Когда все разошлись, Сысоев отозвал Баженова в сторону:
— О чем вам говорил Овсюгов? Баженов передал их разговор.
— Понятно! Боится и злится. Барущак не пошел под трибунал, как он ожидал, а у Бутейко он себя покажет.
— А вы знали, что меня назначат на ВПУ?
— Рекомендовал. В план своей работы по изучению и использованию опыта войны включите тему «ВПУ во время наступления с форсированием широкой водной преграды». Программу разработки этой темы покажете мне. Не сомневаюсь, что ваша охота за «эфкой» окончится успешно… А пока возьмите в политотделе подшивки нашей армейской газеты за год и проанализируйте, как они подают опыт войны, военно-инструктивный материал. Выполните к вечеру. Необходимо для доклада члену Военного совета.
Баженов углубился в подшивку ежедневной армейской газеты. Поразительно, как много могут сказать даже заголовки!
«Боец! Прочти этот документ. Отомсти за смерть и кровь своих братьев и сестер!»
«Воинская задача армейской парторганизации». «Помни о химической опасности!» «Из бронебойки по самолетам врага» «Бессмертный подвиг комсомольца Красина». «Коммунист нашей роты». «Бой за водный рубеж». «В батальон прибыло пополнение». «Как переправляться вплавь». «Парторг батальона». В каждой газете — список награжденных. Юрий Баженов перечитывал статьи и заметки, обобщавшие опыт, учившие воевать. Их было маловато.
Подошел полковник Ивашенцев. Баженов вскочил, Ивашенцев снова усадил его и спросил:
_ О моем задании помните?
— Простите… о каком?
_ О докладе для офицеров штаба о взаимоотношении офицеров и населения в районах, только что освобожденных от оккупации.
— Совершенно забыл, виноват, товарищ полковник!
— Напрасно. Много осталось читать?
— Кончаю писать обзор.
— Тогда пойдемте со мной. Я собрал материал для вашего доклада, включая инструкции военным комендантам городов, — полковник улыбался.
— Товарищ полковник, а может бьггь, вы сами сделаете этот доклад?
— Товарищ старший лейтенант, научитесь лучше улавливать оттенки в разговоре военных. Если старший по чину говорит вам «прошу», считайте это вежливой формой приказания. В данном случае моя просьба — это приказание члена Военного совета генерала Соболева. — Полковник все так же доброжелательно улыбался.
Сысоев засел за таблицу «Соотношение сил». Впервые в ней фигурировала воздушно-десантная бригада, которую должны были забросить в тыл противника.
Баженова вызвал генерал Дубинский. Разговор о форсировании был длинный. Генерал интересовался не только этапами подготовительного периода, эшелонированием, но и всеми комендантскими службами на переправе, и оборудованием десантного пункта, и множеством других деталей.
Когда генерал замолчал и Баженов ожидал приказания ехать с ним, тот сказал:
— Инспектировать подготовку и боевые действия войск будем я, мой заместитель полковник Орленков, подполковник Казюрин и майор Филиповский. На вас я возлагаю следующие обязанности: организацию взаимодействия работы ВПУ с представителями других отделов, обеспечение ВПУ телефонной и радиосвязью.
Далее, организацию охраны, транспорта, помещений, питания, первой медпомощи. Подчиняться будете лично мне.
Когда-то Баженову приходилось, среди прочего, заниматься и хозяйственными вопросами, но это было давно… С чего же начать? Он решил обратиться за советом к Сысоеву. Тот охотно и со знанием дела набросал для него примерную схему ВПУ и штатный состав. Здесь был не только свой узел связи, но и противовоздушная оборона, и саперы.
Когда основные вопросы были решены, и Баженову стало ясно, с чего начинать и к чему стремиться, Сысоев вдруг посоветовал:
— Если хочешь, чтобы сержант Луганская попала на узел связи, то подполковнику связи Жаворонкову надо сказать совершенно обратное — только не направляйте, мол, Луганскую!
— Да мне даже спокойнее, если ее не будет. А вот Богуна и Куракова я хотел бы взять. Ведь автоматчиков дадут из роты охраны? Я думаю взять взвод.
Генерал принял представленный проект, и после его утверждения командующим приказал Баженову, чтобы через шесть часов все были в полной боевой готовности.
Конечно, комендант не захотел отпустить Богуна и Куракова, и Баженову снова пришлось идти к генералу.
Уточняя с подполковником Жаворонковым необходимые средства связи, Баженов попросил дать боевых телеграфисток — ведь придется быть в боевых условиях, — но только не таких, как эта Луганская. Сказал и сам удивился. «Там Марина будет подальше от Степцова», — мысленно оправдывал он себя.
Через шесть часов он знакомился с выделенными в его распоряжение связистами: Мариной Луганской и молоденьким младшим лейтенантом связи, свидетелем их первого разговора.
Марина Луганская скептически выслушала его наигранный возглас удивления и только сказала:
— Напрасные хлопоты, товарищ старший лейтенант.
В разрывах облаков показывается «Рама» и снова уходит за облака. Давно летает. Бойцы в окопах ругаются. «Рама», этот воздушный разведчик и наводчик, настораживает даже бывалых. В прошлые дни она только пролетала, а сейчас носится взад — вперед, утюжит небо над Днепром.
По дороге к Бережанам, пролегающей через лес против Ровеньковскнх высот, движутся танки. Другой лесной дорогой туда же движутся артиллерийские дивизионы.
По дороге к Криницам, южнее Тарасовки, тоже передвигаются артиллерийские дивизионы. Тем же трактом на машинах с прицепами движутся большие паромы.
Все это видит «Рама». Обо всем этом «Рама» радирует своему командованию.
Ночь. Звезды.
Над Днепром противник повесил множество ярких «фонарей».
Цепочки красных огоньков мчатся к «фонарю» — мимо? Тогда струя трассирующих пуль постепенно приближается к нему, и «фонарь» разлетается вдребезги. Огненные хлопья, осыпаясь, гаснут на лету.
Те же танки и та же артиллерия снова в движении. Только теперь они удаляются в тыл, чтобы завтра днем возобновить движение к Днепру. Пусть противник снова видит их, пересчитывает, суммирует? Затем и бензин и солярку тратят…
В эту ночь в районе железнодорожного моста чаше подразделение вело разведку боем. Задача операции состояла
в том, чтобы разведать систему укреплений на западном берегу, прощупать дороги, ведущие к «Ключевому», захватить «языка».
В бою участвовала артиллерия всех калибров. Нашим бойцам удалось зацепиться за берег, но гитлеровцы ценою больших потерь снова сбросили их.
В это же самое время гитлеровцы в свою очередь предприняли ночную атаку на сахарный завод, так как три дневные агаки успеха не имели.
По радиосигналу и красным ракетам-указателям наша артиллерия открыла огонь. Атака противника, как сообщил лейтенант Ольховский, была отбита.
В ту же ночь артиллерия противника на Ровеньковскнх высотах вела исключительно интенсивный огонь по сосредоточенным в левобережном лесу советским танкам и артиллерийским позициям; надо признать, что наши орудия первыми начали огонь. Сотни, тысячи немецких снарядов обрушились на лес! Скрежетали дубы. Трещали и рушились сосны, над лесом взлетали оторванные ветки. Противник мог быть доволен: он уничтожил, должно быть, немало танков и сокрушил много орудий…
На рассвете Помяловский, Сысоев, Баженов и другие офицеры осматривали «потери».
С лица Помяловского не сходила довольная улыбка. Макеты танков размещались на ложных выжидательных позициях, группами по четыре машины. Батареи фанерных орудий калибра 76 и 122 миллиметра также занимали ложные огневые позиции.
Колонна фанерных машин ЗИС-5 расположилась в непосредственной близости от «артиллерийских позиций». Пиротехники потрудились на славу: имитация орудийных залпов удалась настолько, что ответный огонь противника, подготовленного донесениями своей «Рамы», превзошел все ожидания. Здорово «набросали» немцы!..
Теперь, посте этой «битвы», саперы наводили порядок…
Группа офицеров вернулась в штаб.
Сысоев и Баженов зашли в разведотдел. Похудевший Андронидзе был в чрезвычайно веселом и воинственном настроении. На вопрос, чему он так радуется, Андронидзе ответил, вернее сказать — просипел (голос он потерял):
— Как не радоваться! Обе группировки противника остались на старых местах. Только к железнодорожному мосту он подбросил подкрепления. Пока наши труды не пропали даром! — Он трижды поплевал через плечо: — Лишь бы не сглазить…
Перегруппировка войск должна была начаться десятого сентября. Предстояло рокировать с правого фланга дивизию Бутейко. Чтобы она смогла проделать сорокакилометровый марш к району сосредоточения (Криницы — Тарасовка — Ольховище), ее надо было скрытно перевезти с правого берега, с «плацдарма», обратно на левый. Перед этим она должна не менее скрытно передать свои позиции частям дивизии Черкасова.
Если противник узнает об отходе дивизии Бутейко, он не будет держать на Ровеньковскнх высотах столько войск, и замысел всей операции рухнет.
Поэтому рации дивизии Бутейко продолжали работать на своих «старых», запеленгованных противником местах У Ровеньковскнх высот. Перегруппировку планировалось произвести за две ночи — с таким расчетом, чтобы тринадцатого начать форсирование.
Для генерального форсирования Днепра создавались три основные переправы: против Станиславовки (направление главного удара), против «Орешка» и в районе железнодорожного моста, против поселка Сосны. Кроме того, В создавались две дополнительные: одна — севернее Стаиис- Н лавовки, в районе с отметкой 80,0 против села Ключи (переправа № 1, всеми километрах южнее нашего «плацдарма» на Ровеньковских высотах), вторая переправа (№ 5) — в направлении сахарного завода, занятого лейтенантом — Ольховским.
Форсирование планировалось в три эшелона. Имелась, однако, только половина необходимых переправочных средств.
Чтобы военная тайна не просочилась, командиры и начальники отдавали приказы только устно. Штабы вплотную приблизились к своим войскам.
Особое значение приобретала сеть командирских наблюдательных пунктов непосредственно на берегу. На этих КНП уже дежурили офицеры штарма, уполномоченные, в частности, по возможности объективно характеризовать происходящие действия и тем самым корректировать не всегда точные сведения из соединений.
Взяв с собой Баженова, генерал Дубинский проводил командирскую рекогносцировку на участках трех основных переправ. Он же согласился на просьбу начальника оперативного отдела, чтобы Баженов побыл сутки оперативным дежурным.
Днем, во время дежурства, Баженов позвонил полковнику Ивашенцеву, что проработал все материалы и готов сделать доклад о взаимоотношениях офицеров с местным населением на территории, только что очищенной от оккупантов.
Полковник ответил:
— По известным вам причинам доклад придется отложить. Материал верните мне. Что надо для доклада — запишите.
Кодированные телеграммы стопками валялись на столе, но Баженов их даже не раскодировал: все они посылались только из расчета на перехват их противником.
Настоящие сведения привозили посыльные.
После обеда Юрий Баженов делал выписки ил инструкций и приказов военным комендантам городов. Он снова и снова думал о неизвестном пехотном противотанковом оружии, которое так и не удалось захватить, и почему-то вдруг вспомнил кусок черного провода в толстой резиновой оболочке, найденный им возле разбитого танка у Гнилушки. Пехотное противотанковое оружие — и электрический провод? Что у них может быть общего?..
Впрочем, он точно помнит, что те два танка все же были разбиты неодинаково, то есть не одним и тем же оружием…
Дверь открылась, и вошел Сысоев. У него был все тот же нездоровый цвет лица, те же ввалившиеся глаза, обтянутые кожей скулы. Он не сел на предложенный ему табурет.
Оглянувшись на дверь, которую он тщательно прикрыл, Сысоев спросил:
— Хочешь полететь «туда», — кивнул он на запад, — для связи с партизанами?
— Хочу, — мгновенно вскочил Баженов.
— А хорошо ли ты понимаешь, на что соглашаешься?
— Конечно! Во-первых, это исключительная возможность поохотиться за новым немецким противотанковым оружием, а во-вторых, я смогу собрать материал для очень интересной темы — «Взаимодействие наступающих войск армии, форсирующих широкую водную преграду, с партизанами, наносящими удар с тыла, для захвата батальонного пункта обороны немцев».
— Это так. Но, во-первых, не ясно, поступают ли условные радиосигналы от того самого партизана, которому они сообщены одновременно с вручением ему рации, или этого партизана захватили фашисты и выпытали код. А может, этот партизан и сам агент фашистов? Во-вторых, точно не известны ни силы партизан, ни их боеспособность. Насчитывается якобы пятьсот человек, вооружена из них лишь половина, противотанковых средств нет, орудий и подавно. Смогут ли они оказать эффективную помощь с тыла, или для фашистов это будут булавочные уколы?.. В-третьих, лететь придется этой ночью, садиться на поляне в лесу, где есть пеньки. Правда, обещали их убрать. Одним словом, шансов на успех мало… Я сам просился, да не пустили.
— Я же сказал, полечу, — ответил Баженов, начиная сердиться. — Только не знаю, отпустит ли Дубинский?
— Не твоя забота! Значит, согласен?
— Согласен.
— А с радиоаппаратом умеешь обращаться?
— Умею.
— Тогда жди вызова. Да… у меня личная просьба. Если среди пленных попадется «Мюллер», тот самый… помнишь Очеретяное?
— Помню. Не ты один его ищешь. Есть такая Оксана Солодуха, тоже наказывала мне сыскать его.
— Сохрани его для меня, не отправляй.
— Не сомневайся, Петер!
Баженова вызвали через двадцать минут. В комнате были командующий Королев, его заместитель Дубинский, член Военного совета Соболев и начштаба Коломиец.
— Не боишься? — спросил генерал Соболев.
— Никак нет!
Командующий объяснил предстоящую боевую задачу партизанского отряда. Ему придется действовать как стрелковому батальону.
Когда войска армии начнут форсировать Днепр, в частности в направлении села «Орешек», задача партизанского отряда — ударить по этому селу с тыла, из леса. Одновременно — не допускать подхода танков противника с севера и юга.
Для этого надо минировать дороги немецкими же минами. Организовать маневрирование минами, воспрещающее гитлеровцам маневрировать танками.
Командующий сказал еще, что хотя для плохо вооруженного отряда, не имеющего противотанковых средств, задача эта очень трудна, он считает ее все же выполнимой. А выполнить ее — значит обеспечить успех в захвате «Орешка», этого батальонного узла обороны. Подробности организации взаимодействия изложит начштаба.
Лететь Баженову придется на ПО-2 этой же ночью. Партизаны уже приняли сигнал о вылете и подтвердили это. Неясность обстановки, а отсюда и особая сложность задания заключается в следующем: после того как связного от партизанского отряда переправили через Днепр, от него поступил лишь один кодовый сигнал, подтверждающий, что он ушел, не потревожив немцев на бepeгy. На этом связь прервалась. Почему — неизвестно. Во всяком случае — не по вине армейских радистов!
Только сегодня утром связь возобновилась. Это была обусловленная волна, но партизаны стали передавать клером, и это насторожило. Предлагалась новая площадка для приземления — на расчищенной лесосеке близ Герасимовки. Обещали, что будет разложено много костров. Спустя некоторое время снова заговорила рация, на той же волне; но на сей раз это был, как установили радисты, «иной почерк». Подавались кодовые сигналы по таблице, врученной партизану для взаимодействия со штармом. Мы запросили о месте приземления. На карте этот квадрат в трех километрах западнее «Горы», в двадцати двух километрах от «Орешка», в шестнадцати километрах от Герасимовки, в пяти от северной опушки леса.
Надо быть готовым ко всяким неожиданностям, самым провокационным. Следовало бы предварительно послать разведчиков, но времени уже нет. О «Ч» с большой буквы сообщим по радио. Очень скоро!.. Надо рисковать. Иного решения не может быть.
Огромный риск — ночная посадка на поляну с пеньками. Самолет наверняка пострадает. Здесь главное — уберечь рацию, которую он повезет с собой. Есть еще риск приземлиться у немцев — они тоже разложат костры. Перед тем как послать кодовый сигнал «Приземлился у партизан», необходимо радировать пароль. Его нет в кодовой таблице и надо запомнить: три раза «семь-семь-семь-Орех». При второй передаче «пять-пять-пять-Лес». Каждый раз менять. Пароль повторять между сигналами кода. Георгий Васильевич все объяснит. Только, если этот пароль будет предшествовать кодовым сигналам, они будут считаться баженовскими, а не немецкими. Это касается всех кодовых сигналов, в том числе и сигналов прямого вызова артогня по объектам. То же правило действует для вызова грузовых самолетов с оружием, боеприпасами и продовольствием. Они уже готовы и ждут вызова.