-- Говорили -- налоги непомерные... Седьмую шкуру, будто, дерут.
-- Кто семь шкур носит, с того седьмую и дерут... -- неохотно ответил Васька; ему не хотелось разговаривать; тело продолжало болеть; где-то внутри родилась, и пошла разгуливать по всему телу мелкая противная дрожь.
-- Не хошь ли хлебнуть? -- неожиданно и вполне дружелюбно предложил солдат, вытащив из-за пазухи бутылку с мутной жидкостью. -- Рисовая, ханшин называется. Градусов на пятьдесят будет...
Васька отказался. Солдат хлебнул сам, спрятал бутылку и достал из кармана краюху серого хлеба. Разломив ее пополам, солдат предложил Ваське. Хлеб был сырой и невкусный, весь в крупинках махорки; Васька стал, однако, есть с удовольствием. В штаб притащились к вечеру. Китайские солдаты окружили Ваську и повели в низенький, опутанный колючей проволокой, дом. Представитель китайского генерала -- некий чин в шелковом халате -- был надут и важен. Русский офицер с одутловатым лицом казался его подчиненным.
-- Ты что, комсомол? -- лениво и нехотя спросил офицер, наставляя на бумагу американскую автоматическую ручку.
Васька молчал.
-- Молчать будешь? -- так же лениво продолжал офицер. -- Хуже будет, сукин сын. Прижгут подошвы -- заорешь белугой.
Васька молчал.
-- А, вот ты какой, голубчик? Ну, ладно. А в общем могло бы и обойтись. Например: паек, жалованье и все такое. Свобода. Как думаешь? Все молчишь? Все равно -- заговоришь, да поздно будет... Так вот: с тебя требуется только одно: признай, что большевики прислали тебя и других на подмогу китайским большевикам. И что едет еще несколько партий.
Васька молчал. Офицер встал, лениво раскачиваясь, подошел к Ваське и внезапно, со всего размаху, ударил его по носу. От неожиданности Васька ударился о стену, но тотчас же пружиной отскочил и ринулся на офицера. В тот же момент Ваську схватили сзади несколько человек.
Очнулся Васька -- зверски избитый и связанный -- на платформе бронепоезда; кругом сидели несколько русских солдат с винтовками. Ваську куда-то везли.
24. Красные пики
Все началось очень просто: старшина приказал Чин-Бао-Си отдать в пользу ангодзюна последнюю и очень тощую овцу. Когда Чин-Бао-Си стал возражать, старшина пригрозил ему минь-туанами. Чин-Бао-Си отвел овечку в дальнее поле, посадил в яму и прикрыл негодным бамбуком. Тогда пришли минь-туаны и стали бить Чин-Бао-Си по спине, по животу и даже по лицу -- до тех пор, пока Чин-Бао-Си, охая и кряхтя, повел минь-туанов в поле и показал овцу. При этом минь-туаны всю дорогу говорили Чину о том, что он, старый слон, не хочет, чтобы во всей Небесной стране настал мир, а наоборот: хочет войны и беспорядков.
Чин-Бао-Си очень хотел мира и порядка, но еще больше он хотел, чтобы никто не мешал ему обрабатывать свое поле, чтобы никто не отбирал урожая, чтобы его животные были действительно его животными, чтобы никто, в том числе минь-туаны, не приходили с дракой отбирать их в пользу какой угодно армии.
-- Вот вам овечка, мои почтенные, -- слезливо сказал Чин-Бао-Си, сбрасывая негодный бамбук. -- И это -- последняя моя овечка. Свинью забрали солдаты еще в позапрошлый урожай, и забрали вместе с урожаем. Другие солдаты отняли кошку. Собака пропала неизвестно куда.
Сказав так, Чин-Бао-Си заплакал, потому что его разжалобили собственные слова. Но минь-туаны не плакали, наоборот, они пошли в деревню с большим весельем, потому что, обирая бедняков, они освобождались от податей ангодзюна сами и сохраняли свое имущество. Чин-Бао-Си сидел в овечкиной яме, пока не стемнело. В темноте он пошел в деревню, но его остановили какие-то люди.
-- Стой! -- крикнули эти люди. -- Кто смеет ходить по дорогам после захода солнца? Разве ты не знаешь, что это запрещено нами?
-- Я не знаю, кто вы такие, мои почтенные, -- жалобно ответил Чин.
-- Также не знаю я, почему запрещено ходить в темноте. А я -- я бедный маленький Чин-Бао-Си, у которого взяли последнюю овечку.
-- Кто же взял у тебя овечку? -- грозно спросили люди. Чин объяснил, и люди позвали его с собой. Они пришли к речке, переправились на плоту на ту сторону и там увидели костер. Вокруг костра стояли и сидели люди, и Чин-Бао-Си узнал в них кое-кого из знакомых и соседей. Один из людей стал говорить, и Чин-Бао-Си слушал и думал, что никогда не слыхал столько слов сразу.
-- Почтенные друзья, -- говорил человек. -- Все мы -- мирные люди и не хотим никакой войны. А между тем, вот уже пятнадцать раз прошел великий праздник нового года, а война не прекращается. По всей нашей благословенной провинции Шань-Си разгуливают генералы, цзяни, и у каждого цзяня есть солдаты с пушками и ружьями, и эти солдаты хотят есть, пить и спать, не работая...
-- Это очень верно, -- важно заметил Чин-Бао-Си, потому что ему казалось, что человек обращается главным образом к нему.
-- Но этого мало, почтенные друзья, -- продолжал говоривший. -- Солдаты уходят, но на их место приходят другие и отбирают все, чего не успели отобрать те. Потом приходят третьи, четвертые, пятые солдаты, и все они сердятся, потому что нечего больше отбирать... Но гораздо хуже поступают цзяни, потому что они не только сердятся и дерутся, а еще велят рубить землепашцам головы. Так вот, поэтому, почтенные друзья, -- мы уходим в горы и присоединяемся к тайному союзу "красных пик"... Мы будем бороться и с солдатами, и с цзянями, и с минь-туанами, и с белыми дьяволами, -- со всеми, кто препятствует нам мирно жить и работать...
Чин-Бао-Си решил, что все это правильно и остался с "красными пиками".
В горных перевалах скапливается лед -- может быть годами, может быть десятилетиями, а может быть -- и веками. Но бывает так, что лед не выдерживает больше своей собственной тяжести и -- сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, наконец -- стремительно двигается вниз, сметая все на своем пути. Грозна ледяная лавина. Смерть ждет всех, кто станет на ее пути. Таковы и крестьянские восстания всех времен, веков и народов. Таково и движение китайских "красных пик".
Красные пики выступили рано утром на заре. Чин-Бао-Си был вместе со всеми, и он был вооружен серпом, надетым на длинную палку. У других повстанцев было такое же оружие, но некоторые были вооружены и огнестрельным оружием. К полудню красные пики подступили к железнодорожному пути. Первые же люди, подошедшие к насыпи, сковырнули рельсы. Путь был закрыт. Волей восставшего народа унижение больше производиться не могло. Чин-Бао-Си ликовал; он решил, что красные пики уже победили. Машинист бронепоезда, наполненного русскими кондотьерами [кондотьеры -- наемные солдаты; в этой роли выступают в Китае русские белогвардейцы], вовремя заметил опасность и пустил в дело тормоз. Поезд остановился, но со всех сторон на него устремились полуголые, оборванные, истощенные люди, вооруженные косами, палками, серпами и просто дубинами. Заработали пулеметы, -- наперебой, как весенние гуси -- и с насыпи покатились люди, сшибая по пути еще не задетых пулями, но неуклонно карабкавшихся кверху. Чин-Бао-Си ползком добрался до самого верха насыпи, но здесь-то его и срезал пулемет, -- Чин-Бао-Си склонился к песку и замер.
Васька Свистунов слышал шум боя, ровную и точную работу пулеметов, но сделать ничего не мог: ему только и оставалось -- смотреть вверх. И вот, вверху показался крестик аэроплана, стал увеличиваться, снижаясь, и повис над поездом. -- Друг или враг? -- лихорадочно думал Васька. -- А что, если друг? -- Аэроплан стал описывать круги, словно выискивая удобное место для спуска. Внезапно где-то недалеко ахнул взрыв.
-- Что такое? -- закричал один из пулеметчиков, высунувшись за борт платформы.
-- Японец бомбы бросает, -- ответили откуда-то извне.
Пулеметы работали, заглушая рокот мотора и рев наступавших китайцев. Но новый взрыв заглушил их равномерный стук.
-- Что за черт? Никак японец в паровоз ахнул? -- крикнул тот же пулеметчик.
-- Берегись -- бомба! -- раздалась команда. Пулеметчики легли на пол платформы, рядом с Васькой. Новый взрыв потряс Васькин слух совсем рядом. Пулеметчики вскочили на ноги и один за другим полезли через борт платформы. Один из них подскочил к Ваське и взмахнул финским ножом.
-- Конец, конец, -- подумал Васька и зажмурил глаза. Но тут же почувствовал, что руки стали свободными; взглянул, увидел, что пулеметчик лихорадочно чиркает ножом по веревке, связывавшей ноги.
-- Беги, браток, -- сказал пулеметчик. -- Как-никак, а русский... Не то японец бомбой разорвет. С этими словами солдат скрылся за бортом. Васька, все еще лежа, осторожно расправил затекшие руки и ноги.
-- Куд-да, сволочи? -- раздалось над самым Васькиным ухом, и Васька стал неподвижен. Высокого роста офицер прыгнул к пулемету, открыл замок, потянул из ящика ленту. Собрав всю оставшуюся силу, Васька мотнул рукой по полу, ухватил горсть земли и песку. Встал на ноги и швырнул песок в замок пулемета. Офицер обернулся, схватил Ваську за руку. В этот момент из-за борта протянулся серп на длинной палке и резнул офицера по голове. Рука офицера ослабла, Васька пихнул его кулаком в грудь и отскочил в сторону. Через борт платформы лезли полуголые желтые люди.
Васька мотнулся к другому борту и, перемахнув, покатился по насыпи вниз. Навстречу ему со снизившегося самолета бежали люди.
-- Френкель, Френкель! -- из последних сил закричал Васька.
-- Как тебя черти вынесли! -- радостно орал Френкель, размахивая маузером. -- Да, беда, брат, беда: бензин весь, в баках на закурку не осталось.
-- Та-та-ааай! -- завыли белые рубахи. Сопротивляться было бесполезно. Джонс и профессор стояли рядом со скрученными позади руками. Не успел профессор сосчитать до десяти, как хозяин маковой плантации Гарри Джонс болтался на перекладине ворот.
-- Кто ты такой? -- на ломаном английском языке спросил профессора высокий китаец, казавшийся предводителем.
-- Я приехал отыскивать динозавра, -- залепетал профессор. -- Динозавра... знаете... Такие были... Я даже яйцо нашел... Дракон.
-- Драко-он, -- протянул китаец. Яростные крики заглушили профессора. Профессор испуганно озирался.
-- Ты, значит, поклонник дракона? -- подбоченясь, спросил предводитель.
-- Да, -- прошептал профессор. -- То есть, я ищу его...
-- Повесить его рядом с английской собакой, -- распорядился предводитель.
Профессора потащили к зловещей перекладине.
-- Красные пики! -- раздались восторженные возгласы на дороге. К плантации валила новая толпа. Восставшие рабочие слились с повстанцами. По колючей проволоке, окружавшей усадьбу, заработали косы и серпы.
-- Френкель, -- да ведь это профессор! -- раздался крик из толпы.
-- Свистунофф! -- с рыданием взмолился Дормье. -- Свистунофф!
А Васька был уже около профессора, распутывал петлю, растирал шею, поил водой. Двор быстро наполнялся людьми.
-- Ну, профессор, надо в Унион Советик (Советский Союз), -- сказал Френкель, вьюча мула.
-- Как в Унион? -- изумился профессор. -- А динозавр?
-- Какие, к лешему, динозавры!
-- Но ведь все представители желтой расы подтверждали, что есть дракон.
-- Вот за этого дракона вас и вешали. Дракон-то ведь это -- Чжан-Цзо-Лин. И флаг у него такой. Про Чжана-то все и говорили, не понимая ваших вопросов.
Так лопнули мечты профессора Дормье, члена французского палеонтологического общества, кавалера ордена Почетного Легиона.
-- Слышь, Вася, а не остаться ли нам еще на месяц-пол-тора? -- спросил Френкель. -- Тут повоевать можно всласть... Но Свистунов не дал ему продолжать:
-- Чтобы дать в руки козырь всей своре империалистов? Недаром они меня в плену охаживали. Чтоб они имели дутое доказательство участия ВКП в китайской революции? Так они такое зиновьевское письмо из этого раздуют!..
-- Ехать, так ехать, -- согласился Френкель. -- Я говорил с предводителем повстанцев, он обещал дать провожатых до монгольской границы.
26. Другими глазами
Не без волнения открывал Васька Свистунов входную дверь клуба. Знакомый шум загудел навстречу.
-- Узнают или не узнают? -- с бьющимся сердцем думал Васька. -- Забыли, поди, совсем... Восемь месяцев не был...
В гимназическом зале было довольно много народу. Какой-то незнакомый парень старательно выводил на гармошке "Субботу". Несколько девчат, взявшись за руки, приплясывали, перехватывали друг друга на ходу; выходило что-то вроде "Метелицы". Свистунов остановился и залюбовался плавными движениями девчат.
-- Как здорово набазурились! -- подумал он. -- И танец новый.
-- Васька! -- раздался внезапно визг над самым ухом, и одна из девчат вцепилась в его локоть. Толпившиеся ребята расступились. Свистунов оказался в центре круга.
-- Ты откуда, шут? -- радостно кричал Пашка Лобов, проталкиваясь сквозь толпу. -- Я думал, ты совсем пропал.
-- Да нет, видишь, не пропал, жив, -- ласково улыбаясь, ответил Васька.