Багха и его собачья команда по ночам несли сторожевую службу, поэтому их не запирали. Сейчас собаки во главе с Багхой двинулись мне навстречу. Я поняла, что надо поторапливаться, а то они не дадут мне уйти.
Я уже подходила к задней калитке, когда двор огласился воплем:
— Она-уходит-уходит-она-уходит!
Я не оглянулась — конечно же, это Лиа и Пиа, неугомонные трещотки-попугаи. Вслед за ними раскудахталась наседка Дхуни. Её утёнок уже вырос в здоровенного селезня, и ему отвели отдельную клетку. А Дхуни, даже не разобравшись, в чём дело, решила, что раз все шумят, то ей тоже надо кудахтать, да ещё крыльями бить.
Кроличья клетка была полным-полна. Було и Була проводили утреннюю разминку со своими пятью крольчатами. Крольчата были похожи на шарики из ваты с бусинками — глазами. Очень хотелось подержать их в руках, но не было времени — нужно искать Бобби и Тутул.
Я закрыла за собой калитку под стоны попугаев:
— Она-ушла-ушла-ушла-ушла!
Затем попугаи затараторили детские стишки, начали было молитву, но сбились и стали звать Судхира, ругая его на чём свет стоит.
Очень смешно получилось. Я всё ещё смеялась про себя, когда постучала в окошко маленького домика, где жила Миа.
— Миа! — позвала я.
Вместо Миа из окна выглянул портной Алиджан.
— Куда это в такую рань, красавица?
— Мы с Миа хотели погулять. Джамаи-бабу говорит, это полезно для здоровья.
Алиджан открыл дверь и недоверчиво посмотрел на меня.
— Утренняя прогулка? А вы ничего больше не затеваете?
— Ой, что вы! Спросите Миа!
Миа выскочила на улицу, и мы помчались будить Тин Тата. Он жил в одноэтажном домике, и было известно, что его кровать стоит у самого окна.
Я свистнула.
Тишина.
— Тин Тат, Тин Тат, — тихонько позвали мы.
Утренний туман быстро таял. Пора приниматься за поиски. Откуда начинать? Решили, что прежде всего надо перебраться через канал… Только собрались — вдруг с огорода Датты, приятеля Джамаи-бабу, послышался знакомый голос. Похоже, это был голос Абдула, как будто Абдул дружески беседует с кем-то. С кем же? В огороде, рано утром!
Мы заглянули на огород и остолбенели. Под забором сидел Абдул, ел манго и весело болтал. Напротив Абдула сидел Бобби и так увлечённо слушал, будто понимал каждое слово. Около Бобби в траве лежала Тутул с дохлой рыбёшкой между передними лапами.
Абдул умеет быть весёлым? Кто б мог подумать!
Мы подкрались поближе и услышали странные слова:
— Ну как, Тутул, — ласково спрашивал Абдул, — довольна? Ах ты, бродяжка уличная, ах ты, чертёнок пушистый! Знаешь, что тебя все любят, вот и дуришь, да? Ну, Тутул, собирайся, сейчас пойдём домой!
Тут Абдул заметил нас.
Мне показалось, что он обрадовался.
— Нашёл я вашего Бобби! — объявил он. — И Тутул тоже! Так что с вас причитается, верно?
Бобби тоже обрадовался, вскочил, завертелся волчком и кинулся ко мне. Я не успела увернуться от его восторженных объятий, и медведь сбил меня с ног. Я встала, отряхнула платье, обняла Бобби за шею и поцеловала его в ухо. Потом взяла на руки Тутул, которая сразу схватила в зубы рыбёшку.
— Все готовы? — спросила я. — Пускай Абдул идёт первым, а мы двинемся немного погодя.
— Не выйдет, мисс Мини. Идите первыми вы, — сказал Абдул.
Я заупрямилась:
— Нет, мы потом!
Улыбка сошла с лица Абдула. Он помолчал, потом тихо и серьёзно сказал:
— Я буду искать себе другую работу. Хотел я взять с собой Бобби, податься в Мимео и выступать с ним перед солдатами.
Я пришла в восторг:
— Я тоже!
— Только без глупостей! — усмехнулся Абдул.
— А почему это глупости? — возмутилась я.
Абдул нахмурился, помрачнел. Я думала, он будет ругаться, а он вдруг сказал:
— У меня у самого была дочка. Такая славная девочка была. Я тогда ловил змей на продажу. Взял с собой в джунгли, а её укусила змея. Вот так сломалась моя жизнь.
Абдул поднялся на ноги и зашагал прочь. Остановился и, не оборачиваясь, приказал:
— Немедленно домой! Я обвязал верёвкой шею Бобби. Берись за верёвку и веди его прямо домой, ясно?
Абдул исчез за деревьями.
Мне вспомнилась мама. Глаза защипало, а в горле встал комок.
Миа и Тин Тат ничего не поняли. Они играли с Тутул и не слышали, что говорил Абдул. А Бобби почему-то подошёл ко мне и мазнул щёку своим мокрым носом.
— Давайте убежим! — предложила я.
— Зачем? — не понял рассудительный Тин Тат.
Я уселась в тени и стала размышлять. Дело было серьёзное.
Потом я позвала Тин Тата и сказала:
— Понимаешь, они всё равно продадут Бобби. Обязательно продадут. Вот если бы мы с ним спрятались на несколько дней и доказали бы, что он совсем ручной, тогда, может, они раздумают и оставят Бобби дома. Они и сами любят Бобби, только боятся его. А Бобби такой проказник!
Тин Тат и Миа согласились со мной. Но где спрятаться, вот в чём вопрос.
Начали думать, где бы найти подходящее место.
13
Мы долго спорили и наконец решили сделать так: Тин Тат и Миа вернутся домой и принесут Тутул. Я с Бобби уйду в лес и буду ждать их у развалин пагоды. Тин Тат и Миа скажут, что они потеряли меня, искали-искали и пошли домой. Когда спросят, где мы расстались, они укажут в противоположную сторону. Меня не найдут, а Тин Тат и Миа после обеда потихоньку прибегут ко мне. Мы поживём в лесу, будем питаться дикими плодами и ягодами, а когда нас отчаются отыскать, сами явимся домой. Вот будет здорово!
Тин Тат, который знал всё на свете, растолковал мне, как пройти к пагоде. Они с Миа взяли Тутул и отправились домой. Я напомнила, чтобы они захватили мне поесть, когда придут проведывать.
Я потянула Бобби за верёвку, и мы затопали по дороге, которую указал Тин Тат. Редкие прохожие разглядывали нас с удивлением, останавливались и смотрели вслед. Мы с Бобби, наверное, странно выглядели в этот ранний утренний час. Я шла по дороге твёрдым шагом, глядя прямо перед собой. Не хотелось, чтобы нас останавливали, задавали вопросы.
Нам пришлось долго шагать, прежде чем мы выбрались за город. Тропинка, отделяясь от большой дороги, вела в глубь леса. Мы свернули на тропинку и зашагали быстрей. Я поняла, что побег — дело нелёгкое.
Свернули ещё на одну тропинку, пошли влево и вышли прямо к разрушенной пагоде. За пагодой я обнаружила хорошую яму у подножия холма, которая показалась мне отличным местом для жилья. Я насыпала сухой листвы на дно ямы и воткнула торчком большую ветку.
— Послушай, Бобби, — сказала я. — Эта ветка будет у нас вешалкой. Ты будешь ночью сторожить, а на вешалку мы повесим нашу одежду. Ты понял, Бобби?
Но Бобби и не слышал, что я говорю. Он бродил между деревьями, что-то вынюхивал, что-то разгребал лапой и негромко урчал. Вдруг я почувствовала, что остаюсь совсем одна в глухом лесу. Сердце оборвалось от страха. А если Бобби убежит? Может быть, нужно было сразу привязать его?
Я огляделась по сторонам и увидела, что Бобби спустился в яму с другой стороны и преспокойно разлёгся на подстилке из сухих листьев. Как я обрадовалась! Но вот что странно: дома Бобби вёл себя как дикий зверь, а оказавшись в лесу, стал совсем ручным! Ведь так, чего доброго, нападёт на нас какой-нибудь тигр, а Бобби бросится бежать домой!
Тем временем желудок мой заворчал, как Диана. Страшно хотелось есть. Я ведь убежала из дому не евши. А Тин Тат и Миа появятся только после обеда. Они-то принесут еды, но сейчас ещё утро и до обеда ого сколько ждать!
Я отвязала верёвку, которая болталась на шее Бобби, и обмотала её вокруг пояса.
— Пошли, Бобби. Ты теперь свободен. Мы оба на свободе. Пойдём поищем что-нибудь съедобное.
Я сняла свою красную ленту и повесила её на ветку, чтобы не заблудиться и найти обратный путь.
Даже без верёвки Бобби не отходил от меня ни на шаг. Он послушно топал рядом.
Скоро мы нашли дерево, усыпанное крупными красными ягодами, такими сочными на вид! У меня слюнки потекли. Я подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку и пригнула её вниз. Только я потянулась за ягодами, как Бобби пихнул меня в бок, и я выпустила ветку. Я разозлилась на Бобби и вцепилась в другую ветку. Бобби сердито заворчал.
Что с ним творится? Я положила в рот красную ягоду и тут же выплюнула. Ягода была такая противная, что меня даже замутило. А вдруг она ядовитая? Какое счастье, что я её не проглотила! Так вот почему Бобби не хотел, чтобы я ела эти ягоды!
Мне показалось, что я отравилась. С помощью Бобби я пробралась к маленькому озерку, блеснувшему из-за деревьев. Насилу добрела до берега. Пока я плескала пригоршни холодной воды в лицо и полоскала рот, чтобы избавиться от горечи, Бобби быстро залез на дикую вишню, которую я и не заметила.
Теперь мне сильно захотелось пить, но по поверхности озерка скользили какие-то насекомые. Однако деваться было некуда. Раз уж поселилась в лесу, придётся пить воду со всякой гадостью и не думать, что будет, если я её проглочу. Я опустилась на четвереньки и стала по-собачьи лакать прямо из озера. Диана была бы довольна, если бы видела это зрелище. Диана бы, наверное, подумала, что и меня можно чему-то научить. Только я пила с закрытыми глазами, чтобы не видеть, как все эти насекомые скользят ко мне в рот.
Напившись, я почувствовала себя лучше. Подошла к вишне, позвала Бобби вниз. Бобби сразу слез, и мы вдвоём стали объедать с нижних веток кисловатые вишни. Дикие вишни показались мне очень вкусными.
Когда мы покончили с нижними ветками, я потянулась повыше и услышала странный шелестящий звук. Я сразу же увидела — и окаменела, Большая змея скользнула с ветки и повисла на хвосте, медленно раскачиваясь в воздухе. Голова с раздувшимся капюшоном оказалась прямо против моего лица.
Я не смела дышать. Я чувствовала, что Бобби видит змею из-за моего плеча, но Бобби тоже не шевелился. Замерла и змея. Было слышно лёгкое шевеление листвы под ветерком. Я покрылась гусиной кожей.
Я даже не поняла, что произошло, когда сильный удар в спину свалил меня на землю. Раздалось злобное шипение. Ему ответил яростный рёв. Я чуть приподняла голову и увидела, что Бобби размахивает лапами, стараясь попасть в змею, а змея пружинисто бросается на Бобби. Бобби молниеносным движением впился в змею зубами. Змея обмякла и сползла на землю. Бобби рвал на части змеиное тело и втаптывал в землю куски. Потом он кинулся ко мне и ткнулся носом мне в лицо, чтобы узнать, жива ли я! Но я отпрянула от Бобби, потому что испугалась как бы на его морде не остался змеиный яд.
Я долго пролежала на земле, не в силах подняться на ноги. Мне было страшно хоть на миг закрыть глаза — я снова видела мерзкую голову с раздутым капюшоном, медленно раскачивающуюся передо мной, и мне снова делалось плохо от страха.
Наконец я встала и почувствовала, что нездорова. Глаза болели от яркого света, голова кружилась, я вся горела как в огне. Может, у меня температура поднялась?
Погода испортилась. По небу неслись пухлые облака, похожие на белых слонов. Удар грома заставил Бобби в испуге прижаться ко мне. Теперь меня бил озноб. Бобби тоже дрожал, значит, и он заболевал. У медведей часто поднимается температура. Но у меня-то отчего? Мы сидели, тесно обнявшись, и дрожали вместе.
Когда нам стало лучше, мы двинулись по тропинке. Бобби как будто полегче стало, а у меня по-прежнему кружилась голова, и я чувствовала тяжесть собственных век.
Ветер усилился и посвистывал в зарослях. Мы слышали голоса каких-то животных и птиц, но я ничего не видела. Я ни на миг не отпускала Бобби от себя в страхе, что он может за кем-то погнаться и бросить меня одну. Бобби то вышагивал на задних лапах, то опускался на все четыре. Он был явно встревожен, глазки его так и бегали, а это всегда придавало Бобби глупый вид.
Мне было трудно думать, но я всё время помнила, что надо двигаться в направлении разрушенной пагоды и нашего убежища, которое я отметила красной лентой. Однако мы всё шли и шли, а местность казалась совсем незнакомой. Где мы? Неужели заблудились? Ни пагоды, ни красной ленты. Деревья, густая листва, птичьи крики, подвывание ветра и раскаты грома. Я не знала, как найти дорогу, и мне хотелось плакать.
Теперь я уже не сомневалась, что мы сбились с пути.
Пошёл дождь, сначала небольшой, а потом всё сильней и сильней. Через некоторое время полило так, будто кто-то решил хорошенько прополоскать землю с неба. Мы оба промокли до костей. Надо было укрыться от ливня. Нам попалась расселина под большим камнем. Мы забились в расселину и плотно прижались друг к дружке. Я совсем забыла, что Бобби не человек, а медведь и что у него тёплая шуба. Я пыталась согреться, прильнув к широкой спине Бобби, но дрожь никак не унималась. Время от времени Бобби тыкался в мою щёку, будто хотел подбодрить.
Не знаю, долго ли мы так просидели. Наверное, долго. Дождь перестал, но зато ветер дул сильней прежнего. У меня всё путалось в голове. Предметы странно расплывались перед глазами. Если я открывала глаза, мне хотелось спать, если закрывала, мне казалось, что они открыты. Я понимала только, что Бобби со мной, и это было хорошо.
Потом мне почудился голос. Очень знакомый голос, но доносился он издалека. Это отец, и он зовёт меня: «Мини, Мини!» И другие голоса стали звать: «Мини, Мини», а ветер своими завываниями всё старался заглушить их.
Голоса приблизились. Я пыталась ответить, но не смогла и только крепче вцепилась в мохнатую спину Бобби.
Чьи-то руки подняли меня. Мне хотелось заплакать, но не получалось, просто слёзы текли по лицу, как вода.
14
Меня разбудил воробьиный гомон. Я лежу в моей собственной комнате. На залитом солнцем подоконнике яростно ссорятся воробьи.
У изголовья кровати сидит отец. Когда он увидел, что я открыла глаза, он подскочил на стуле.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил отец.
Тут я всё вспомнила: наш побег, лес, змею, грозу…
— Хорошо, — ответила я и удивилась, что у меня такой слабенький голос.
Отец провёл рукой по моим волосам.
Я немножко помолчала. Потом осторожно спросила:
— А. где Бобби? Как он себя чувствует?
— Бобби совершенно здоров. Ты за него не беспокойся.
Меня долго лечили. Джамаи-бабу, отец, мистер Джефферсон, У Ба Тин, Бина часто заходили проведать меня. Они сидели около моей кровати и разговаривали. Но все они как-то поскучнели. Никто не шутил, никто не смеялся.
Я поняла из разговоров, что началась война. Отца отзывали обратно в Калькутту. Иностранцам было опасно оставаться здесь. Европейцы отсылали свои семьи на родину самолётами. Многие мужчины ушли воевать. А бенгальцы почти все уже уехали в Индию.
Однажды отец сказал Джамаи-бабу:
— Пратул, Мини выздоравливает, и я думаю, что нам пора собираться домой. Меня отпустили всего на неделю и то, как ты знаешь, очень неохотно. Лучше всего нам уехать бы всей семьёй, но раз ты говоришь, что у тебя ещё дела, я возьму Мини с собой, а вы приедете потом.
Джамаи-бабу и слышать об этом не желал.
— Ну как можно? Мини только на поправку пошла, а вы хотите везти её поездом до самого Рангуна! Время неспокойное, даже в нашем квартале чёрт знает что творится, а уж в поездах! Девочка просто не выдержит поездки! Не надо торопиться, пускай Мини окрепнет, а потом вместе с нами приедет прямо в Калькутту.
Мистер Джефферсон и У Ба Тин были на стороне Джамаи-бабу, но отец стоял на своём. Никак не хотел, чтобы я оставалась в Мандалае.