Гордея быстро перевязали, подняли саквояж и осмотрели место схватки. Подошли к полу разгруженной лодке, вытащенной на берег. Оттуда выпрыгнул китаец и помчался в лес. Дудек и Кумарёв выстрели, но промахнулись, китаец ушёл.
В лодке лежали новенькие трёхлинейки, в основном казачьи карабины, патроны к ним, револьверы «смит и вессон» в русском варианте и опять же патроны. Эссеры взяли по коробке патрон, по десять трёхлинеек и десять револьверов и поспешили удалиться, правда, задержались на секунды у трупа Рогачёва, постояли, прощаясь, сняв шапки.
- Прощай, дорогой товарищ Ван, не обессудь.
С тем и ушли, нагруженные добычей. В саквояже оказались деньги ассигнациями и золотыми царскими червонцами. Пуля китайца прошила насквозь пачку ассигнаций и застряла в червонце, расплющилась о царскую голову. Дудек ругался:
- Вот, гад, испортил пачку денег! Заметили, что за косоглазые ушли? Того, кто нас туда привёл мы убили или он ушёл?
- Да кто его знает, - ответил Кумарёв, - они все на одно лицо.
- Плохо, - сказал Дудек, - свидетелей оно бы не надо. И своего потеряли, хорошего мало, но и пустыми не ушли.
- Убил ты его – сказал Пилипчук. – Вон он лежит. Пошли отсюда от греха.
Добычу спрятали в сопках, в город возвращались налегке.
Утром Домбровский был в ярости. Он метался по избе, размахивал газетой «Владивостокский листок», где было написано, что сегодня ночью на берегу Амурского залива были обнаружены полицией два трупа, по виду, русские и два китайских трупа, а, так же, оружие.
- Вы что анархисты? - орал Домбровский. - Вы клешами улицы подметаете? Только что с палубы? Анархия - мать порядка? Кто разрешил «экс» устраивать? Вы знаете на кого вы напали? Нет! И я не знаю! Понятно, что контрабандисты! Люди чьи? Ясно, что не Иванова! Он этим не занимается! Слишком мелко для него! И вы хороши! Один убит, другой ранен. Слава Богу, легко, врача не надо. И на том спасибо!
- Всё же прошло удачно, Пан!- оправдывался Дудек.- Не понятно, правда, почему два китайских трупа, должно быть три! Неужели промахнулся?
- Вот! Ничего ещё не прошло! Всё только начинается! Всем затаиться и на улицу не показываться. Хотя, - Домбровский задумался на секунду, - сегодня ночью саквояжик мне принесите и подумайте, как «трёхлинейки» в город незаметно переправить. Лучше не сам саквояжик, а его содержимое. А саквояж уничтожить. Понятно? Так, что бы его никто ни когда не нашёл! Действуйте, товарищи.
Поздно вечером в дом Домбровского в простом мешке из рогожи, вперемежку с огурцами было принесено содержимое саквояжа. Содержимое саквояжа отделили от огурцов. Огурцы высыпали опять в мешок, а ассигнации и монеты пересчитали. Оказалось двадцать пять тысяч ассигнациями и пять тысяч царскими николаевскими червонцами – пятьсот золотых монеток! Огромные деньжищи!
Домбровский ко всему этому был настроен как-то скептически.
- Откуда такое счастье привалило?- сказал он. - И, главное, кому?
Он закрыл окна ставнями, зажёг керосиновую лампу. Потом Домбровский покопался в своём столе и тумбочке, достал оттуда сильно увеличивающею лупу, какие-то пробирки, колбы, банки, порошки, забрал деньги и прикрыл за собой дверь, оставив скучать на лавке за большим столом, под иконостасом, где не было икон, Кумарёва и Ганина.
Через некоторое, довольно таки продолжительное время он вышел и сказал:
- Что, товарищи, можно сказать? Ассигнации выполнены похуже настоящих, а монеты даже лучше настоящих.
- С детства не любил загадок, товарищ Пан – сказал Кумарёв.
- Я тоже, товарищ Зверь – откликнулся Домбровский.- Только загадка – вот она! Ассигнации фальшивые, но нарисованы хорошо, даже очень хорошо.
- Манзы, они рисовать умеют – сказал Ганин.
Домбровский посмотрел на Ганина как на умалишённого и продолжил:
- А вот монетки, сделаны из золота более чистой пробы, чем казённые.
- И как это объяснить? – спросил Кумарёв.
- Вот я и думаю. Если вы не ошиблись, то получается, что денег больше, чем товара.
- Да плевать! – сказал Кумарёв. – Больше - не меньше.
- Нет, не плевать. Это значить, продавец знал, что ему дадут фальшивые деньги и, потому и взял за оружие в два раза больше. Значить надеяться получить выгоду и с фальшивок. Ну и кто это может быть? Только Крабель! Сам посуди, Дмитрий – обратился Домбровский к Кумарёву, - оружием Крабель торгует? Торгует. Опять же связи в Америке. И что получается? А получается то, что монетки он здесь сплавит. Кто будет проверять? Золото оно и есть золото! А ассигнации отвезёт куда-нибудь в Сан-Франциско и там обменяет их на доллары, на доллары купит товар и привезёт сюда. Здесь товар продаст, получит уже настоящие рубли и будет у него приличный навар. Ай да Крабель! Молодец! Вот вы кого пощипали, дорогие мои товарищи! Так по всему выходит. А какие связи у Крабеля вы догадываетесь. Что теперь делать будем?
- Да ерунда! – отмахнулся Кумарёв. – Кто докажет? Кто узнает, что это мы?
- Он доказывать ничего не будет. Узнает, что это мы, просто пристрелит! Боюсь, что мы и хунхузам соли под хвост насыпали. Ох, чую, забегают!
- Давай мы его пристрелим – с ленцой произнёс Кумарёв. – Одним буржуем будет меньше.
- Ещё один деятель нашёлся! Вам бы только стрелять. Нет, это не разумно. А вот держать за жабры Пашку Краба, это дорогого стоит! Есть над чем, поразмыслить! Согласитесь? Подождём недельку, а потом скажем товарищам социал-демократам, что мы добыли денег. Не будем объяснять, каким образом. Будем считать, что нам наша партия помогла!
- Что, в сущности, так оно и было – заключил Кумарёв.
Утром «Владивостокский листок» и другие газеты города сообщили о дерзком нападении неизвестных, предположительно, хунхузов, на участок полиции и о похищении хранившегося там оружия.
ГЛАВА 9. РАНЕННЫЙ КИТАЕЦ.
На следующее, после событий на берегу Амурского залива, утро, социал-демократы Уваров и Шинкаренко возвращались из порта, куда ходили по партийным делам. На углу Светланской и Алеутской улиц, они встретили Софью Левицкую.
- Здравствуйте, Софья Андреевна, - приветствовал её Уваров. – Учительствовали?
- Да. А почему вы, Илья, не здороваетесь со мной?
- Я вам кивнул – сказал Шинкаренко и покраснел.
- Он сражён вашей красотой и потерял дар речи, Софья Андреевна – улыбнулся Уваров.
- Неужели?
- Вы прекрасны!
- Это, да. Но это не повод со мной не здороваться.
- Ой, да далось вам это, Софья Андреевна – сказал Шинкаренко. - Здравствуйте.
- Здравствуйте, Илья – улыбалась Соня.
- При коммунизме – серьёзно сказал Уваров, а в его серо-голубых глазах мелькала озорная искорка – все женщины будут распределены между мужчинами по справедливости. И никто при виде красивой женщине дара речи терять не будет!
- Ой-ёёй! Какое печальное будущее вы нам рисуете, Василий. А женщин вы спросили? Я не хочу быть «распределена», даже по справедливости! Женщина – человек, а не вещь какая-то! Я хочу, что бы меня любили! И самой любить! А вы «по справедливости»!
- Это вы просто по молодости, не хочу сказать, по глупости.
- А сказали!
- Это по глупости.
Софья засмеялась. Шинкаренко не сводил с неё восхищённых глаз. Софья это заметила.
- Так вот!- продолжил прерванную мысль Уваров.- Разве сами женщины не хотят по справедливости? Война идёт. А война из женщин вдов делает. Вы в курсе? Мне кажется, что для женщины лучше иметь четверть мужа, чем вообще ни кого! Зря смеётесь, Софья Андреевна.
- Так вы ещё и многожёнство хотите ввести?
- Нет! Избавить женщин от семейного рабства! Все женщины будут общими! А питаться все будут в общественных столовых, а не на собственной кухни. Освободим женщин от кухонного рабства!
- Это мужской шовинизм, Василий! А как же равноправие? Для мужчин все женщины будут общими? Да? А для женщин – мужчины? Тоже общими?
- Конечно! По справедливости!
- А детей кто будет растить?
- Дети тоже будут общими! Общество и будет их растить.
- Нет, Вася, я хочу по справедливости одного мужа и много детей и не кому их не отдавать, ни какому обществу. Это же будут мои дети, и я сама их буду растить.
- Всё-таки Бунд не твёрдо стоит на платформе коммунизма, согласись, Илья. У вас какие-то мелкобуржуазные взгляды, Софья Андреевна. Мы так коммунизм никогда не построим! Что это такое? Собственный муж? Свои дети?- разглагольствовал Уваров, взглянул на девушку и осёкся. - Да шучу я, Софья Андреевна, шучу. Что вы так на меня смотрите? Хотя многие именно так и думают. Если всё общее, то и бабы должны быть общие! А по мне так я свою бабу никому не отдам.
- Баба – это вульгарно, Василий!
- Хорошо, женщину.
- Вот это речь настоящего мужчины, Василий!
- Я что, не настоящий что ли? За мировую революцию готов всё отдать! А вот кому-то свою бабу – не готов отдать.
- Опять баба! И зачем вы так кричите, Василий? На нас уже оглядываются. У вас имеется барышня, Василий?
- Нет.
- А у вас, Илья? Тоже, не имеете?
- Да некогда нам любовь крутить, Софья Андреевна – сказал Уваров. - Нам пожар мировой революции раздувать надо! Мировою революцию нельзя в меховых рукавицах делать! А любовь! Она размягчает. А вы, евреи, и так мягковаты.
- И много вы евреев видели, Василий?
- Ну, как? Вас. Братца вашего. Илья вот. У него тятька-то еврей, а матка малороссиянка. Из-под Полтавы они, с Украины.
- Тогда и Илья малоросс, Василий. У нас, у евреев, национальность по матери определяется.
- Всё у вас как не у людей, как я посмотрю!
- Все люди разные, Василий. И народы тоже все разные. Вы, великороссы, одни, мы, евреи, другие, а манзы – третьи. А вы мировую революцию хотите для всех сделать, поэтому Бунд и сомневается, что это получится у социал-демократов.
- Пусть не сомневается! Получиться!- заверил Уваров. – Маркс учит, что пролетарии в любой стране - все одинаковые!
- Элос (русский)! Элосмэн (русские)! Бу яо кэци (пожалуйста)! - вдруг простонали в полыни у забора. Софья Андреевна вздрогнула. У забора ворочалось что-то тёмно-синее и стонало. Уваров, Шинкаренко, а за ними и Софья подошли ближе. На них смотрел китаец в тёмно-синей одежде. В глазах его была боль и мольба о помощи. Он держался рукой за левый бок.
- Человек – сказала Софья – Может быть, его поезд сбил?
- Что-то он слабо похож на Анну Каренину – возразил Уваров. – Да и «железка» далеко отсюда.
- Да что он дурак, под поезд сигать? – сказал Шинкаренко.
- Но идёт-то он с той стороны – не согласилась Софья
- Это – да – не стал спорить с ней Уваров.
Они подошли ближе. Софья узнала китайца:
- Этот манз имеет работу в чайном магазине на Светланской. Почти пролетарий. Ты ему поможешь, Василий. Или это не тот пролетарий.
Это был тот китаец, за которым пошли эсеры, и, который, как оказалось, был только ранен Дудеком во вчерашней стычки.
- Тот не тот. Помогу – пробурчал Уваров. – Пулевое ранение, между прочем. Кто его так, интересно? Когда и где? А грязный-то какой!
Он подошёл к китайцу, вынул из-за голенища сапога свою финку и отрезал от своей исподней рубашки широкую полоску материи, подумал и отрезал ещё несколько полосок. Потом попытался перевязать китайца. Софья отстранила его: «Какой вы не ловкий, Василий» и перевязала его сама. Собралась не большая толпа зевак.
- Его в больницу надо – сказал кто-то.
- Это понятно – сказал Василий. – Лучше извозчика поймайте.
Скоро подъехал извозчик. Уваров и Шинкаренко помогли китайцу сесть в коляску.
- Хао, элосмэн, се се (хорошо, русские, спасибо). – благодарно сказал китаец.
- Что? – не понял Уваров.
- Благодарит нас. Русские, спасибо - сказал – перевёл Шинкаренко.
- А-а. Как же он работает в чайной лавке, если по-русски не в зуб ногой?- удивился Уваров, а, помолчав, добавил, обращаясь к Илье - Ну, что? Поезжай с ним в больницу, если уж ты так бойко говоришь по-ихнему. А я как-нибудь один управлюсь с нашими делами.
Софья поехала с Ильёй.
В больнице их уверили, что ранение китайца для его жизни не опасно. У него только сломано ребро и порваны мышцы на груди, правда, произошла большая потеря крови, но это ничего страшного – отлежится.
Как оказалось, китаец понимает и говорит по-русски – «мало-мало моя понимай» - это просто он в такой не ординарной ситуации, от боли, отчаянья и потери крови, его забыл. К тому же он не китаец, а маньчжур. Софья с Ильёй решили навещать его и приносить ему, кушать:
– Какая в больнице еда!
После больницы Илья провожал Софью домой.
- Вот видите, Илья,- сказала Софья, - какое хорошее дело мы с вами сегодня сделали – помогли одному из пролетариев, одному из обездоленных.
- И, тем самым, приблизили мировую революцию!
- Да, если хотите! – засмеялась Соня.
Так по дороге до Сониного дома они болтали, смеялись и, в общем, расстались вполне довольные друг другом, договорившись встречаться и дальше.
ГЛАВА 10. СОБРАНИЕ СОЮЗНЫХ ПАРТИЙ.
Через неделю Домбровский собрал у себя все заинтересованные стороны по поиску золота императора династии Цзинь. Присутствовали все четыре человека из его боевой группы, все трое бундовцев и все социал-демократы. Домбровский сидел на лавке за большим столом в красном углу под иконостасом, на котором не было икон. По левую руку от него вдоль стены на лавке, расположилась его боевая группа, остальные расселись на скамейке напротив них. Левицкий сел рядом с хозяином дома. На правах этого самого хозяина Домбровский первый взял слово.
- Итак, товарищи, спешу вас обрадовать – деньги у нас появились.
- Я очень извиняюсь, откуда? – спросил Левицкий.
- «Экс»? – предположил Суздальцев.
- Нет. Я не обязан отвечать на этот вопрос, но я отвечу. Партия социалистов - революционеров огромная, насчитывает почти миллион членов в своих рядах, но от денег не отказывается. Короче, партия нам помогла. Мы же не нищие социал-демократы!
- Давайте без взаимных оскорблений, товарищ Домбровский – сказал Суздальцев. – Сейчас мы союзники и делаем одно дело и у нас одна цель – свержение ненавистного царского режима.
- Согласен с вами, товарищ Суздальцев – примирительно сказал Домбровский и продолжил.- Хотя мне интересно узнать - на какие шиши вы газету «Правда» печатаете? Тираж просто огромный! А членов партии у вас не так много? И громких «эксов», вроде как, не было? Или были? А я что-то пропустил? Но это ваши дела! Откуда деньги у моей партии – это наши дела! Вас они не касаются. А наши общие дела, вот какие: если этот манз пишет, что хватит восемь лошадей для перевозки сокровищ, то и людей, соответственно, нужно восемь. Каждый поведёт свою лошадь под уздцы. От нашей партии за поисками сокровищ этого самого императора мы командируем товарища Дудека Михаила, товарища Кумарёва Дмитрия, товарища Пилипчука Гордея и Николая Ганина. Куда деть моржовый клык и мамонтовую кость, я знаю. А вам надо договориться с Крабелем. И, если кость за столько веков пришла в не годность, то мы надеемся получить свою долю золотом. Думаю, это справедливо.
- Разумеется – сказал Суздальцев, а Левицкий кивнул.
- И ещё – продолжал Домбровский, - мы знаем, откуда повезём сокровища, но не знаем куда. Об этом тоже надо договариваться с Крабелем. Золото вам лучше всего вести не в город, а куда-нибудь на побережье. Оттуда пускай Крабель его и забирает и везёт в свою Америку или Японию и там обращает в деньги. А вам товарищ Левицкий я советую в случаи положительного договора с Крабелем не отходить от него не на шаг, да и золото хорошо бы сопроводить до конца. Во избежание, так сказать!
Левицкий вздохнул:
- Да, да! Я имею думать так же. Прокачусь с ним до Северо-Американских Штатов.
Софья тревожно посмотрела на брата, но ничего не сказала.
- От нас за золотом императора – продолжил Левицкий – пойдёт Яков Гуревич. Больше некому.