учебе или о несуществующих друзьях. Или, что хуже всего, могла нагрянуть Дженни,
которая стала бы издеваться над любой моей игрой, а если я играл в солдатики, она
разбросала бы мне все оловянные фигурки.
В общем, коридор между людской и буфетной был одним из немногих мест на
площади Королевы Анны, где я действительно мог рассчитывать, что не встречусь с
такими вещами, и поэтому я всегда укрывался там, когда не хотел, чтобы мне мешали.
Но в этот раз ничего не вышло, потому что в ту минуту, когда я выстраивал свои
войска, заявился новый посетитель в лице мистера Берча. У меня с собой был светильник,
поставленный на каменный пол, и пламя свечи мигнуло и щелкнуло на сквозняке, когда
отворилась дверь в коридор. Со своего места на полу я увидел край его сюртука и кончик
трости, и пока мой взгляд взбирался по сюртуку вверх, чтобы встретиться с его взглядом,
я подумал, интересно, а вдруг у него в трости тоже спрятан клинок, и не будет ли он
звякать так же, как у отца.
- Мастер Хэйтем, я как раз надеялся найти вас здесь, — сказал он с улыбкой. —
Позвольте полюбопытствовать, сильно ли вы заняты?
Я поднялся с пола.
- Я просто играю, сэр, — ответил я поспешно. — Что-то случилось?
- Нет-нет. — Он рассмеялся. — На самом деле мне меньше всего хотелось бы
мешать вашей игре, но есть одна вещь, о которой мне хотелось бы с вами поговорить.
- Разумеется, — сказал я и кивнул, а сердце у меня заныло от предчувствия, что
сейчас начнется очередной допрос о моих достижениях в арифметике. Да, я обожаю
решать задачки. Да, я надеюсь в один прекрасный день стать таким же умным, как мой
отец. Да, я надеюсь, что когда-нибудь стану помогать ему в деле.
Но мистер Берч взмахом руки предложил мне вернуться к игре и даже сам отложил
в сторону трость и, несколько подобрав штаны, присел рядом со мной на корточки.
- И что же это? — спросил он, указывая на оловянные фигурки.
- Просто игра, сэр, — ответил я.
- Это ваши солдаты, не так ли? — продолжал он. — И кто же из них командует?
- Никто не командует, сэр, — сказал я.
Он рассмеялся.
- Вашим солдатам нужен руководитель, Хэйтем. Иначе как же они узнают, как им
лучше действовать? Кто научит их дисциплине и поставит цель?
- Не знаю, сэр, — ответил я.
- Вот этот, — сказал мистер Берч. Он протянул руку, взял из строя одного
оловянного солдатика, потер его о рукав и отставил фигурку в сторону. — Может быть,
стоит сделать командиром вот этого джентльмена — что вы об этом думаете?
- Как вам угодно, сэр.
- Мастер Хэйтем, — улыбнулся мистер Берч, — это ваша игра. Я просто
наблюдатель, который надеялся, что ему покажут, в чем суть игры.
- Да, сэр, но у командира должен быть особый наряд.
Внезапно дверь в коридор снова открылась, и подняв глаза, я увидел еще и мистера
Дигвида. В мерцании светильника я заметил, что они с Берчем обменялись каким-то
значительным взглядом.
- Может быть, ваши дела подождут, Дигвид? — строго сказал мистер Берч.
- Конечно, сэр, — Дигвид поклонился и попятился, и дверь за ним закрылась.
- Вот и хорошо, — сказал мистер Берч, возвращаясь к игре. — Теперь давайте
поставим этого джентльмена сюда, чтобы он руководил, вдохновлял солдат на великие
дела, подавал бы им пример и учил бы их добродетелям порядка, дисциплины и
преданности. Вы согласны, мастер Хэйтем?
- Да, сэр, — покорно ответил я.
- Тогда идем дальше, мастер Хэйтем, — мистер Берч дотянулся еще до одного
солдатика и поставил его рядом с назначенным командиром. — Командиру нужны
лейтенанты, верно?
- Да, сэр, — согласился я. Наступила долгая пауза, во время которой я смотрел, как
мистер Берч совершает неимоверную работу по размещению возле командира еще двух
лейтенантов, пауза, которая с каждым мгновением становилась все более и более
неловкой, пока наконец я не нарушил ее, скорее для того, чтобы прервать неловкость, чем
из желания обсуждать неизбежное:
- Сэр, вы, должно быть, хотите поговорить со мной о моей сестре?
- Бог мой, да вы просто видите меня насквозь, мастер Хэйтем, — громко засмеялся
мистер Берч. — Ваш отец прекрасный учитель. Я смотрю, он научил вас хитрости и
проницательности — помимо прочего, разумеется.
Я не совсем понял, что он имел в виду, и потому промолчал.
- Как подвигаются занятия с оружием, позвольте полюбопытствовать? — спросил
мистер Берч.
- Очень хорошо, сэр. Я каждый день делаю успехи, так говорит отец, — гордо
сказал я.
- Отлично, отлично. А ваш отец сообщил вам цель вашего обучения? — спросил
он.
- Отец говорит, что мои настоящие занятия начнутся в день моего десятилетия.
- Да, любопытно бы знать, что он вам расскажет, — он наморщил лоб. — И вы
действительно даже не имеете представления? Даже не подозреваете?
- Нет, сэр, — ответил я. — Знаю только, что он откроет мне путь. Кредо.
- Понятно. Это интригует. И он ни разу не намекнул, что же это за «кредо»?
- Нет, сэр.
- Замечательно. Бьюсь об заклад, вам не терпится узнать. И, вероятно, для занятий
отец уже дал вам настоящий меч, или вы все еще упражняетесь на деревяшках?
Я замялся.
- У меня есть собственный меч, сэр.
- Я бы не отказался на него глянуть.
- Он хранится в игровом зале, сэр, в надежном месте, а проникнуть туда можем
только мы с отцом.
- Только вы с отцом? Вы хотите сказать, что, выходит, вам это место доступно?
Я покраснел, и спасибо тусклому свету в коридоре, что мистер Берч не заметил
моего замешательства.
- Я просто хотел сказать, что знаю, где хранится меч, сэр, а не то, что я знаю, как
его взять, — уточнил я.
- Понятно, — усмехнулся мистер Берч. — Тайник, верно? Потайная камера в
книжном шкафу.
У меня, вероятно, все было написано на лице. Он рассмеялся.
- Не беспокойтесь, мастер Хэйтем. Ваша тайна умрет вместе со мной.
Я смотрел на него.
- Благодарю вас, сэр.
- Все правильно.
Он поднялся, поднял трость, стряхнул со штанов пыль, настоящую или
воображаемую, и двинулся к двери.
- А моя сестра, сэр? — сказал я. — Вы так и не спросили о ней.
Он остановился, усмехнулся и взъерошил мне волосы. Мне это понравилось.
Может быть потому, что отец тоже любил так делать.
- Верно, но я и не собирался. Вы уже сказали мне все, что было нужно, мастер
Хэйтем, — сказал он. — А о прекрасной Дженнифер вы знаете не больше, чем я. И
вероятно, в этом и заключается порядок вещей. Женщины должны оставаться для нас
загадкой, вы не находите, мастер Хэйтем?
Я понятия не имел, о чем он говорит, и лишь облегченно вздохнул, когда снова
получил коридор буфетной в свое полное распоряжение.
3
Вскоре после это разговора я, в другом крыле дома, направлялся к себе в спальню
и, проходя мимо отцовского кабинета, услышал громкие голоса, шедшие из него: отца и
мистера Берча. Опасаясь хорошей взбучки, я остановился подальше, так, чтобы не
слышать, что там говорят, и порадовался, что угадал расстояние, потому что в следующий
миг дверь кабинета распахнулась, и оттуда выскочил мистер Берч. Он был в бешенстве —
это ясно читалось в его пылавших щеках и сверкавших глазах — но заметив в коридоре
меня, он взял себя в руки, хотя это ему не совсем удалось.
- Я пытался, мастер Хэйтем, — сказал он, совладав наконец с волнением, и начал
застегивать на сюртуке пуговицы, потому что собирался уйти. — Я пытался его
предупредить.
С этими словами он водрузил на голову треуголку и гордо удалился. В дверях
кабинета появился отец и проводил мистера Берча взглядом, и хотя стычка была явно
неприятной, это были дела взрослых, а я в них не вмешивался.
Надо было как следует обдумать это. Но всего примерно через день произошел
налет.
4
Это случилось в ночь накануне моего дня рождения. Я имею в виду налет. Я
проснулся, может быть оттого, что волновался перед предстоящим праздником, а может
быть и оттого, что у меня была привычка просыпаться после того, как из комнаты уходила
Эдит, садиться на подоконник и смотреть в окно. С моего наблюдательного пункта были
видны кошки, собаки и даже лисы, пробиравшиеся через газон, залитый лунным светом. А
если не было животных, я просто смотрел на ночь, на луну, на бледно-серый цвет, в
который она красила траву и деревья. Сначала я подумал, что там вдалеке я вижу
светлячков. Я часто слышал о них, но ни разу не видел. Я только знал, что они сбиваются
в кучки и испускают слабое сияние. Но вскоре я сообразил, что этот свет был вовсе не
слабое сияние, он просто появлялся и исчезал и снова появлялся. Я видел сигнал.
У меня перехватило дыхание. Мерцающий свет, казалось, шел от старинной
деревянной двери в стене, где я видел тогда Тома, и сперва я решил, что это он пытается
привлечь мое внимание. Теперь это кажется странным, но в тот миг я даже не
предполагал, что сигнал может быть предназначен кому-то, кроме меня. Я поспешно
натянул штаны, заправил в них ночную рубашку и прицепил подтяжки. Накинул сюртук.
А думал я лишь о том, что меня ждет ужасно интересное приключение.
Конечно, теперь, задним числом, я понимаю, что в соседнем особняке Том точно
так же любил сидеть на подоконнике и разглядывать ночную жизнь в саду. И так же, как
я, он увидел сигнал. И может быть, Том подумал то же самое, что и я: что это я
обращаюсь к нему. И сделал то же, что и я: вспорхнул со своего насеста, набросил одежду
и отправился разузнать…
В доме на площади Королевы Анны с некоторых пор появились две новые
личности, два суровых отставных солдата, которых нанял отец. Он объяснил, что они
необходимы, потому что у него есть «сведения».
Не более того. «Сведения» — это все, что он сказал. И я задался вопросом,
которым задаюсь и теперь: что он имел в виду, и не имеет ли это отношения к страстному
спору, который я подслушал между ним и мистером Берчем. Как бы то ни было, этих двух
солдат я встречал редко. Я знал только, что один находится в гостиной с фасадной
стороны особняка, а другой стоит возле камина в людской, и считается, что он охраняет
буфетную. Я легко обошел их стороной, прокравшись по лестнице на нижний этаж, и
проскользнул в беззвучную, залитую лунным светом кухню, которую я никогда не видел
такой темной, пустой и спокойной.
И холодной. У меня изо рта завитками заструился пар, и я тотчас же затрясся, с
неудовольствием понимая, насколько тут холоднее по сравнению даже со скудным теплом
моей комнаты.
Возле двери была свеча, я зажег ее и, прикрывая ладонью пламя, проделал путь до
конюшни. И если в кухне я почувствовал холод, то… в общем, снаружи холод был таким,
будто весь мир вокруг стал хрупким и готовым разбиться на куски; холод был таким, что
у меня занялось мое туманное дыхание и какое-то мгновение я стоял в раздумье, стоит ли
идти дальше.
Одна из лошадей заржала и затопала, и почему-то этот шум подхлестнул меня и
заставил пробраться на цыпочках вдоль собачьих будок к боковой стене и широким
арочным воротам, ведущим в сад. Я миновал голые, тонкие яблони и вышел на открытое
пространство, настороженно ощущая справа от себя дом, где в каждом окне мне чудились
лица: будто Эдит, Бетти, мама и отец выглядывают наружу и видят, что я блуждаю в саду,
как буйно помешанный. Конечно, я не был буйно помешанным, но они бы сказали именно
так; так говорила Эдит, когда отчитывала меня, и так говорил отец, когда давал мне розог
за непослушание.
Я ждал, что меня окликнут из дома, но ничего такого не было. Я добрался до
внешней стены и поскорей побежал вдоль нее к калитке. Я по-прежнему трясся, но хотя
волнение мое усиливалось, я успел помечтать, чтобы Том принес чего-нибудь пожевать на
полночный пир: ветчины, кекса или печенья. А еще лучше, горячего пунша…
Залаяла собака. Тэтч, отцовский ирландец, ищейка, сидевший в конуре у конюшни.
Из-за шума я остановился и присел под голыми, низко склоненными ветками ивы, пока
лай не прекратился так же внезапно, как и начался. Позже я, конечно, понял, почему он
оборвался так резко. Но в тот миг я об этом не подумал, потому что у меня не было
причин подозревать, что горло Тэтчу уже перерезали налетчики. Это теперь мы думаем,
что в наш дом, с ножами и саблями, прокрались пятеро. А тогда… пять человек
пробирались в особняк, а я сидел в саду и даже не обратил на это внимания.
Но откуда же мне было знать? Я был несмышленышем, у которого голова забита
приключениями и геройскими поступками, да вдобавок мыслями о ветчине и пирожных, и
я снова побежал вдоль наружной стены и прибежал к воротам.
Которые были открыты.
Разве этого я ждал? Я думал, что ворота заперты, а Том находится на другой
стороне. Может быть, кому-то из нас придется перелезть через стену. Может быть, мы
поболтали бы через калитку. Но я увидел только открытые ворота и понял, что что-то
здесь не то, и наконец-то я сообразил, что сигнал, виденный мной из окна спальни, мог
предназначаться и не мне.
- Том? — позвал я шепотом.
Ни звука в ответ. Была глубокая ночь: ни птиц, ни животных, никого.
Заволновавшись, я хотел уже развернуться и уйти обратно домой, под защиту моей теплой
спальни, как вдруг я что-то заметил. Ногу. Я приблизился к воротам, туда, где разливался
мутно-белый свет луны, наделявший все предметы странным сиянием — в том числе и
тело мальчика, неуклюже лежавшее на земле.
Он полулежал, прислонившись к противоположной стене, одетый почти так же, как
я, в штаны и ночную рубашку, только он не удосужился заправить ее, и она перекрутилась
вокруг его ног, лежащих под странным, противоестественным углом к телу на жесткой,
затвердевшей грязи тропинки.
Конечно, это был Том. Том, чьи мертвые незрячие глаза смотрели на меня из-под
его шляпы, съехавшей набекрень; Том, кровь которого, мерцая в лунном свете, вытекала
из перерезанного горла и заливала грудь.
Зубы мои застучали. Я услышал всхлип и понял, что всхлипнул я. В голове от
страха столпилась сотня мыслей. А потом все вокруг помчалось с такой скоростью, что я
даже не помню порядок, в котором все происходило, хотя и думаю, что началось все со
звона разбитого стекла и крика, который вырвался из дома.
Бежать.
Неловко признаться, но все голоса и мысли, толпившиеся у меня в голове, хором
кричали одно только это слово.
Бежать.
И я послушался их. Побежал. Но только не туда, куда они меня гнали. Поступил ли
я так, как учил меня отец, и послушался ли своего инстинкта, или наоборот, не обратил на
него внимания? Не знаю. Я понял только, что всеми фибрами своей души я стремился
прочь от самого страшного места, но на самом деле я побежал именно к нему.
Я промчался мимо конюшни, ворвался в кухню, не останавливаясь возле двери,
сорванной с петель. Откуда-то из прихожей слышались громкие крики, в кухне на полу
была кровь, и я рванул к лестнице и натолкнулся еще на одно тело. Это был один из
солдат. Он лежал в коридоре, схватившись за живот, веки у него судорожно дергались, а
изо рта на пол струйкой стекала кровь.
Я перешагнул через него, побежал к лестнице и думал только о том, чтобы
добраться до родителей. Вот прихожая, темная и полная криков и топота бегущих ног и