- Но пинками даже в рай никого загонять нельзя!
- Сразу видно – еврей! – презрительно сказал Домбровский.- Мирная нация. Слабо ты похож на социал-демократов. Ты действительно ближе к социалистам – революционерам.
- Я из Бунда – сказал Левицкий.
- Тогда понятно – сказал Домбровский.- Деньжат соберёте и в землю обетованную.
- Нет. Бунд за настоящую Родину, а не за историческую. Какой нам интерес на Ближнем Востоке. Нам и здесь хорошо. Главное, что бы не смотрели на нас как на пришлых. Мы здесь столетия живём!
- В смысле в Польше и Литве – сказал Ракитенко,- в России вы недавно.
- Ну и не вчера появились – возразил Левицкий.
- Товарищи, не будем отвлекаться – сказал Суздальцев.
- А, что? В принципе обсуждать на данный момент не чего. Надо или организовывать «экс» или идти на поклон к Крабелю. Вам к Крабелю так и так идти. Без него вы золото нелегально за границу не переправите. Я со своей частью добычи и сам справлюсь. Если с Крабелем не удасться, придётся организовывать какой-нибудь «экс». Надеюсь, вы не будете против?
- Не будем – сказал Суздальцев.- Это на революцию, а революция без крови не бывает, что бы товарищ Левицкий не говорил.
- И это верно – согласился эсер, - я вам сейчас кое-что покажу.
Домбровский подошёл к полке, взял оттуда изящный прекрасно вырезанный шар, покрытый цветочным орнаментом, внутри него был ещё один такой же шар, а внутри второго третий шар.
- Вот! Слоновая кость! Умеют черти косоглазые делать! Из цельного куска шарики вырезаны!
Изделие действительно было великолепно.
- Не довёз ваш капитан драгоценную кость до Китая, придётся ему помочь довести.
- Главное до Владивостока её довести – сказал Суздальцев.
- Не без этого – ответил Домбровский.
Пора было прощаться, обсуждать действительно было нечего.
На прощание Домбровский сказал:
- По поводу «экса» я подумаю. Чего зря время терять? Что Краб расщедриться надежды, сказать по правде, мало. Но будем надеяться.
Как только гости ушли, в дом постучали. На улице стояли двое молодых парней, по внешнему виду – рабочие. Домбровский впустил их.
- Видели?
Последовал утвердительный кивок.
- Проследите. И за Пашкой Крабом тоже. Только что бы всё тихо было.
ГЛАВА 7. КОМЕРСАНТ ПАУЛЬ КРАБЕЛЬ.
Встреча Семёна Левицкого и Пауля Крабеля была назначена в ресторане «Москва».
Пауль Крабель, тридцати шести лет, черноволосый, но голубоглазый, коммерсант, деловой человек, немец по национальности, но в Германии ни когда не был. Выглядел он очень импозантно. Впрочем, Семён Левицкий внешне от него мало отличался и тоже выглядел представительно. Принял Крабель Левицкого в отдельном кабинете ресторана.
- Здравствуйте, здравствуйте, господин Левицкий – сказал Крабель, приглашая Семёна к прекрасно сервированному столу. - Не ожидал, что вы революционер.
- Ну, это громко сказано – смутился Левицкий.
- Хотелось бы узнать о вас поподробнее, прежде чем приступить к деловым переговорам. Я знаю вас только как господина Левицкого, а хотелось бы более подробно, начиная, естественно с имени.
- Извольте. Левицкий Семён Андреевич.
- Именно Семён и именно Андреевич?
- Не совсем. Шлёма Абрамович. Это важно? Вы ведь тоже не Павел Иванович, как вас тут зовут.
- Всё верно, но надо знать о деловом партнёре как можно больше. Жену можно выбирать кое-как, а делового партнёра надо выбирать очень тщательно. От этого зависит очень много! Жизнь, в том числе и жены, и детей, благополучие твоих работников и многое другое. А имя – что? Мы в России и должны называться по-русски. Наверное, имя Шлёма и есть Семён?
- Нет. Семён, это Шимон, а Шлёма, это по-русски Соломон. Но вы правы: мы в России и должны называться по-русски. А по-русски, что Шлёма, что Соломон, имя всё равно еврейское и режет русское ухо, русские своих детей редко Соломонами называют. А Семён, хотя и еврейское имя, но привычное для русского уха, как Иван. Поэтому я Семён.
- Соломон, это мудрейший еврейский царь. Это имя вас обязывает.
- Спасибо. Постораюсь оправдать – с иронией в голосе сказал Семён.
- Зря иронизируете – знания, это есть деньги! А мудрость в делах – золото!
- Это правильно, но и я о вас имею мало знания.
- Спрашивайте. Я же непротив. Вы ешьте, ешьте. Здесь же накрыто на двоих.
- Спасибо. С удовольствием. О вас ходит много всяких слухов.
- Не всем слухам надо верить. Но многое, правда. Не все мои действия законны. То есть в купцы даже третьей гильдии меня бы не приняли – появились бы сомнения о честном происхождении капитала. Впрочем, я туда и не стремлюсь, к тому же я поданный другого государства, такого же дерьмового, как и это.
- Вы имеете ввиду Северо-Американские Соединенные Штаты?
- Разумеется. В отличие от вас, я хочу после войны переселиться на свою историческую родину, в Германию. Отсюда все мои не совсем законные действия, как в Штатах, так и в России. Зачем мне платить налоги врагам моей будущей родины?
- Это имеет логику.
- Да. Я рад, что вы меня понимаете. Хочется скопить как можно больше денег.
- У вас мало денег? – удивлённо воскликнул Семён.
- Нет, денег, конечно, хватает, но хотелось бы в Германии создать какое-нибудь производство. А это дорогое удовольствие. Но производство – это всегда надёжно. Что бы ни случилось. Мои предки пришли в Россию ещё при Екатерине Великой. Мой дед разбогател во время золотой лихорадки в Калифорнии. Нет, он не добывал золото. Он из Русской Америки, с Аляски, возил лёд. Да, да, лёд! В Калифорнии очень жарко. Лёд шёл на ура. А бабка была русская, торговала пирожками, кормила старателей. От этого союза родился мой отец и приличный капитал. От сюда и связи, как в Америке, так и в России. Теперь хотелось услышать вашу правдивую историю, Шлёма Абрамович. Как вы сюда попали?
- Случайно.
- Случайностей, как правило, бывает мало. Обычно к чему стремишься, то и случается.
Левицкий пожал плечами и посмотрел на бутылку французского шампанского «Вдова Клико» в ведёрке со льдом:
- Я сын сапожника из Кишинёва. Имеются ещё сёстры и братья. Как-то не хотелось всю жизнь провести в подвале с молотком в руке и гвоздями во рту, чинить чью-то старую обувку. Учился. Потом мы с сестрой увлеклись революционными идеями, захотели всему международному пролетариату вообще и еврейскому в частности, принести свободу. В результате попали сюда.
- Мне кажется, что вас интересует больше личное благополучие, чем благополучие всех евреев, не говоря уж о международном пролетариате.
- Нет, вы не правы! Должна же быть какая-то справедливость для всех! – с жаром возразил Левицкий. - В том числе и для евреев!
- Должна - спокойно сказал Крабель. - Справедливость должна быть, но не равенство. Один трудолюбивый, другой ленивый, один умный, другой глупец и всем воздастся поровну? Нет уж, увольте! Откуда здесь может быть равенство? Или вы хотите работать от зари до зари, а кто-то в это время будет отдыхать, а результаты вашего труда вы поделите поровну? Это справедливо?
- Нет
- Вот и подумайте. Справедливость, это когда умный и трудолюбивый получает больше, чем глупый и ленивый.
- Это имеет быть правдой.
- Да. Контрабандой, каким образом занялись?
- Это Бунд поручил.
- Бунд по-немецки союз.
- Да. По-русски - Всеобщий Еврейский Рабочий Союз в Литве, Польше и России. По общим идеям, очень близкий к РСДРП, если вы слышали о такой партии.
- Краем уха. Социалисты – революционеры больше на слуху. Понятно, глупо бы было не заняться контрабандой, живя рядом с границей империи. Причём на её задворках. К рукам что-то прилипает?
- Только с разрешения Бунда.
- Значить, вы честный?
- Да.
- Это меня радует, как возможного партнёра. Хорошо. Выкладывайте, что у вас за дело ко мне. Кстати, я слышал, что ваш язык похож на немецкий язык?
- Да.
- Я могу его понять?
- Возможно.
- Тогда говорите на нём. Попробую понять. Если что-то не пойму, поясните по-русски.
И Семён Левицкий стал подробно на идише рассказывать историю о золоте императора династии Цзинь, которое оставили в горах Сихотэ-Алиня семьсот лет назад, и о планах трёх организаций. Крабель внимательно слушал, изредка задумчиво кивал головой, переспрашивал, если какое слово не понимал. По окончании рассказа он спросил:
- Вы своему Бунду сообщали?
- Ещё не успел. Остальные своему руководству сообщили.
- А вы и не сообщайте. Надеюсь, что этот ваш Бунд и большевики не часто контактируют.
- Разумеется. Почти не общаются.
- Это хорошо. Евреи люди осторожные и этому вряд ли поверят. Так что же вы от меня хотите?
- Дать денег на экспедицию, снабдить её трёхлинейками, переправить золото нелегально за границу, обратить его в деньги, выслать на счёт партии, где-нибудь в Швейцарии или Швеции.
- Великолепно! Я рискую своими деньгами, а вы чем? Если я вкладываю в это предприятие свои деньги, то я потребую и семьдесят процентов от добычи. Вам это надо?
- Как это? – не понял Левицкий.
- Очень просто! Раз я всё это организовываю, вкладываю свои деньги, свои риски, то это всё моё, а вы мои наймиты, мои работники. Я же эксплуататор! – засмеялся Крабель.
- И как же быть?
- Ну, если вы не хотите, что бы я всё это прокрутил, то надо всё организовывать самим, искать деньги. А в остальном, я вам помогу. Не бескорыстно, конечно. Сколько вам надо винтовок?
- Лучше казачьи карабины.
- Хорошо. Сколько?
- Восемь. И «смит и вессоны» калибра 4,2 линии, которые для России, для полицейских.
- Тоже восемь?
- Да.
- «Смит и вессоны» уже устарели, да и тяжёлые они. Русская армия перешла на наганы.
- Но мы же не русская армия. «Смит-вессон» нам привычней и убойная сила у него выше, а наган дороже. К тому же, вы что, можете достать наганы? Царское правительство с трудом обеспечивает собственную армию, а вы нас сможете обеспечить?
- В принципе, смогу. Ну, хорошо. Договорились. «Смит и вессоны», так «смит и вессоны». Проще будет. Ищите деньги. И подумайте по поводу себя. Надо делать свою жизнь, а не радеть за свободу какого-то мифического международного еврейского пролетариата. Где вы его видели? Как правило, евреи в массе своей лавочники, мелкие предпринематели. А у вас есть шанс стать если не крупным, то средним уж точно.
- Я подумаю.
- Подумайте. Окажимся вместе в Штатах, Северо-Американских, я вам помогу. Появиться у вас свой собственный пролетариат, о нём и будете заботиться.
- Мудро. Спасибо.
На этом и расстались. Левицкий вышел из ресторана и направился к большевикам сообщать о неудачных переговорах с Крабелем, а сам Крабель, посидев ещё не много, расплатился и, выйдя из ресторана, зашёл в лавку элитного китайского чая Син Шан. Купил чай, поговорил с приказчиками и только после этого отправился домой.
ГЛАВА 8. БОЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ЭСЕРОВ.
На лавке у забора лузгали семечки и курили самосад двое мужчин и, судя по шелухе, от семечек и разбросанных окурков, сидели они здесь долго, благо день, вернее уже вечер, был погожий, летний. Это были социалисты – революционеры Домбровского, приставленные следить за Крабелем и Левицким. Их звали: Кумарёв Дмитрий, партийная кличка Зверь и Рогачёв Иван, партийная кличка Ван. Одеты они были как рабочие, хотя ими не являлись, а были когда-то студентами, отчисленными за революционную деятельность. Потом, арест, суд, тюрьма, ссылка и вот они в Приморье живут на доходы от «эксов». Впрочем, вся группа Домбровского была такая.
К ним подошёл третий так же одетый мужчина, это был «вторая рука» в боевой организации эсеров Михаил Дудек, партийная кличка Трубач.
- Сидим? – спросил он.
- А что делать? – ответил Кумарёв. - Сидим и следим. Крабель после встречи с Левицким зашёл в лавку к манзам, купил чаю и вон видишь? – свеча горит. Значить что? Правильно! Дома сидит. Ему хорошо. Из одной двери вышел, в другую вошёл и дома. Он целый этаж, говорят, у этой китаянки снимает.
Манзами в Приморье называли всех живших там китайцев и не важно, постоянно они там живут или временно, жили ли они тут до прихода русских или появились потом.
- Чай сам купил? – спросил Дудек.
- Сам. А что?
- У него домработница для этой цели есть. Что-то здесь не чисто! Молоток где?
- Он пошёл за Левицким. Да вон он возвращается.
Подошёл четвёртый, он же Ганин Николай, партийная кличка Молоток, потому, что молодой ещё, до молота не дорос.
- Левицкий дома – доложил он.
- Хорошо – сказал Дудек. – А манзы в лавке ещё работают. Подождём.
Они сели на лавку в тени забора, Дудек достал из внутреннего кармана пиджака бутылку китайской водки - ханшин, ударом ладони по донышку бутылки выбил пробку. Русскую казёнку – казённую водку, не употребляли. Во-первых, в России был «сухой закон» и водку не продавали, а, во-вторых, китайская водка всё равно дешевле. Стакан был один на всех. Когда он попал в руки Ганина, тот поднял его и весело сказал:
- Ну, не ради пьянства окаянного, а дабы не отвыкнуть!
- Молод ещё такие слова говорить – сказал Дудек. - Хочешь быть умным, вообще не пей! Давай, Коля не тяни, освобождай тару.
Ганин выпил, отдал стакан Рогачёву. Закусывали зелёным луком. Посидели, покурили, выпили ещё и Дудек сказал:
- Всё-таки, я думаю, что здесь что-то затевается. Коля, сбегал бы ты за Узлом. Пригодиться. Больше людей – не меньше. Мало ли что.
Николай Ганин был самым младшим из компании, ему было двадцать четыре года. Остальные были гораздо старше – Михаилу Дудеку было тридцать один год, остальным, двадцать восемь, двадцать девять.
Стемнело. Чайная лавка закрылась. Оттуда вышел китаец, надвинул на глаза синюю кепку и направился в сторону Амурского залива, стараясь избегать света уличных фонарей и встречных прохожих. Тут как раз из-за угла показались Ганин с Гордеем Пилипчуком, партийная кличка Узел, под его одеждой угадывались тугие узлы мускул, а кличку он получил за то, что любил узлы распутывать, а любил их перерубать, как Александр Македонский поступил с гордиевым узлом.
- К заливу он идёт. Это точно – сказал Дудек, имея ввиду Амурский залив, и приказал Ганину двигаться за китайцем, а остальным с двух сторон идти в обход к заливу и указал место встречи.
Уже стемнело, когда боевая группа эсеров собралась над обрывистым берегом залива. Внизу у воды копошились люди, судя по речи и одежде и чёрными длинными косами за спиной – китайцы или манзы, по местной терминологии. Вышла из-за туч луна и осветила призрачным светом море, берег, сосны и людей внизу.
- Их, вроде, пятеро – сказал Михаил.
- Нет – сказал Пилипчук – пятеро косоглазых и вон шестой у сосны, вроде как, русский.
- Да, да, вижу. Чего-то разгружают. Контрабандисты. Тот русский с саквояжем. Значить покупает чего-то. Наверняка в саквояже деньги, иначе, зачем с ним по ночам таскаться? Ну, братцы, сделаем «эксик»? Пан говорил, что надо подумать на счёт «экса». А тут и думать не чего – вот он. Пока думать будем – момент упустим. Впятером справимся?
- Если тихо, то справимся – откликнулся Кумарёв.
- А что тут шуметь? – сказал Пилипчук. – Всё по-тихому и надо!
И, распределив роли, они змеями уползли в темноту, к берегу, освещённым лунным светом.
Гордей Пилипчук первый подобрался к русскому с саквояжем. Левой рукой заткнул ему рот, а правой чиркнул ножом по горлу. Тот захрипел, падая.
- Да, тихо ты – прошипел ему Гордей, удерживая от резкого падения, тихо положил тело бедняги на землю. Саквояж его оказался в руках эсера.
Кумарёв со «своим» китайцем тоже справился по-тихому. У Рогачёва так не получилось. Китаец что-то услышал, обернулся, сделал подсечку нападавшему врагу. Иван упал, китаец с силой ударил его кулаком по голове. Голова раскололась, попав между камнем и кулаком. Дудек понял, что их засекли, и в упор выстрелил в своего китайца, убил наповал, и пальнул в другого китайца, убившего Рогачёва. Китаец схватился за бок, закрутился на одном месте и повалился на землю. Ганин в это время взмахом кистеня раскроил череп своему противнику. Пятый, здоровенный китаец, среагировал мгновенно и выстрелил два раза в Гордея. Попал, но не убил. Пилипчук выругался, бросил саквояж, куда угодила первая пуля, схватился правой рукой за левое плечо, на рукаве проступила кровь. Китаец прыгнул в сторону, ещё два раза выстрелил по нападавшим, развернулся, чёрная коса его мотнулась за спиной из стороны в сторону, и скрылся в лесу. Дудек и Кумарёв ответили выстрелами, но, судя по всему, не попали.