По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих 5 стр.


– Нет. Я спрятал ее в таком месте, где ей ничего не сделается.

– Но если бы тебя убили, она бы пропала!

– Нет, эфенди. Я сообщил нескольким верным людям, где она лежит, и они бы сказали тебе.

– Где бей?

– Вверху, на утесе. Оттуда лучше всего просматривается вся долина. Позволь, я проведу тебя туда!

Он повесил ружье через плечо и пошел вперед. Мы добрались до вершины, и было интересно видеть сверху все засады, где сидели, стояли, лежали и примостились на корточках езиды, готовые по знаку своего предводителя возобновить сражение. Отсюда было еще лучше видно, чем снизу, что турки давно проиграли бы, если бы им не удалось договориться с противником. Здесь я стоял с Али-беем, наблюдая пресловутые «звезды». Сейчас, всего лишь несколькими часами позже, было совершенно ясно, что эта маленькая секта, рискнувшая принять бой с войсками верховного правителя, стала победителем.

Мы скакали по левому склону дальше, пока не достигли скалы, немного выдававшейся над краем долины. Здесь со своим штабом, состоящим всего из трех босых езидов, сидел бей. Он обрадованно подошел ко мне.

– Благодарение Всемилостивому, что он сохранил тебя живым и здоровым! – сказал он сердечно. – Пришлось пережить что-нибудь неприятное?

– Нет, а то бы я подал тебе сигнал.

– Иди сюда!

Я спешился и последовал за ним на скалу. Оттуда открывался хороший вид на святилище, дом бея, орудийную батарею за укреплениями и оба спуска в долину.

– Видишь белое пятно на моем доме? – спросил он.

– Да, это шаль.

– Если бы она исчезла, по моему знаку пять сотен моих людей под прикрытием пушек, которые сдерживали врага, штурмовали бы долину.

– Благодарю тебя, бей. Со мной ничего не случилось, разве только что миралай один раз выстрелил в меня, впрочем, он промахнулся.

– За это он заплатит.

– Он уже заплатил за это.

Я подробно рассказал ему, что произошло, и также сообщил ему то, что сказал мне, прощаясь, пир. Бей слушал внимательно и взволнованно. После завершения моего рассказа он сказал лишь: «Он был героем».

Затем он погрузился в глубокое раздумье. Через некоторое время он как бы пробудился и переспросил:

– Что ты сказал?.. Они убили моего гонца?

– Да, они его казнили, расстреляли.

– Кто отдал этот приказ?

– Кто же еще, как не миралай.

– О, если бы он еще был жив! – сказал он.

– У меня было предчувствие, что с ним что-нибудь произойдет.

– Я ему говорил, что снова прикажу атаковать, если он не вернется через полчаса. Я отомщу за него. Сейчас дам сигнал подготовиться к серьезной битве.

– Подожди, мне ведь еще нужно с тобой поговорить. Каймакам, который сейчас командует, послал меня к тебе.

Я поведал ему о моей беседе с полковником, лейтенантом и макреджем. При упоминании последнего бей мрачно сдвинул брови, но выслушал меня спокойно до конца.

– Итак, этот макредж снова здесь! О, теперь я знаю, кому мы всем этим обязаны. Он страшнейший враг езидов, он ненавидит их, он вампир, кровосос, он же и представил то убийство таким образом, что это дало основание для нападения и вымогательства контрибуции. Но моя миссия отправилась в Стамбул и пойдет там к Анатоли кади аскери[23], верховному судье, чтобы передать ему письмо, которое мне написал пир Камек. Они оба хорошо знали друг друга, и пир долгое время был его гостем. Так что он умеет отличать ложь от правды и поможет нам.

– Всем сердцем желаю тебе этого. Но кого ты пошлешь к каймакаму? Здесь нужен очень способный человек, иначе в два счета обведут вокруг пальца.

– Кого я пошлю, спрашиваешь ты? Никого я не пошлю, ни одного человека. С ним говорить буду я сам. Я командир над своими людьми, он – предводитель своих, и только мы должны все решить. Но я все-таки победитель, а он побежденный, так что пусть он ко мне идет!

– Вот это дело!

– Я буду ожидать его здесь. Обещай ему беспрепятственное продвижение по нашей местности, но, правда, если через тридцать минут он не явится сюда, я велю начать обстрел, причем стрелять до тех пор, пока ни одного турка не будет в живых.

Он подозвал своих адъютантов и переговорил с ними, после чего двое из них удалились. Один из них взял белый платок, снял свое оружие и пошел вниз – той же тропой, по которой я только что поднимался; другой пошел по краю холма и потом вниз направо к месту, где стояли пушки.

Затем Али-бей отдал приказ нескольким езидам, дежурившим неподалеку, соорудить для нас палатку. В то время как они выполняли его поручение, я заметил, что укрепления внизу разбираются. Сквозь возникшую брешь вперед вдоль ручья к езидам протаскивали пушки, которые укрепили у подножия горы. Там было много разных обломков скал, которые вместе со срубленными на скорую руку деревьями образовали новое укрепление.

Через двадцать минут после ухода езидов приехал каймакам в сопровождении трех турецких солдат. Сбоку от него скакал макредж. Это было крайне неумно с его стороны, что можно было легко понять по ироничным взглядам бея, которые он бросал на макреджа.

Все вошли в только что сооруженную палатку и опустились на ковер. Гостей принимал я. Трое солдат остались стоять перед палаткой, двое других вошли в нее.

– Салам! – это было первое слово каймакама.

Макредж не поздоровался. Как начальник, он ожидал, что первым его поприветствует бей идолопоклонников. Тот же не обратил внимания на макреджа, не ответил на приветствие полковника, лишь указал на ковер и сказал:

– Каймакам, ты можешь сесть!

Исполненный достоинства, последний занял свое место, а макредж уселся сбоку от него.

– Ты нас попросил к тебе прийти, – начал офицер. – Почему же ты сам не отправился к нам?

– Ты ошибаешься! – отвечал Али-бей с серьезным видом. – Я тебя ни о чем не просил, а только поставил в известность, что я перебью картечью всех турок, если ты не явишься. Разве это похоже на просьбу? Дальше ты спрашиваешь, почему я к тебе не пришел. Если я направлюсь из Шейх-Ади в Мосул, то сам посещу тебя и не буду требовать, чтобы ты ко мне приходил. Ты же пришел из Мосула в Шейх-Ади и, должно быть, знаешь законы вежливости, которые повелевают самому тебе приходить ко мне. Впрочем, твой вопрос побуждает меня разъяснить тебе обстановку, при которой мы будем с тобой общаться. Ты являешься слугой, чиновником большого господина мутасаррыфа. Ты офицер, который может при благоприятном стечении обстоятельств командовать полком; я же, напротив, свободный князь курдов и командир всех моих воинов. Поэтому не думай, что твой чин выше, чем мой.

– Я не слуга…

– Молчи. Я привык, чтобы меня слушали и не мешали мне закончить речь. Запомни это, каймакам. Ты вторгся в мою область, не имея никаких прав на это и не предупредив заранее, как вор, как вооруженный грабитель. Грабителя я ловлю и убиваю по своему усмотрению. Но, поскольку ты слуга большого господина мутасаррыфа, я хочу, прежде чем это сделать, мирно с тобой переговорить. То, что ты и твои люди еще живы, объясняется тем, что я мягок и снисходителен. А теперь скажи, кто к кому должен приходить: ты или я?

Каймакам сделал удивленное лицо, ибо он никак не ожидал таких слов. Он раздумывал, что можно ответить, но тут макредж, ястребиная физиономия которого дергалась от ярости, взял слово:

– Али-бей, как ты смеешь! Ты называешь нас ворами и убийцами. Нас! И забываешь при этом, что мы здесь сидим в качестве представителей падишаха и генерал-губернатора! Поберегись, иначе ты об этом пожалеешь!

Бей спокойно повернулся к офицеру.

– Полковник, кто этот сумасшедший?

Каймакам сделал испуганный жест.

– Укороти свой язык, Али-бей! Этот эфенди занимает пост макреджа в Мосуле.

– Ты шутишь! Настоящий макредж должен владеть своими чувствами и разумом. Макредж из Мосула подговорил мутасаррыфа к военному походу против меня, поэтому он бы никогда, если он не сумасшедший, не посмел прийти ко мне, ведь он должен знать, что его ожидает!

– Я не шучу! Он в самом деле макредж.

– Вижу, что ты не бредишь и не пьян, поэтому я тебе верю. Правда, учти, я требовал к себе только тебя одного!

– Он пошел со мной как представитель и посланник мутасаррыфа.

– Это возможно, поскольку это ты мне говоришь, но можешь ли ты это мне доказать?

– Я говорю, а следовательно, доказываю это!

– Здесь это не считается. Я доверяю тебе, но любой другой, который придет ко мне в такой или подобной ситуации, должен уметь доказать, что у него есть право и задание вести со мной переговоры. Иначе он подвергается опасности, что я с ним поступлю так же, как вы обошлись с моим первым посланцем.

– Макредж никогда не подвергается такой опасности!

– Я докажу тебе обратное.

Он хлопнул в ладони, тотчас же вошел езид, приведший каймакама.

– Ты обещал каймакаму надежную охрану?

– Да, господин.

– Кому еще?

– Больше никому.

– И тем троим солдатам, там, снаружи, тоже нет?

– Нет, и макреджу тоже.

– Этих троих увести, они пленные, и этого человека, выдающего себя за макреджа Мосула, возьми тоже с собой. Он виноват во всем, в том числе и в убийстве моего парламентера.

– Я протестую! – крикнул каймакам.

– Я сумею защититься и отомстить, – пригрозил макредж и вытащил кинжал, торчащий из-за пояса.

В тот же миг Али-бей вскочил и с такой силой впечатал ему кулак в лицо, что он свалился на спину.

– Пес, ты смеешь в моей же палатке обращать против меня оружие! Прочь, увести его!

– Стойте! – повелительно сказал каймакам. – Мы пришли договориться, с нами ничего не должно произойти!

– Мой посланец также был у вас для переговоров, тем не менее вы его убили, казнили как предателя. Увести этого человека!

Езид, присутствующий в палатке, схватил и увел макреджа.

– Тогда и я уйду! – пригрозил каймакам.

– Иди. Ты целым доберешься до своих воинов, но, прежде чем ты к ним придешь, многие из них будут убиты. Эмир Кара бен Немси выйдет на скалу и поднимет правую руку в знак того, что должна начаться канонада.

– Постой! – быстро повернулся ко мне каймакам. – Вы не смеете стрелять.

– Почему же не смеем? – спросил Али-бей.

– Это было бы убийством: мы ведь не можем защититься.

– Это не было бы убийством, а только наказанием и расплатой. Вы хотели на нас напасть, когда мы и понятия не имели о ваших планах; вы пришли с саблями, ружьями и пушками, чтобы нас перебить, перестрелять. А когда ваши жизни в наших руках, когда мы вас встретили как подобает, вы говорите, что тот, кто выстрелит, будет убийцей! Каймакам, не заставляй меня смеяться над тобой.

– Ты освободишь макреджа!

– Он должен расплатиться за убийство парламентера.

– Ты его убьешь?

– Может быть. Здесь решает то обстоятельство, насколько мы поймем друг друга.

– Что ты требуешь от меня?

– Я готов выслушать твои уступки.

– Уступки? Мы пришли сюда, чтобы ставить требования!

– Я тебя уже раз попросил, не будь смешным! Скажи мне сначала, почему вы на нас напали?

– Среди вас есть убийца.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, но я тебе скажу кое-что: ты дезинформирован – не двое наших убили одного вашего, а совсем наоборот: трое ваших – двоих наших. Я заранее позаботился о доказательствах – скоро староста местечка, где все это произошло, прибудет сюда вместе с членами семей убитых.

– Ну, это другое дело!

– То же самое, только макредж его исказил. Ему не придется больше этого делать. Но даже если бы было так, как ты говоришь, все равно это вовсе не повод, чтобы нападать на нашу область.

– У нас еще есть второе основание.

– Какое же?

– Вы не заплатили харадж.

– Мы заплатили. А что ты вообще называешь хараджем? Мы свободные курды, что мы платим, то мы платим добровольно. Мы заплатили подушную подать, которую каждый немусульманин должен внести, чтобы освободиться от военной службы. Однако вы хотите еще и харадж, а это есть не что иное, как уже уплаченная подушная подать! Но даже если вы были правы и мы должны были бы мутасаррыфу один налог, разве этого достаточно для того, чтобы на нас нападать? Разве может он нападать в этом случае на Шейх-Ади, где сейчас находятся тысячи людей, не имеющих никакого отношения к Мосулу и соответственно ничего ему не должных? Каймакам, мы с тобой оба знаем, чего, собственно, от нас хочет губернатор: денег и трофеев. Ему не удалось ограбить нас, поэтому не будем больше говорить о его «основаниях». Ты и не юрист, и не сборщик налогов, поэтому я могу обсуждать с тобой только то, что касается твоего военного задания. Говори, а я послушаю.

– Я должен потребовать от тебя уплаты хараджа и выдачи убийц, в противном случае по приказу мутасаррыфа обязан разрушить Шейх-Ади и все поселки езидов и убивать каждого, кто только окажет сопротивление.

– И все забрать, что только имеется у езидов?

– Все!

– Так звучит приказ губернатора?

– Именно так.

– И ты его исполнишь?

– Насколько возможно!

– Исполняй же!

Али-бей поднялся со стула, давая понять, что переговоры закончены. Каймакам сделал движение, желая удержать его на месте.

– Что ты хочешь сделать, бей?

– Ты хочешь разрушить деревни езидов и ограбить жителей, я же, глава езидов, сумею защитить моих подданных. Вы, не предупредив, вторглись ко мне, оправдывая это лживыми причинами, вы хотите жечь и палить, грабить и убивать, вы позволили убить моего посланца. Все это деяния, направленные против прав народов. Из этого следует, что я не могу вас рассматривать как воинов, вы – грабители. А грабителей просто пристреливают на месте. Ясно? Возвращайся к своим! Пока что ты под моей защитой, а скоро окажешься вне закона.

Он вышел из палатки и поднял руку. Артиллеристы, должно быть, заждались этого знака. Тут же прогремел пушечный залп, потом еще один.

– Господин, что ты творишь? – кричал каймакам. – Ты нарушаешь перемирие, пока я еще у тебя здесь!

– Разве мы заключили перемирие? Разве я не сказал тебе, что у нас все ясно друг с другом? Слышишь? Это картечь, а это гранаты, те же самые выстрелы, которые предназначались нам. Теперь все это для вас. Аллах свершил свой суд. Он наказывает грешников тем же самым, чем те согрешили. Ты слышишь крики своих людей. Иди к ним и прикажи разрушить наши деревни!

Третий и четвертый выстрелы произвели необычайный эффект. Это можно было понять по дикому вою, раздавшемуся из долины.

– Остановись, Али-бей! Дай знак прекратить огонь, чтобы мы смогли вести дальнейшие переговоры!

– Ты знаешь приказ мутасаррыфа, я – свой долг. Все решено!

– Мутасаррыф отдавал свои приказы миралаю, не мне, и это мой долг не дать перестрелять моих людей, когда они беззащитны. Я должен попытаться их спасти.

– Если ты хочешь, то я готов возобновить переговоры.

Али-бей развернул чалму и махнул полотном, потом снова зашел в палатку.

– Что ты требуешь от меня? – спросил каймакам.

Бей задумчиво поглядел в землю, затем ответил:

– Не на тебя я гневаюсь, поэтому я тебя пощажу, но, впрочем, любое окончательное соглашение, к которому мы могли бы прийти, было бы гибельно для тебя, потому что мои условия для вас больше чем неблагоприятны. Исходя из этого, я буду договариваться лишь с мутасаррыфом, ты же свободен от ответственности.

– Благодарю тебя, бей!

Каймакам оказался весьма неплохим человеком. Он был рад, что этому делу придали такое направление, и поэтому его благодарность исходила от чистого сердца.

– Условие, естественно, есть, – продолжил Али-бей.

– Какое же?

– Ты рассматриваешь себя и свои войска как военнопленных и остаешься с ними в Шейх-Ади, пока я не заключу соглашение с мутасаррыфом.

– На это я пойду, ибо сумею за это ответить. Во всем виноват миралай, он действовал слишком неосторожно.

– Значит, ты сдаешь оружие?

– Это позор для нас!

– Имеете ли вы право как военнопленные держать при себе оружие?

– Я признаю себя военнопленным только в том отношении, что я остаюсь в Шейх-Ади и не пытаюсь вырваться с боем отсюда, пока не узнаю, как распорядится мутасаррыф.

Назад Дальше