Манера ее поведения удивила его своей необычностью. Она добавила:
— Я объявила господину де Орну, что надеюсь больше его никогда не встретить.
— Надеюсь на это, — он пошел к выходу. Уже взявшись рукой за дверную ручку, он повернулся к ней и добавил с жесткой улыбкой: — Можешь больше не беспокоиться обо мне в том, что касается господина де Орна. Ему отплачено.
— Отплачено? — переспросила она, но он вышел без объяснений.
Об этом господин де Орн узнал в следующий понедельник, когда возвратился из Со. Дома он нашел письмо из Генерального Банка, в котором его вызывали к директору по очень срочному вопросу.
Подумав о своих отношениях с мистером Лоу, он идти в Банк не захотел. Да и какая там могла быть срочная нужда. Его операции по скупке акций компании Гамбии, за что он испытывал теперь насмешливую благодарность к мистеру Лоу, уже обещали ему богатый доход. Он практически удвоил те деньги, которые выманил у Бернара, другого дурака-финансиста.
Сейчас требовалось только избавить себя от лишних затруднений, для чего он решил воспользоваться услугами брокера, которому можно было дать поручение для Генерального Банка. Человека, которого он пригласил, звали Оке. Это был меняла, работавший как раз на улице Кенкампуа. С ним он и раньше уже имел кое-какие дела.
Перед тем как выслушать распоряжения графа о том, что он собирается передать ему представление своих интересов в Генеральном Банке на сумму около полутора миллионов ливров, Оке приниженно и многословно уверял его, что интересы такого важного клиента, как граф, будут должным образом защищены. Но когда он взглянул на поручение для Банка, выражение его лица сильно изменилось. Однако, зная свое место, он обратился к графу в третьем лице.
— Это все поручения господина le comte?
— Все, — самодовольно произнес Орн. — Сейчас это уже, наверное, кругленькая сумма. Не знаете, как сейчас акции компании Гамбии котируются?
Оке протестующе выдохнул:
— Господин le comte, видимо, отсутствовал в Париже. За эти акции давали меньше тридцати. Но это было два дня назад, в субботу.
— Тридцати? — Орн непонимающе наморщил лоб. Потом лоб разгладился. — А! Тридцати луидоров, да?
Банкир сухо засмеялся:
— Ливров, господин. Тридцати ливров.
Орн замер в оцепенении. Потом лицо его начало багроветь.
— Что вы тут несете? Вы не пьяны случайно?
Оке вытянулся, насколько это позволяло его рыхлое тело. Орн изливал свою ярость.
— Я уехал из Парижа десять дней назад. Они тогда шли по пятьсот и каждый день дорожали. Как же сегодня они могут стоить тридцать? Ты сошел с ума!
— А, ну я же говорил, что господина не было в Париже, и он не знает, что произошло. А всю прошлую неделю цена на акции быстро падала, — он посмотрел на цифры на поручении Орна. — Господин при некотором везении еще может получить за них около тысячи крон.
— Тысячи крон! Да это же шесть тысяч ливров! — лицо Орна стало серым от ярости.
— Честно говоря, этого достичь будет непросто. Они вконец обесценились.
— Обесценились! Боже мой! — хотя его дворянское происхождение и требовало выказывать перед простолюдином бесстрастность, но граф не мог сдержаться при мысли о том, что за несколько дней потеряно богатство в полтора миллиона. — Ох, это невероятно, — он подскочил. — Это невероятно! Как это могло произойти?
— А очень просто. Цена этих акций была высока, потому что все считали, что господин Ла захочет скупить их, чтобы начать контролировать компанию Гамбии, также как он до этого поступил с компанией Миссисипи.
— Но это так и есть, — вскричал Орн. — Я знаю, что он хотел их скупить.
— Господин, без сомнения, прав. Но теперь господин Ла этого делать больше не хочет, и он продал все акции, которыми владел. Это и вызвало такое degringolade[47]
— Дайте бумагу, — распоряжение для Генерального Банка было выхвачено из рук Оке. — Я вызову вас, когда повидаю господина Ла.
Он выскочил из дома, помчался по улице, размахивая длинной тростью, и, запыхавшись, ворвался в Банк, требуя господина Ла.
Пожилой клерк проводил его наверх, в просторный кабинет мистера Лоу. Однако самого мистера Лоу там не оказалось. В кабинете находился высокий, смуглый господин, очень похожий на мистера Лоу, так же тщательно одетый и обладавший столь же изысканными манерами. Объявив, что он рад служить господину le comte, он поблагодарил его за столь быстрый визит в ответ на письмо.
Орн перебил его:
— Я пришел повидать господина Ла. Будьте добры позвать его.
— Но господина барона здесь нет. Позвольте представиться. Я его брат и заместитель в управлении этим Банком.
— Так вы, значит, вместе воруете в этом притоне?
— Я ослышался?
Орн заговорил о своих акциях компании Гамбии, возмущенно повторяя то, что узнал от Оке, и еще более возмущенно требуя сказать ему, правда ли это, и если правда, то как это такое богатство в полтора миллиона могло исчезнуть за неделю.
Уильям Лоу был спокоен.
— Боюсь, что это еще не вся правда. Исчезли не только ваши собственные полтора миллиона, как вы правильно отметили, но и те триста пятьдесят тысяч, ливров, которые Банк ссудил вам для вашей покупки. Вопрос вашего долга нам, — добавил Уильям Лоу вежливо, — мы и хотели бы обсудить как можно скорее.
Вялый, спавший с лица, Орн уставился на улыбающегося банкира, который только что вежливо объявил его разоренным.
— Вы имеете смелость, — наконец произнес он, — начать после всех этих фокусов издеваться надо мной? Вы имеете наглость заявить, что я ваш должник?
— Вы же не намерены утверждать, что не возвратите Банку взятые у него деньги?
— Черт с ним, с вашим Банком, и с его деньгами. Кто мне вернет мои деньги? — на его губах выступила пена, глаза налились кровью. — Что за грабеж! Вы, негодяи, не думайте, что я смирюсь. Я купил акции Гамбийской компании по совету вашего брата. Он уверял меня, что они будут идти вверх. Так поначалу и было.
— В таких вопросах, — услышал он ответ, — непогрешимых людей нет. Все могут ошибиться.
— А то, что он говорил, что развитие Гамбийской компании — решенный вопрос. Это вранье?
— Я не могу отвечать за слова брата. Но думаю, раз он так сказал вам, значит он сам так думал в то время. В финансовом мире изменение намерений вещь вполне возможная, и оно может происходить вследствие различных причин.
— Значит, так вы объясняете этот… этот гнусный трюк,
— Я не думаю, — ледяным голосом сказал Уильям, — что нам имеет смысл продолжать эту беседу.
— Не думаете? — граф уставился на него посеревшим лицом, перекошенным до неузнаваемости. Потом неожиданно он расхохотался ужасным от ярости смехом. — Сэр, я думаю, вы презабавный подлец. Получается, что меня ваш гнусный банк ограбил на полтора миллиона, а теперь за эту услугу я же вам еще триста пятьдесят тысяч ливров должен. Я вас и вашего проклятого братца еще увижу вздернутыми на дыбе. В этом я не сомневаюсь. А вы, небось, думали, что я позволю ограбить себя так беспардонно?
Уильям встал и открыл дверь.
— Ваш слуга, господин le comte!
Орн так сжал трость, что банкир подумал, он собирается ударить его. Но, видимо, во-время вспомнив, чего ему уже стоил подобный удар, Орн удержался.
— Скоро услышите обо мне, негодяи, — проревел он. — Регент узнает об этом. Я ему все расскажу. А Его Высочество мой родственник. Вы, подлецы, наверное, забыли об этом. Но я напомню.
Он бросился вон, сел в карету и приказал везти себя в Пале-Рояль.
Он прибыл туда, как ему поначалу показалось, в удачное время. Но он ошибся. Регент, только что закончивший совещание, пожелал видеть его немедленно, и графа провели в кабинет герцога, светлую, уютную комнату, в которой Его Высочество проявлял свои разносторонние таланты: иногда рисовал, иногда сочинял музыку или занимался другими искусствами. У герцога в этот момент находился аббат Дюбуа, ставший государственным секретарем по иностранным делам.
— А, Жозеф! Как твоя служба? — фамильярно приветствовал графа регент.
Орна звали Антуан-Жозеф, но для друзей он был просто Антуан. Употребление Его Высочеством второго имени как бы подчеркивало разницу между ним и товарищами графа.
Негодующе дрожа при одном воспоминании об обмане, жертвой которого он себя считал, нисколько не смущаясь присутствием Дюбуа, граф излил свои обиды перед герцогом.
Регент слушал его со строгим выражением лица, которое постепенно, по мере рассказа, становилось более веселым. Когда история была выслушана, Его Высочество к ужасу Орна расхохотался.
— Corbleau! Неужели, Жозеф, вы говорите правду, что положили в банк миллион ливров?
— Даже Ла этого не отрицает.
— А где вы его взяли, этот миллион. Поведайте мне, как он вам достался?
Дюбуа, чувствовавший себя совершенно вольно, рассмеялся.
— Вы слышите, даже аббату весело.
— Интересно, что он ответит, — задыхаясь от смеха, произнес аббат.
— О, аббат, вы что-то от меня скрываете? Дорогой Жозеф, сбросьте, наконец, покров с этой тайны.
Орн, злобно дыша, уставился на аббата.
— Нет здесь никакой тайны. Я стал жертвой гнусного надувательства.
Его Высочество посмотрел графу прямо в глаза.
— Я хочу знать, как вы получили этот миллион.
Граф с достоинством выпрямился.
— Разве моего слова не достаточно, монсеньер?
— Для миллиона? — насмешливо спросил регент. — Вы, мой друг, свое слово цените так высоко?
— Ваше Высочество изволит насмехаться надо мной?
— Что вы, что вы! Просто вы такие забавные вещи рассказываете. Сначала вы достаете миллион, потом вы говорите, что Ла у вас его украл. Я не знаю, что невероятнее.
Граф тяжело задышал.
— Ваше Высочество не хочет, видимо, отнестись к моим словам серьезно, — он дрожал от скрываемой ярости. — Позвольте мне удалиться.
— Что? — добродушное лицо регента внезапно стало суровым. — Что это с вами, сударь? Вы, случаем, не скрываете ли от меня что-то? Почему вы не отвечаете на мой вопрос?
Регент заметил кривую ухмылку Дюбуа и обратился к нему:
— Что вы знаете об этом, аббат?
Аббат потер руки, его спина по-кошачьи выгнулась, тонкие губы раздвинулись еще шире.
— Очень мало в том, что касается господина Ла. Но достаточно, чтобы уверить Ваше Высочество, что господин де Орн не преувеличил, говоря о миллионе. Ходит слух, что он получил его от Самуэля Бернара.
Граф злобно кусал губы.
— От Бернара? От этого негодяя? — Его Высочество был теперь абсолютно серьезен. — И с какой целью?
Надеясь развязать Орну язык, Дюбуа намеренно сгустил краски:
— Да это, знаете, такие маленькие подарки, чтобы привлечь к своим проблемам внимание двора.
Регент нахмурился:
— Возможно ли такое, граф? Вы принимаете подобные подарки? Не могу поверить, что вы лишены качеств, присущих дворянину!
Граф дернулся, как от удара. С помутившимся от ярости сознанием он пошел на грубую ложь:
— Вряд ли это стоило делать, но я взял эти деньги не как подарок. Я взял их взаймы.
— Взаймы? — Его Высочество недоверчиво усмехнулся. — Что-то не верится. Но вы, разумеется, взяли их под хороший залог?
— Разумеется, монсеньер.
— Конечно, конечно, — регент подождал. — Ну и что же вы не продолжаете?
— Я не понял, о чем Ваше Высочество желает услышать?
— Желаю? Да мне просто подумалось об одной странности, которую вы, наверное, сможете объяснить. Дело в том, что Бернар сейчас находится в тюрьме. Его будут держать там, пока не отберут весь его грязный капитал. Я думаю, что в этих обстоятельствах ему было бы очень выгодно припомнить, куда он вкладывал свои сбережения.
Но Орн вывернулся:
— Без сомнения. А теперь я подвергаюсь опасности из-за хладнокровного обмана Ла.
— Вы имеете ввиду ту опасность, что Бернар воспользуется данным вами залогом? — дружески спросил регент и добавил: — А что в этом опасного? Я хочу знать, что представляет собой залог.
— Залог? — выворачивался Орн. — Если вам угодно, пожалуйста. Залог внесен моей женой.
— Вам повезло с супругой. Надеюсь, это не ее драгоценности?
— Нет, нет, — он опять почувствовал себя увереннее. — Да что бы это ни было, я не хочу, чтобы она это потеряла. Вот почему я и осмелился просить у Вашего Высочества защиты от такого человека, как Ла.
— А, да. Во всем, значит, мой друг Ла виноват. Он говорил вам, как вы утверждаете, что компания Гамбии будет им приобретена?
— Да, поэтому я и стал скупать ее акции.
— Заняв денег для этого у Самуэля Бернара?
— Совершенно верно, монсеньер.
— И, естественно, эти акции у вас?
Орн горько улыбнулся.
— Я их заложил Генеральному Банку, чтобы на ссуду приобрести еще акций, и полученные мной деньги они имеют наглость требовать назад. Это часть их подлого плана.
Раздался хриплый смешок Дюбуа.
— Что вы находите смешным, аббат?
— Глупость некоторых дворян, когда они пускаются в плавание по царству финансов. Они как дети малые, которых бьют удары холодного, расчетливого мира.
— Вы имеете ввиду холодных, расчетливых негодяев, — ответил Орн.
— Но — mon Dieu! — кто же здесь негодяй? Ведь акции находятся там, куда господин Ла и посоветовал их поместать.
— Разве я не сказал, что они обесценились? — нетерпеливо сказал Орн. — Всю прошлую неделю агенты Ла продавали акции. Разве так поступают, когда хотят приобрести контроль над компанией?
— Ни я, ни аббат в настоящее время на это ответить не можем, — сказал регент. — Через некоторое время будет видно, чем вам можно будет помочь. Но вот то, что я должен сделать, Орн, я сделаю. Залог, о котором вы сказали мне, находится у Бернара, и он, как и вся собственность Бернара, теперь принадлежит государству, и от Бернара потребуют его выдачи. А государство, дорогой граф, как вы сами знаете, сейчас далеко от процветания. Но даже и теперь оно может в некоторых исключительных случаях позволить себе великодушие. Я обещаю вам, что государство возвратит вам вашу собственность, точнее, собственность вашей жены. Мне было бы неприятно, если бы графиня Орн пострадала от этой потери.
Это решение было типичным для этого великодушного, экстравагантного, расточительного принца, который и сам никогда не получал отказа, и других мог осыпать неожиданными милостями.
Орн, однако, не был такому повороту событий рад. Он чувствовал, что сгоряча угодил в ловушку.
Ему следовало предвидеть, что регент, знавший о бедности его графства, может поинтересоваться происхождением этого миллиона, ему следовало также предвидеть, что, дав лживый ответ на вопрос регента, он попал в болото дальнейшей лжи, из которого трудно было выбраться, не уронив своего достоинства.
С радостью отказался бы он теперь от этого миллиона, лишь бы спасти свою честь.
Безмолвный, бледный, покрытый каплями пота, стекавшими из под парика, он стоял перед регентом и Дюбуа, которые насмешливо улыбались.
— Надеюсь, — сказал Его Высочество, — что это вас удовлетворит и не потребуется беспокоить господина Ла? — и, обращаясь к Дюбуа, добавил: — Распорядитесь, аббат, чтобы Бернара завтра же допросили об этом.
В отчаянии Орн совершил следующую ошибку:
— Вероятно, это не будет иметь смысла. Бернар станет все отрицать.
Аббат ахнул:
— Отрицать! Он, по-вашему, станет отрицать, что дал вам миллион? Зачем ему это надо? И потом мы же об этом уже знаем.
Усмешка скользнула по его лицу, прежде чем он ответил на свой же вопрос:
— Поймите, господин граф, что у нас имеются все бумаги Бернара. И там мы встретили запись о вашем долге. Возможно, вы просто не подумали об этом.
— У вас имеются… — Орн по инерции начал фразу и запнулся. — То есть я… Не важно…
— Вы, возможно, хотели спросить, что было в записке? Она зашифрована. Но речь о залоге в ней не шла.
Регент посмотрел на аббата:
— Как вы можете это утверждать, не сказав, о чем в ней шла речь?
Дюбуа снова потер свои руки, что показалось Орну отвратительным жестом.