2
- Куда это, к дьяволу, вас несет в такую рань, да еще и по морозу, мастер Хэйтем?
Возле дома остановилась карета, и в ее окно выглядывал мистер Берч. На нем была
шапка потеплее, а шарф укутывал его до самого носа, так что с первого взгляда можно
было бы принять его за разбойника.
- Просто посмотреть, — сказал я, стоя на ступеньках.
Он потянул шарф вниз и попробовал улыбнуться. Обычно при улыбке глаза его
вспыхивали, но теперь они были похожи на тлеющие угольки, подернутые пеплом и не
способные дать ни капельки тепла, как и его натянутый, утомленный голос.
- Кажется, я знаю, что вы ищете, мастер Хэйтем.
- Что же, сэр?
- Дорогу домой.
Я поразмыслил и понял, что он прав. Беда в том, что первые десять лет жизни меня
опекали родители и няньки. Я знал, конечно, что площадь Королевы Анны находится где-
то рядом, в нескольких минутах ходьбы, но я понятия не имел, как туда добраться.
- Вы хотели бы там побывать? — спросил он.
Я пожал плечами, но правда заключалась именно в этом: да, я представлял себя в
стенах моего старого дома. В игровой комнате. Представлял, как достаю…
- Ваш меч?
Я кивнул.
- Я боюсь, что там в доме теперь опасно. Вам действительно очень туда надо? Разве
что глянете. Садитесь, а то такой холод, что нос наружу не высунешь.
У меня не было причин отказываться, тем более что откуда-то из глубины экипажа
он извлек шапку и накидку.
Чуть погодя мы подъехали к дому, но он выглядел совсем не так, как я
представлял. Все было хуже и намного. Казалось, что сверху по дому кто-то стукнул
исполинским кулаком, проломив строение от крыши и до самого фундамента и оставив
огромную, рваную дыру. Это был не просто разрушенный дом. Само представление о нем
было разрушено.
Сквозь разбитые окна мы увидели прихожую, а через разбитые полы — коридор
тремя этажами выше, и все это — почерневшее от сажи. Я видел знакомую мебель,
закопченную и обугленную, и на одной из стен — обгоревшие портреты.
- Сожалею, но внутри действительно очень опасно, мастер Хэйтем, — сказал Берч.
Минуту спустя он усадил меня обратно в карету, дважды стукнул в потолок
тростью, и мы уехали.
- Тем не менее, — сказал мистер Берч, — я вчера взял на себя смелость добыть ваш
меч, — с этими словами он вытащил из-под своего сиденья коробку. Она тоже была вся в
саже, но когда он поднял коробку на колени и снял крышку, внутри все так же лежал и
поблескивал меч, как в тот день, когда мне его подарил отец.
- Благодарю вас, мистер Берч, — только и смог я выговорить, когда он закрыл
коробку и поставил ее между нами на сиденье.
- Это прекрасный меч, Хэйтем. Я не сомневаюсь, что вы будете хранить его, как
зеницу ока.
- Конечно, сэр.
- Вот интересно, когда он вкусит первой крови?
- Не знаю, сэр.
Последовала пауза. Мистер Берч поставил трость между колен.
- В ночь нападения вы убили человека, — сказал он и отвернулся в окно. Мы ехали
мимо домов, которые едва виднелись сквозь дымку морозного воздуха. Было еще очень
рано. На улицах тишина.
- Каково это было, Хэйтем?
- Я защищал мать, — ответил я.
- Это был единственный выход, — кивнул он, — вы поступили правильно. Это не
подлежит сомнению. Но единственность выхода в данном случае не меняет того факта,
что убийство человека не пустяк. Для кого бы то ни было. И для вашего отца. И для меня.
И тем более для мальчика такого нежного возраста.
- Я не испытывал ужаса, когда действовал. Я просто действовал.
- И с тех пор об этом не думали?
- Нет, сэр. Я думал только об отце и о матери.
- А о Дженни?.. — спросил мистер Берч.
- Да, сэр.
Снова пауза, а когда он заговорил, голос его был ровным и мрачноватым.
- Мы должны найти ее, Хэйтем.
Я молчал.
- Я намереваюсь ехать в Европу, где, по нашим сведениям, ее удерживают.
- Откуда вы знаете, что она в Европе, сэр?
- Хэйтем, я являюсь членом влиятельной и важной организации. Это своего рода
клуб или сообщество. И одно из преимуществ этого сообщества в том, что у нас повсюду
есть глаза и уши.
- Как оно называется, сэр? — спросил я.
- Тамплиеры, мастер Хэйтем. Я рыцарь-тамплиер.
- Рыцарь? — я смотрел на него внимательно.
Он хохотнул.
- Ну, может быть, не такой рыцарь, какими ты их себе воображаешь, Хэйтем, не
средневековый реликт, но идеалы наши остались прежними. Как наши предшественники
пытались установить мир на Святой земле несколько веков назад, так и мы являемся
невидимой силой, которая помогает поддерживать спокойствие и порядок в нынешнем
мире.
Он махнул рукой в окно, за которым постепенно оживлялись улицы.
- Всему этому, Хэйтем, требуется структура и дисциплина, а структуре и
дисциплине нужны образцы для подражания. Этот образец и есть Тамплиеры.
У меня голова шла кругом.
- И где же вы собираетесь? Что делаете? У вас есть доспехи?
- Потом, Хэйтем. Потом я расскажу вам побольше.
- И отец был с вами? Он был рыцарем? — у меня колотилось сердце. — Он готовил
меня, чтобы я стал таким же?
- Нет, мастер Хэйтем, он не был с нами, и боюсь, что, насколько мне известно,
фехтованию он обучал вас, просто чтобы… в общем, ценность ваших уроков доказывает
хотя бы тот факт, что мать ваша жива. Нет, мои отношения с вашим отцом основывались
не на моей принадлежности к Ордену. Имею удовольствие сообщить вам, что он
пользовался только моими навыками в управлении имуществом, а не моими тайными
связями. Но он все-таки знал, что я Рыцарь. В конце концов, у тамплиеров влиятельные и
обширные связи, и иногда они помогали в нашем бизнесе. Ваш отец мог не состоять в
Ордене, но он был достаточно мудр, чтобы ценить полезные связи: дружеское слово,
полезную информацию, — он глубоко вздохнул, — в том числе и сведения о нападении на
площади Королевы Анны. Конечно, я его предупредил. Я спросил, почему на него
должны напасть, но он посмеялся над этими сведениями, хотя, может быть, не вполне
искренне. Мы поспорили по этому поводу. Повысили голоса, и мне остается только
жалеть, что я не был настойчивее.
- Это тот спор, который я слышал? — спросил я.
Он покосился на меня.
- Вы слышали? Надеюсь, не подслушивали?
Его тон снова вызвал у меня благодарность.
- Нет, сэр, я слышал громкие голоса, только и всего.
Он пытливо посмотрел на меня. Убедившись, что я сказал правду, он снова стал
смотреть перед собой.
- Ваш отец был так же неподатлив, как и непостижим.
- Но не мог же он отмахнуться от предупреждения, сэр. В конце концов, он ведь
нанял охрану.
Мистер Берч вздохнул.
- Ваш отец не посчитал угрозу серьезной, и ничего бы не предпринял. Когда он
отказался меня выслушать, я попытался поставить в известность вашу матушку. И это
именно по ее настоянию он нанял охранников. Теперь я жалею, что не заменил их своими
людьми. Все, что я могу теперь сделать — это попробовать разыскать его дочь и наказать
виновных. Чтобы сделать это, я должен выяснить — почему; что было целью нападения.
Расскажите мне, что вам известно о его прежней жизни, до Лондона, мастер Хэйтем.
- Ничего, сэр, — ответил я.
Он сухо усмехнулся.
- Ну, в этом мы оба совпадаем. На самом деле, не только мы. Ваша матушка тоже
ничего не знает.
- А Дженни, сэр?
- О, и Дженни также непостижима. Она была столь же разочаровывающей, сколь и
очаровательной, и столь же непостижимой, сколь и восхитительной.
- Была, сэр?
- Игра слов, мастер Хэйтем — по крайней мере, в глубине моей души осталась
надежда. Я все еще надеюсь, что Дженни в безопасности, хотя и в руках похитителей,
потому что она нужна им живой.
- Вы думаете, что за нее потребуют выкуп?
- Ваш отец был очень богат. Весьма может статься, что ваша семья оказалась
заложницей этого богатства, а смерть вашего отца не планировалась. Это вполне может
быть. И у нас есть люди, которые анализируют такую возможность. Равным образом,
главной целью могло быть и убийство вашего отца, и у нас есть люди, которые
анализируют и этот вариант — в основном, конечно, я, потому что я хорошо знал его и
знал бы, если бы у него были враги: я хочу сказать — враги, располагающие
достаточными средствами для такого нападения, а не недовольные постояльцы — и я
нашел подтверждения, которые уверили меня, что все произошло из мести. Коль скоро
это так, то эта история может быть давней, относящейся к его прежней жизни, до
Лондона. У Дженни, которая является единственным человеком, знавшим его в ту пору,
могут иметься ответы, но все, что ей известно, находится теперь в руках ее похитителей.
Поэтому, Хэйтем, нам надо найти ее.
Было что-то странное в его голосе, когда он сказал: «нам».
- Как я уже сказал, ее могут удерживать где-нибудь в Европе, поэтому искать мы
будем именно там. А что касается «нам», я имел в виду нас с вами, Хэйтем.
- Сэр, — начал было я, не веря своим ушам.
- Да, да, — подтвердил он. — Вы должны отправиться со мной.
- Я нужен матери, сэр. Я не могу ее бросить.
Мистер Берч снова посмотрел на меня каким-то неопределенным взглядом.
- Хэйтем, — сказал он, — боюсь, что решать придется не вам.
- Это решит мама, — настаивал я.
- Ну, до известной степени.
- Что вы хотите сказать, сэр?
Он вздохнул.
- Я хочу сказать, довелось ли вам беседовать с матерью после той ночи?
- Ей было слишком плохо, чтобы вести с кем-то беседы, кроме мисс Дэви или
Эмили. Она оставалась в своей комнате, и мисс Дэви сказала, что меня позовут, когда
будет можно.
- Когда вы встретитесь с ней, вы найдете в ней перемены.
- Сэр?
- В ту ночь Тесса видела, как погиб ее муж, а ее маленький сын убил человека. Эти
события произвели на нее сильное впечатление, Хэйтем; может статься, что она уже не
тот человек, которого вы знаете.
- Тем более она нуждается во мне.
- Может быть, она нуждается лишь в том, чтобы выздороветь, Хэйтем — и по
возможности, без каких-либо напоминаний о той страшной ночи.
- Понимаю, сэр, — сказал я.
- Сожалею, что это так неожиданно, Хэйтем.
Он нахмурился.
- Конечно, я мог бы ошибиться, но после смерти вашего отца мне пришлось
приводить в порядок его дела и кое о чем договариваться с вашей матушкой, так что у
меня была возможность лично с ней встретиться, и я не думаю, что я не прав. В данном
случае нет.
3
Мать пожелала меня видеть незадолго до похорон.
Когда Бетти передала мне, краснея, что она зовет «своего маленького лгунишку», я
сначала подумал, что она переменила свое решение о моей поездке в Европу с мистером
Берчем, но я ошибся. Я помчался к ее комнате, постучал и едва расслышал, как она
сказала: «Войдите», — таким слабым и тонким был теперь ее голос, вовсе не такой, как
раньше — мягкий, но властный. Она сидела у окна, а мисс Дэви суетилась возле штор, и
хотя дневной свет лишь чуть-чуть проникал снаружи, однако матушка махала перед собой
рукой так, словно отгоняла злую птицу, а не тусклый луч зимнего солнца. Наконец, к
маминому удовлетворению, мисс Дэви справилась, и мама с усталой улыбкой указала мне
на кресло.
Мама очень медленно повернула голову ко мне и с усилием улыбнулась.
Нападение дорого ей обошлось. Она выглядела, как будто из нее ушли все соки, как будто
она утратила свет, который шел от нее — неважно, улыбалась ли она, крестилась или, как
говаривал отец, не скрывала своего сердца. Улыбка медленно сползла у нее с губ, которые
побледнели и неодобрительно сжались, точно она пыталась, но больше не могла
притворяться.
- Знаешь, я не пойду на похороны, Хэйтем, — сказала она безучастно.
- Да, мама.
- Жаль, очень жаль, Хэйтем, мне действительно жаль, но у меня не хватит сил.
Она никогда не называла меня «Хэйтем». Она говорила: «милый».
- Хорошо, мама, — сказал я, убежденный, что она сильная — у нее есть силы.
«У вашей матери мужества больше, чем у иного мужчины, Хэйтем», — часто
говорил отец.
Они познакомились сразу, как только он переехал в Лондон, и она преследовала
его — «как львица преследует добычу, — пошутил как-то отец, — зрелище, от которого
леденеет кровь, хотя и благоговейное». И схлопотал затрещину за эту шутку — потому
что, вероятно, в ней была доля истины.
Она не любила рассказывать о своей семье. «Состоятельная», — это все, что я знал.
И еще Дженни однажды намекнула, что они отреклись от нее, когда она вышла замуж за
отца. Почему, я так и не знаю. Если, по чистой случайности, я донимал мать расспросами
об отцовском прошлом, она загадочно улыбалась. А сам он рассказывал редко, по
настроению. Здесь, у мамы в комнате, я осознал, что по меньшей мере часть того горя,
которое я испытывал, состояла в том, что я так никогда и не узнаю, о чем собирался
рассказать мне отец в день рождения. Хотя я должен пояснить, что эта часть, конечно,
ничтожна по сравнению с горем от потери отца и от того, что сталось теперь с мамой.
Такое… расстройство. Как не хватает того мужества, о котором говорил отец.
Наверное, это доказывало, что источником ее силы был он. Наверное, она просто
не смогла вынести вида этой страшной резни. Говорят, и с солдатами бывает то же самое.
Они обретают «солдатскую душу» и становятся тенями своего прежнего «я». Должно
быть, это и случилось с мамой. Так я думал.
- Мне очень жаль, Хэйтем, — повторила она.
- Не беспокойся, мама.
- Я имею в виду твою поездку в Европу с мистером Берчем.
- Но я должен быть здесь, с тобой. Должен заботиться о тебе.
Она рассмеялась неосязаемо:
- Маменькин солдатик, да? — и посмотрела на меня незнакомым, испытующим
взглядом.
Я наверняка знал, о чем она подумала. О том, что произошло на лестнице. Как она
увидела, что я втыкаю клинок в глаз замаскированного грабителя.
Взгляд ее, который она тут же отвела в сторону, заставил меня почти задохнуться
от наплыва чувств.
- Со мной мисс Дэви и Эмили, они позаботятся обо мне, Хэйтем. Когда на площади
Королевы Анны все восстановят, мы вернемся туда и я наберу новый штат. Это я должна
бы заботиться о тебе, и я договорилась с мистером Берчем, чтобы для семьи он побыл
управляющим, а для тебя опекуном. Отец, наверное, был бы не против.
Она вопросительно глянула на штору, словно силилась вспомнить, почему она
задернута.
- Я знаю, что мистер Берч хотел поговорить с тобой и поторопить с отъездом.
- Он говорил, но…
- Ну, что ж…
Она снова вглядывалась в меня. И снова в ее взгляде сквозила какая-то странность,
она больше не была прежней мамой, я понимал это.
- Это к лучшему, Хэйтем.
- Но, мама…
Она глянула на меня и тут же отдернула взгляд.
- Ты едешь, и довольно об этом, — сказала она твердо, и стала смотреть на штору.
Я обернулся к мисс Дэви, точно за помощью, но помощи не было; она лишь сочувственно
улыбнулась мне, а поднятые брови говорили: «Сожалею, Хэйтем, но я ничего не могу
поделать, раз она так решила».
В комнате стало тихо, не раздавалось никаких звуков, кроме цоканья копыт с
улицы — из мира, которому дела не было до того, что мой мир рассыпался в прах.
- Я вас не держу, Хэйтем, — сказала мама и махнула рукой.
Прежде — до нападения — она бы никогда не «потребовала» меня. Никогда не