— Но, Натан, — спросил наконец Роланд, — что теперь с моей бедной сестрой? Вы ничего не слышали о ней? И не видели ее? Амой друзья-переселенцы? Где они? Не последовали ли они за дикими и не освободили ли Эдиту?
— Не спрашивай сразу обо всем, — ответил Натан, причем его радостное до этого мгновения лицо омрачилось, на нем появились грусть и смущение. — Лежи пока спокойно. Дай согреться твоим холодным, как лед, ногам, позволь мне перевязать твои раны. Когда ты станешь и сможешь ходить, ты узнаешь все, что известно мне — все доброе и недоброе. Пока же радуйся тому, что ты в безопасности!
— О, вижу по всему, что моя сестра еще в плену» ~ грустно промолвил Роланд. — А я должен лежать здесь, свернувшись, как червь, и ничего не могу сделать, чтобы помочь ей! А мои друзья, переселенцы, они-то хоть, по крайней мере, не настигнуты дикими?
— Ты приводишь меня в смущение своими вопросами, — сказал Натан. — Если ты хочешь освободить свою сестру из плена, то должен прежде всего иметь терпение и снова крепко стать на ноги. Таким образом, прежде всего подумаем об этом. А когда настанет время освобождать твою сестру, я согласен быть первым твоим советчиком.
С этими словами Натан начал старательно растирать окоченевшие конечности Роланда и перевязывать ему раны. Роланд терпеливо сносил все и продолжал просить все же Натана рассказать обо всем, что ему известно. Наконец квакер сдался и начал свой рассказ.
Попытка его пробраться сквозь ряды дикарей, осаждавших развалины, увенчалась успехом, несмотря на все опасности, и он поспешил прямой дорогой по лесу к станции, как вдруг случайно встретился с группой молодых людей, ехавших верхом под предводительством Тома Бруце. Натан сообщил им о тяжелом положении Роланда, и они тут же изъявили готовность поспешить ему на помощь, не требуя никакого подкрепления от переселенцев и от соседей. Том Бруце посадил Натана за собой на лошадь, и они поскакали по лесу, но, ко всеобщему удивлению, нашли развалины покинутыми, а так как в лощине можно было легко различить и проследить до самого края следы лошадей, то из этого они заключили, что путешественники сделали отчаянную попытку спастись вплавь, причем, наверное, все погибли. Тут возгорелись гневом сердца храбрых кентуккийцев. Они искали индейцев в низком кустарнике. Натана отпустили, так как в его услугах больше не нуждались. Но храбрый человек и не собирался уходить, хотя ему очень не хотелось, чтобы другие узнали о его воинственном настроении. Его мучило чувство вины за то, что Эдита оказалась в беде, так же, как и ее спутники, и он не мог успокоиться, пока не узнает, что они действительно больше не нуждаются в его помощи. Сначала он безуспешно осмотрел все в лощине; затем последовал за молодыми людьми, осматривал то место, где они на индейцев напали, и вскоре убедился, что путешественники невероятным образом спаслись, выбрались из бушевавшего потока. Прежде чем Натан прибыл к месту стычки, все было решено не в пользу кентуккийцев, и один из них, которому удалось бежать, рассказал, что всему виной оказался Ральф Стакполь. Потом он предложил Натану сесть к нему на лошадь. Но Натан отказался, желая продолжить поиски. Спрятавшись со своим маленьким Петром в чаще, он поджидал, пока индейцы закончат преследование и вернутся к месту сражения.
— И вот, друг, — продолжал Натан, — тут-то я и спросил совета у маленького Петра, что нам теперь делать, и, правда, мы оба были одного и того же мнения, что должны следовать по пятам злодеев, пока не узнаем, что случилось с тобой и с бедными женщинами. Мы переползли по склону горы и увидели, что индейцы разбрелись. Здесь меня смутило то, что индейцы, наверное, разделились: их главный отряд поехал дорогой через гору, тогда как меньшая его часть с одной лошадью и пленным отправилась через реку. Хотелось думать, что пленный — это ты, и я был уверен, что, следуя за тобой, могу тебе помочь, так как сопровождавших тебя было немного. Так перешли мы вброд
Роланд с удивлением заметил необычайное возбуждение Натана и не мог удержаться, чтобы не спросить:
— Кто же этот Венонга, из-за которого вы забываете обо всем, даже о моей бедной сестре?
— Кто он такой! — воскликнул Натан. — Друг, ты еще дитя лесов, если никогда не слыхал о Венонге. Не один колонист полег под его топором. Недаром он славится своим бессердечием и жестокостью: этот человек пил кровь женщин и детей. Ах, друг, опасаюсь я, что скальп твоей сестры висит уже на его поясе.
При этом ужасном предположении кровь застыла в жилах Роланда и так исказились черты его лица, что Натан вздрогнул и попытался смягчить впечатление, произведенное его словами:
— Но я ведь только высказал предположение, — воскликнул он. — Быть может, твоя сестра укрыта от злодеев и, хотя в плену, жива!
— Нет, вы сказали мне, что она убита и что с нее снят скальп… — сказал Роланд и прибавил с горечью: — У этих злодеев нет ничего святого, даже жизнь женщин и детей для них ничего не значит. Нет, я защищу ее, и Бог мне в этом поможет!
— Ты говоришь смело, — радостно воскликнул Натан, так крепко пожимая