Кто тот, кто на волка, лисицу, собаку похож?
Кто людей, лишь как добычу себе признает?
Кто строит себе из тел их, из крови палаты?
Кто продает обещанья за деньги -- и за деньги от них готов отказаться?
Кто? Кто? Кто?
Это -- чужестранец, житель Пэ-синя, богатый чужестранец...
Но таков же и его посланец-генерал...
Но взял котелок, налил в кружки из-под чая. С жадностью набросились голодные путники на пищу.
-- Хрустит чегой-то в ней, вроде хрящи какие, -- вопросительно сказал Антипыч. И, поднеся поближе к свету, воскликнул:
-- Да ведь это, мать ее, кузнецы! Товарищ Френкель, -- провалиться, кузнецы!
-- Тьфу, саранча, -- ответил, разглядев, Френкель.
-- Стой, да тут и мясо есть, -- радостно воскликнул Антипыч, ковыряясь в котелке и вытащил что-то странной формы.
-- А, черт, не будем разбирать, на свете ничего поганого нет, -- ответил Френкель. -- С голодухи все сойдет! Китайцы едят -- не дохнут.
Через час явился все тот же офицер и объявил, что цзянь четвертой народной армии Хаоли-Фу, посылая привет предкам Френкеля, не может дать никакой помощи; почтительно извиняется, потому что все бины (солдаты) на счету, а город под опасностью удара со стороны хитрой лисы -- дудзюня провинции Фынь-Чжоу.
21. Способности Френкеля
Ранним утром Антипыч пошел до ветру. Вернулся он очень возбужденный.
-- Вставайте скорей: аэроплан, сейчас провалиться, аэроплан!!
-- Какой там еще аэроплан? -- сквозь сон пробормотал Френкель.
-- У генерала-то у этого -- аэроплан сломатый! Так я, мол, не почините ли. Ведь, вы, кажись еще в Гоби говорили, что летали когдай-то?
-- Ну и что? -- все еще не одолев сна, спросил Френкель.
-- А то, что почините -- и айда выручать товарища Свистунова!
-- И верно, -- закричал Френкель, подскочив пружиной. -- Показывай, где самолет!
У высокой, грязной стены отчетливо и как-то не к месту розовели двойные крылья гигантской птицы.
-- Французский биплан Бреге, -- определил Френкель, подбегая. Но из-под самолета вылез сонный, угрюмый китаец и качнул ружьем.
Антипыч быстро и лихорадочно забормотал что-то по-китайски. Часовой посмотрел раскосыми глазами очень недоверчиво и, словно нехотя, дал дорогу Френкелю.
Влезть на сиденье пилота, проверить тяжи, поверхностно осмотреть мотор, планы, -- было делом нескольких минут: все было в порядке. Даже баки были почти наполнены. Даже из пулемета торчала наполовину недострелянная лента. Скорей, скорей!
-- А где летчик! -- внезапно вспыхнул вопрос.
-- Нету у них летчика, -- махнул рукой Антипыч. -- Какие у них летчики. Японцу, говорит, голову срубили, который летал. А своих нету. Он говорит, это воздушный змей, дракон, который сверху убивает...
-- Вот он, -- дракон профессора, -- не слушая рассуждений Антипыча и шагая к дому штаба, думал Френкель.
Через десять минут Френкель и Антипыч стояли в приемной генерала. Теперь было ясно видно, что на ширмах нарисованы извивающиеся драконы и фантастические птицы. Заинтересованный рассказом Антипыча дежурный офицер скрылся где-то в глубинах дома.
Для Френкеля, увлеченного жгучей и стремительной мыслью -- спасти Ваську, -- дальше было все, как в тумане. Как-то смутно мелькали перед ним какие-то люди, в окошечке ширмы проплыло старое изнеможденное бабье лицо генерала, потом Френкель очутился перед столом, а за столом сидел человек во френче с синими обшлагами. Какие-то пальцы потянулись; захватили кисточку, умакнули в чашечку с тушью и начертили несколько головоломных значков на листе бумаги, потом стукнули печатью.
-- Разрешил... -- озарило Френкеля, и он схватил лист. Но пальцы не выпустили листка. Френкель в свою очередь потянул листок к себе.
-- Они вот что говорят, товарищ Френкель, -- переводил Антипыч. -- Они говорят, чтобы вы им какую-то поручению исполнили. Значит, на машине чтобы слетали в Учан, в гоминдан ихний, и отвезли какие-то бумаги, сильно важные... И тогда они вам разрешат. А так -- нет.
-- Как же это? А Васька-то? Ведь времени много пройдет, -- проносилось в голове у Френкеля. -- Как же быть-то? А, черт, нужно соглашаться! Единственный шанс разыскать Ваську! Скажи им, что я согласен, -- громко сказал Френкель, поднимая глаза.
Комната была полна народу. Люди в белых и синих рубахах, во френчах, -- с любопытством глядели на Френкеля. Антипыч кончил фразу и замолк.
Весь день возился Френкель с аппаратом. Без устали разбирал мотор, промывал свечи, притирал клапана, проверял магнето и вот, наконец, четко и чисто заработал мощный восьмицилиндровый четырестапятидесятисильный мотор.
На следующее утро, вместе с зарей, воздушная птица оторвалась от поляны за штабом и, описав круг над городом, устремилась на поток, унося пилота Френкеля, Антипыча и с ними вооруженного гоминдзюновского офицера. Тысячу километров до Учана Френкель надеялся покрыть не больше чем в шесть-семь часов.
Вместе с мотором стучало сердце Френкеля: -- Спасти Ваську. Спасти Ваську. Во что бы то ни стало.
-- Ман-шьюоууу!.. -- грохнула толпа.
-- В самую центру попали, товарищ Френкель, -- сказал Антипыч, оглядываясь кругом.
-- Какая разница с народной армией, -- подумал Френкель, впервые сходя на благословенную землю Южного Китая и вглядываясь в стройные ряды обутых и подтянутых солдат Кантонской армии.
23. Никаких гвоздей
-- Э, братишка, что же, -- пыхал перегаром какой-то ужасной водки обнявший Ваську Свистунова солдат. -- Нечто они люди? Они вроде обезьян. Опять же -- разбойники. Хунхузы они, вот они кто. И самый ихний главный -- Чжан -- старикашка -- тоже хунхуз. Наша офицерня, конечно, к нему подслуживается, -- ну, это все от мамона. Видел я его, Чжана-то. Ну, как есть из наших, из воронежских мужиков старого понятия. -- Солдат вздохнул.
-- А ты давно из России? -- угрюмо спросил Васька. Тело болело и ныло, кисти рук, сдавленные наручниками, саднили; кроме всего прочего, хотелось есть.
-- Я из России давно, -- помолчав, ответил солдат. -- Я, братишка, из России с самого Колчака. Забыл, с чем ее едят, Россию-то. -- Солдат нехорошо ухмыльнулся. -- Польстились мы на водку на дешевую... эххх!..
-- Продали, стало быть, Россию за выпивку, -- подковырнул Свистунов.
-- Про-дали, -- протянул было солдат, но внезапно обозлился: --А ты, знай-помалкивай, сволота... Помни, что ты есть арестованный. Тоже разговаривает.
Двуколка загромыхала по камням. Узкая уличка как-то сразу кончилась, открылась большая площадь. Возница-китаец, не переставая нахлестывать мула, обернулся и странно подмигнул Свистунову. Свистунов, недоумевая, осматривался кругом, и внезапно заметил: к телеграфному столбу на расстоянии четырех метров от земли была прикреплена человеческая голова; поодаль, у плетня, стояло распятое безголовое туловище.
-- Вот как с вашим братом-коммунистами разделываются, -- хвастливо сказал солдат. -- Да вон, никак, еще одного угробить хотят...
На площади казнили не одного, а несколько китайцев. Полуголые желтые люди со связанными назади руками были поставлены на колени; около каждого высились большие белые доски с китайскими надписями; палачи в солдатских гимнастерках размахивали древними монгольскими секирами. Кругом, в отдалении, толпились отдельные кучки зрителей. Впрочем, народу было немного, видно было, что зрелище нередкое.
-- Ну, а как в России-то? -- спросил солдат, которому, видно, надоело молчать. -- Голод, чай?... Падаль жрут?
-- Да ведь я арестованный, -- невесело ответил Свистунов. -- Мне нельзя разговаривать.