меня замечают. Ребята замирают и смотрят в мою сторону, потом улыбаются и идут навстречу. Вот они уже окружили меня, но я не останавливаюсь и продолжаю двигаться к палаткам. Пахнет жареными овощами, слышатся голоса взрослых и детей.
Сущности ребят, которые следуют за мной, тянутся ко мне, оплетают, но тут же темнеют и грустнеют. Они вряд ли могут узнать о событиях, произошедших в норе, но глубокая печаль излучается мною как радиация чернобыльских тыкв.
— Ты один? — наконец заговаривает девочка справа.
— Да, — коротко отвечаю.
— Здесь каждый со своей палаткой. У тебя её нет, — добавляет мальчик справа.
— Придётся спать на земле, — отвечаю.
И снова девочка:
— Здесь все с родителями, а где твои?
Я останавливаюсь и упираюсь в колени. Устал. Гляжу на девчонку. Помладше меня, но лишь чуть-чуть, и в глазах бесконечная синь. Тоже водный знак. Она старается улыбаться, но в глазах вижу тревогу сущности.
И мой взгляд рассказывает о многом. Она всё понимает. Нет, ну не всё конкретно, но тема родителей становится ей более-менее ясна.
Тогда я оглядываю толпу. Рыжий воздушный мальчик позади меня, возможно, чуть старше, но остальные ребятишки восьми — десяти лет. Их глазки сияют любопытством, сущности жадно тянутся к моей, хоть она и обжигает грустью. Они желают больше всего изменить цвет моей ауры, раскрасить её в весёлые оттенки. И нет в их сердцах ни капли гордости, злости, зависти. Я будто часть единого организма, как гриб в грибнице.
— Где… я буду спать? — растерянно спрашиваю.
— Я - Катя, — ослепительно улыбается девчонка. — Пойдём с нами, у нас есть в центре круг запасных койкомест. Там останешься.
И они ведут меня по лагерю. Я вижу мангалы, грили, на которых жарятся овощи, кто-то разводит костры и над огнём в маленьких котелках булькает вода, зелёные ребята снуют туда-сюда с коробками сока, бутылками молока. Почти все маленькие. Моего возраста не так уж и много. Взрослые на меня почти не смотрят, а вот дети оглядываются каждый второй. В школе сложно находиться в центре внимания, от любого взгляда веет враждебностью, вызовом помериться силой, но здесь напряжения нет. Впрочем, как и особого дружелюбия. Я автоматически для них брат, и они, не зная меня ни секунды, могут подойти и сказать, что собираются исследовать местные опасные пещеры и берут меня в спутники. Они доверят мне держать верёвку, когда будут висеть над пропастью, и даже не задумаются над моей добропорядочностью, потому что мы — одной крови!
Когда мы подходим к центру лагеря, кортеж, сопровождающий меня, дополняется ещё пятью-шестью ребятами.
— Это здесь, — говорит Катя и встаёт с рыжим мальчиком напротив меня. Он хмурится, она переполнена обожанием.
— И что мне теперь делать? — растерянно спрашиваю.
— Бери любую, — жмёт плечами. — Они пока все пустые. Сюда же приезжают с родителями, хотя бы с одним, поэтому гостевые палатки пустуют.
Эти слова ранят, и я закусываю нижнюю губу, оглядывая стену палаток перед собой.
— Братиш, а как тебя зовут? — вдруг строго спрашивает рыжий мальчик, но строгость лишь в голосе. Сущность будто в растерянности, как я.
— Никита, — отвечаю я.
— Коля, — мальчишка протягивает руку, и я пожимаю в ответ. — Никита, сдаётся мне, что ты не просто так пришёл один. А ещё, любой здесь подтвердит, что-то у тебя не так. У тебя аура такая… такая…
— Пустая и грустная, — печально хмурится Катя.
— Типа того, — кивает Коля.
Я теперь отрываю растерянный взгляд от палаток и шарю по толпе ребят. Все озабочены, тряпочные рубашки неряшливо выглядывают из тряпочных штанов, немного грязноватые, хотя по испачканности меня перещеголять сложно.
— Я… — пытаюсь что-то придумать, но врать не хочу, да и бесполезно это в толпе зелёных. Рассказывать правду? Вот так сразу незнакомцам? С другой стороны, нет более близких мне людей теперь. — У меня родители умерли, — выдавливаю я почти с болью. — Вот. Теперь я хочу отдохнуть.
Я смотрю в их глаза, и взгляды не отпускают меня. А сам чувствую, что стоит мне остаться одному, и я сорвусь, полечу в пропасть. Тёмная Сила добился, чего хотел. Забрать близких, а потом забрать жизнь. Месть ему — единственное, что держит меня на плаву. И вдруг, они стали приближаться. Сначала Катя, потом остальные, смыкая кольцо вокруг меня. Из их носов вырывались убаюкивающие звуки, складывающиеся в мелодию, ноты которой резонировали с моей сущностью один в один.
Песнь.
Я закрываю глаза и не двигаюсь. Гармония успокаивает каждую клеточку тела, словно горячая ванна. Потом чьи-то руки обнимают меня, вот уже и третий обхватывает. Зелёные дети собираются вместе, образовывают живой ком из сущностей, и пока лишь моя выделяется тёмным цветом, но гармония меняет моё самочувствие, как иногда бывает: сидишь злой, но со временем отрицательные эмоции уходят и внезапно начинаешь радоваться этому миру.
И мы вместе.
И мы поём.
И я становлюсь пусть не счастливее, но спокойнее.
Нас прерывает низкий подростковый голос:
— Кто здесь грустит?
Я открываю глаза, и зелёные ребята расходятся, позволяя парню разглядеть меня. Ему на вид лет шестнадцать, а глаза пронзительно зелёного цвета, как у Володьки, только у моего друга они какого-то нежно зелёного цвета, как самая ранняя трава, а у этого парня густые, изумрудные, словно стебли крапивы.
— Виталик, — он протягивает руку.
— Никита, — говорю я и робко пожимаю. Это самый большой зелёный ребёнок, которого я встречал, и аура у него мощная и сильная, будто способна камни разбить.
— Что я должен знать? — улыбнулся Виталик и оглядел ребят. И я вновь поражаюсь пронзительности его взгляда. Наверное, его глаза в темноте светятся.
— Он один. У него нет родителей, его разместить в палатке надо, — выпалила Катя, перебивая Колю, который открыл было рот.
— Разместим, — кивает Виталик. — Пошли.
И он осторожно обнимает меня за плечи и толкает перед собой.
* * *
Я дважды бывал в палатке, в очень раннем детстве и позже с мамой, и знаю, что в ней еле помещаются два человека, а у слишком здоровых людей иногда ноги наружу торчат на радость комарам. Палатка, в которой оказываюсь я, напоминает малогабаритную квартиру, а Виталик объясняет, что она мала и что сюда помещается только раскладушка и остаётся ещё столько же места, чтобы переодеться, например.
Катя и Коля словно сторожевые высятся около входа, даже не задевая потолка. Я на вытянутой руке не могу достать до тента, только если подпрыгнуть. У входа толпятся несколько взглядов ребят помладше. Количество любопытных поубавилось после того, как моя сущность успокоилась.
Наконец, я сажусь на раскладушку, чувствуя жуткую усталость. Мне кажется, что Повелитель выпил из меня все силы.
— Ты хочешь есть? — спрашивает Виталик.
— Ээээ… — теряюсь.
— Ладно, поставим вопрос по-другому, ты давно ел?
— Завтракал, — отвечаю.
— Хорошо, сейчас принесу еды. Мы здесь все слабы для борьбы с Тёмной Силой, а если ещё и питаться будем от Природы, то ляжем сразу.
С этими словами Виталик уходит, а Коля и Катя молчат и серьёзно смотрят на меня. Не знаю, что им сказать, поэтому отвожу взгляд в пол. Становится холодно. Вытаскиваю из кармана носки, надеваю их на запачканные травой ноги. Прячу ступни в кроссовки. Теперь лучше.
— Когда ты первый раз открыл способности? — спросила Катя и улыбнулась. Чувствую, что из всего лагеря, лишь её аура тянется ко мне магнитом, будто пытается осторожно заглянуть в глубину моего сердца.
— Теперь мне кажется, что они были у меня всегда, — мрачно заявляю. — Просто полжизни я о них не знал.
— А как снова узнал? — спрашивает Коля.
Я некоторое время вновь вспоминаю Море, в котором лучше б утонул.