— Кажется, она что-то вспоминает, — заметил Брайен.
Незнакомка взглянула на Колин. Затем сложила губы трубочкой и попыталась произнести:
— Ба… бa…
— Да! — воскликнула Колин. — Бабушка, бабушка мне подарила. Попытайтесь еще раз!
— Ба… бабушка, — выговорила незнакомка. Темные глаза Микаэлы просияли.
— Она говорит на нашем языке!
В этот момент в дверь постучали. Мэтью открыл, и в комнату вошел Салли.
Брайен тотчас бросился к нему:
— Салли! Салли! Она заговорила. Она говорит на нашем языке.
— Да, это правда, — с воодушевлением подтвердила Микаэла. — Она сказала «бабушка». А я уж думала, что она немая. Слава Богу, я ошиблась.
Салли подошел к женщине, присел перед ней на корточки и заговорил с ней вначале на языке шайонов.
Незнакомка завороженно смотрела в светлые глаза этого длинноволосого мужчины, который, как и она сама, носил одежду индейца, но был при этом белым человеком.
Она снова пошевелила губами.
— Дро… Дрожащая Лань, — с трудом произнесла молодая женщина, и щеки ее заалели.
— Да, но это имя вам дали индейцы, — подбодрил ее Салли, и видно было, как он рад успеху. — А как вас звали до того, как вы попали к индейцам?
Взгляд незнакомки сосредоточился, упершись в пол. Микаэла, Салли и дети замерли, словно заколдованные, в ожидании слова, которое снимет с них эти чары.
— Кэт… Кэтрин!
— Кэтрин! — повторил Салли. — Чудесное имя. А сколько вам было лет, когда вы попали к индейцам, Кэтрин?
Она подняла обе руки, растопырила пальцы и показала их Салли.
— Ей было десять лет! — воскликнул Брайен. — Столько же, сколько мне сейчас!
Салли взял Кэтрин за руки.
— А где вы росли?
— Вода, большая вода.
И она посмотрела на Салли глазами, в которых, казалось, отражалась синева океана.
— Может быть, на море? Я тоже вырос на берегу моря. А где жила ваша семья? — продолжал расспрашивать Салли.
Тут Кэтрин взялась за индейское ожерелье, которое носила на шее.
— Семья — индейцы, — объяснила она. — Но пришли солдаты. Теперь ее больше нет.
Она опустила голову, и плечи ее начали вздрагивать от рыданий.
— Успокойтесь, ну же, успокойтесь.
Микаэла встала и обняла плачущую женщину. Однако это был тот случай, когда она ничем не могла ей помочь. Скорбь ее была так понятна, ведь ей своими глазами пришлось увидеть учиненное солдатами массовое истребление людей, которых Кэтрин считала своей семьей.
Салли поднялся. Он взял свою сумку, которую оставил у двери, войдя в дом.
— Я тут кое-что принес, это может понадобиться вашей гостье, — сказал он, немного смущаясь, и достал из сумки платье, какие носили женщины шайонов.
— О, как ты внимателен!
Микаэла была так растрогана, будто он принес это платье ей самой. Она никак не могла ожидать, что Салли без подсказки додумается до такого. А сама она не решилась бы так скоро предложить Кэтрин одно из своих платьев.
Он положил руку на плечо Кэтрин и отдал ей платье.
Она встала, вытерла с лица слезы и приложила к себе новый наряд. Потом благодарно улыбнулась Салли, и снова лицо ее залилось румянцем.
— Наденьте его, Кэтрин, — сказала Микаэла и указала на занавеску, за которой женщина могла переодеться.
Занавеска была ненадежным укрытием, это стало ясно Микаэле сразу же. Но она надеялась, что присутствующие в комнате взрослые мужчины, к которым она причисляла и Мэтью, отвернутся; что же касается Брайена, тут она не могла прийти к какому-либо решению. И подумала, что надо в ближайшее время поговорить с Мэтью о том, что его поведение служит образцом для младшего брата и он всегда должен об этом помнить.
Она беспокойно следила, чтобы занавеска невзначай не открыла то, что должна была прятать, потому что из-за тесноты сквозь нее то и дело проступали округлые контуры тела Кэтрин.
Когда Кэтрин наконец переоделась и предстала перед ними, Микаэла без малейшей зависти отметила, что она очень хороша в этом платье. Нитки вышивки по коже, выкрашенные особыми красителями индейцев, создавали чарующий контраст с белокурыми волосами Кэтрин. И Микаэле трудно было даже представить, что Кэтрин когда-либо могла носить другой наряд.
— Просто великолепно, ведь правда? — Микаэла оглянулась на Салли, и сердце ее тревожно дрогнуло.
Блеск устремленных на него глаз Кэтрин, казалось, отражался в его взгляде.
Но Микаэла мгновенно овладела собой.
— Ну, а теперь, я думаю, — начала она, все еще немного нервничая и оттого чуть громче, чем требовалось, — нам пора понемногу сворачиваться и ложиться спать.
Салли тут же понял намек.
— Завтра я загляну, — сказал он и накинул свой плащ.
Но Кэтрин внезапно схватила его за руку. Она заговорила с ним на индейском наречии, глядя на него настойчивым взглядом.
— Что она говорит? — спросила Микаэла.
— Она хочет… чтобы я остался с ней на всю ночь, — ответил Салли.
Микаэла поняла, что случай Кэтрин требует времени и терпения. Дороти Дженнингс, свояченица Лорена Брея, изъявила готовность написать статью и опубликовать ее не только в местной газете Колорадо-Спрингс, основанной самой Дороти полгода назад, но и разослать во все крупные журналы и агентства на Востоке. Может быть, это поможет узнать о Кэтрин побольше и разыскать ее родных. Сама она не могла назвать ни фамилии родителей, ни места, в котором росла.
Зато она делала заметные успехи в освоении языка, а это позволяло избежать недоразумений и непонимания хотя бы в части тех сведений, какие она могла привести о себе.
Микаэла надеялась, что усилия Дороти Дженнингс рано или поздно принесут свои плоды. А пока Кэтрин продолжала жить у Микаэлы в ее скромном деревянном домике.
Кэтрин прилагала все силы, чтобы приспособиться к своей новой жизни. Поэтому Микаэла сочла необходимым в одно из воскресений взять ее с собой в церковь. Она предполагала, что Кэтрин была крещена в христианской вере, и вернуть молодую женщину в жизнь белых считала частью своего долга. На тот случай, если Кэтрин еще на какое-то время вынуждена будет задержаться в Колорадо-Спрингс, совсем не мешало ввести ее в жизнь местной общины, приведя на богослужение, Кэтрин с тяжелым сердцем облачилась в платье Микаэлы, но сделать это было необходимо во избежание неприятной ситуации. Было бы немыслимо явиться в церковь в одежде индианки. Микаэла даже не смогла сдержать улыбки, представив себе, какой переполох вызвало бы такое появление Кэтрин в святом месте.
Граждане маленького городка уже собрались у церкви, и его преподобие, как это было принято, лично приветствовал каждого члена общины.
— Церковь, — сказала Кэтрин, сходя с экипажа на землю.
— Да, — ответила Микаэла. — Это наша церковь. Затем она взяла Кэтрин под руку и повела ее поздороваться со святым отцом.
Но путь им внезапно преградил Джейк Сликер.
— Не хотите ли вы сказать, что всерьез намереваетесь ввести в храм эту индейскую потаскуху? Уж если мы не пускаем сюда девочек Хэнка, то эту и подавно не пустим.
Микаэла от негодования потеряла дар речи.
— Что вы себе позволяете…
Дороти Дженнингс, которая уже направлялась навстречу Микаэле и Кэтрин, тоже возмутилась:
— Джейк! Как вы можете говорить такое! Уж по крайней мере, она жила среди индейцев в замужестве. Обо всем этом вы могли прочесть в моей статье.
Лавочник Лорен Брей брезгливо скривился:
— В замужестве? За индейцем? Перед лицом нашего Господа Бога это не считается браком!
Микаэла побледнела от гнева. Но она не успела ответить, потому что в этот момент Кэтрин начала дрожать всем телом. Глаза ее закатились. Микаэла не успела подхватить ее, и она упала на землю.
Любопытные, которые во время спора подошли поближе, в страхе отпрянули назад.
— Да она припадочная! — вскричал Джейк Сликер. — Смотрите, она же сейчас откусит себе язык!
И действительно, казалось, что не только руки и ноги Кэтрин не подчиняются ей. Голова ее металась из стороны в сторону и билась о землю, на губах выступила белая пена.
Но Микаэла уже бросилась на Кэтрин сверху и прижала ее к земле.
— Спокойно, Кэтрин! Вы меня слышите, Кэтрин? — приговаривала она, запихивая ей в рот носовой платок.
Внезапно толпа вокруг них расступилась. Вперед протиснулся Салли, расталкивая тех, кто стоял у него на пути, и опустился на колени рядом с Кэтрин и Микаэлой.
— Скорее, ее нужно отвезти в клинику! — бросила ему Микаэла.
Салли кивнул.
— Мэтью! — позвал он. — Помоги мне!
Они уложили неестественно напрягшееся тело Кэтрин в экипаж Микаэлы.
Но еще до того, как экипаж довез ее до больницы, Кэтрин снова пришла в себя. Ее усадили на кушетку в приемной, и Микаэла пристально следила за ее глазами, водя у нее перед носом указательным пальцем.
— Вы ничего не можете вспомнить, Кэтрин? Молодая женщина отрицательно покачала головой, послушно водя глазами вслед за пальцем Микаэлы.
После этого доктор открыла рот пациентки и заглянула туда.
— У вас на языке шрамы, — заметила она. — У вас уже случались раньше подобные приступы?
Кэтрин молча кивнула.
— Тогда все ясно. — Микаэла повернулась к Салли, который стоял здесь же. — У нее эпилепсия. Поэтому индейцы и прозвали ее Дрожащей Ланью. — Она ненадолго смолкла. — Мы пока еще очень мало знаем об этой болезни. Но установлено, что приступ может спровоцировать, например, волнение. Средства от этой болезни тоже пока нет, но вы можете нюхать вот из этого флакончика всякий раз, как только почувствуете приближение нового приступа, — сказала Микаэла, снова обращаясь к Кэтрин.
Кэтрин подавленно кивнула.
— Я устала, — сказала она затем.
Микаэла погладила ее по плечу.
— Салли отведет вас наверх. Там вы сможете отдохнуть. А позднее мы поедем домой.
Салли подошел к Кэтрин, и пациентка с готовностью протянула ему руки.
Микаэла вовсе не считала себя опытной и очень уж внимательной матерью. Но это и не требовалось для того, чтобы заметить, что с Брайеном произошла серьезная перемена. И Микаэла могла даже точно назвать момент, когда это случилось: это было в то самое воскресенье, когда Брайен вернулся из комнаты Кэтрин, куда Микаэла посылала его отнести больной кувшин воды.
Не помогали никакие самые ласковые уговоры, он стал относиться к Кэтрин враждебно. Микаэле было мучительно стыдно за него. Она решительно не понимала, что происходит с Брайеном, тем более что он вдруг стал по возможности избегать общества Салли, хотя раньше предпочитал его любой другой компании.
В понедельник утром Микаэла со всем своим семейством, включая и Кэтрин, поехала в город. Еще издали она заметила Хореса, который махал им листком бумаги.
— У меня тут телеграмма из Балтимора для мисс Кэтрин! — взволнованно крикнул он, и Микаэла направила коней к почте.
— Статья Дороти принесла результат! — с воодушевлением продолжал Хорес.
Микаэла быстро прочла сообщение.
— «Узнала о Кэтрин из газет. Надеюсь, что скоро она будет дома. Деньги на дорогу приготовлены. Бабушка». Вот так здорово! — воскликнула она, закончив.
Но Кэтрин опустила голову.
— Мой дом здесь, а не там. Там чужбина. Я останусь здесь.
Микаэла попыталась заглянуть в глаза Кэтрин, чтобы прочитать в них причину такого решения, но та отводила взгляд. Микаэла ласково тронула ее за плечо.
— Давайте отойдем, — сказала она и отвела Кэтрин в сторону от Хореса и детей.
— Почему вы хотите остаться здесь? — спросила она, когда они отошли подальше от посторонних ушей. — Подумайте, ведь люди в Колорадо-Спрингс относятся к вам не сказать чтобы очень хорошо.
Кэтрин отрицательно покачала головой и возразила:
— Здесь есть человек, такой же как и я. Он очень хорошо ко мне относится.
Микаэла улыбнулась:
— Да, это так. Мне он тоже очень помог, когда я приехала сюда.
Тут Кэтрин расстегнула две верхние пуговицы своей одежды и достала ожерелье, висевшее у нее на шее. Как только Микаэла увидела это ожерелье, сердце у нее заныло.
— Мне подарил его Салли. Он сказал, что мы с ним одинаковые. У нас белая кожа, но мы ощущаем себя индейцами. — Кэтрин посмотрела на доктора своими большими голубыми глазами. — Я останусь с ним, — заключила она.
Уже несколько часов Микаэла сидела у себя в больнице, не в силах привести свои мысли в порядок. Решение Кэтрин остаться в Колорадо-Спрингс не на шутку встревожило ее, ведь она слишком хорошо знала, чем это грозит ее отношениям с Салли. Ей приходилось опасаться, что Салли найдет в этой молодой женщине все то, чего ему так недостает в Микаэле. Разумеется, у Кэтрин всегда есть для него время — ведь она не обременена ни семейными, ни профессиональными обязанностями. Кроме того, их с Салли объединяет общий опыт жизни у индейцев, что и обусловило то обстоятельство, что оба они стояли в стороне от общины жителей маленького города. И наконец, Микаэла должна была признать, что от Кэтрин Салли получит то, чего Микаэла не могла дать ему в открытую: нежность.
Этой информации понадобилась от Брайена, который в конце концов признался ей в том, что его угнетало. И то, что он носил в своем сердце с тягостью, оказалось для Микаэлы не только важным сведением, но и болезненным ударом: Брайен нечаянно увидел, как Салли и Кэтрин целовались. Этим и объяснялась внезапно возникшая неприязнь мальчика к обоим.
В дверь постучали, и в приемную вошел Салли.
Микаэла сверкнула на него взглядом, полным ярости.
— Кэтрин здесь нет, — ненавидяще процедила она сквозь зубы.
— Что, я не понял?
И тут Микаэлу словно прорвало.
— Я все знаю! Брайен видел, как вы целовались. И Кэтрин сама показывала мне ожерелье, которое ты ей подарил.
— Но она подарила мне свое, а у индейцев принято отвечать на подарок подарком, — объяснил Салли.
— О, это, конечно, существенно меняет дело! — Язвительная ирония в голосе Микаэлы звучала убийственно.
— Микаэла, она ничего не знает про нас с тобой. — Салли пытался добиться ее понимания.
— Ах вот как! Но ты-то, я надеюсь, знаешь про нас с тобой? Или ты на время забываешь о моем существовании, когда целуешься с ней? Не говоря уже о том, что рассказать ей о нас с тобой обязан был ты, а не я. — Микаэла швыряла ему в лицо эти резкие и справедливые обвинения. — Эта женщина влюблена в тебя. И если бы у тебя была хоть капля ответственности… А, да что там! Она просто тебе нравится, признайся! Салли молчал.
— Ну же?
— Да, — сказал он с расстановкой. — Она мне нравится. И знаешь почему? Потому что у нее есть для меня время. Потому что она не бежит от меня. И потому что она умеет показать свои чувства.
— Итак, ты ее любишь?
Он отрицательно покачал головой.
— Пока что нет.
— Ты целуешь женщину, хотя не любишь ее? — недоумевала Микаэла. — Тогда скажи мне, сколько женщин у тебя было с тех пор, как умерла Абигейл? Я хочу знать правду.
Салли хотел возразить ей что-то, но сдержался.
— А вот этому я не верю. Не думаю, что ты действительно хочешь знать правду. До свидания, Микаэла.
С этими словами он повернулся и вышел.
Весь следующий день Микаэла провела словно в оцепенении. Салли не показывался ни в больнице, ни в городе. Кэтрин тоже куда-то исчезла, и у Микаэлы были все основания предполагать, что они вместе слоняются где-то по лесу. Если только по лесу!
Несмотря на ярость, охватившую Микаэлу поначалу, к ней постепенно начали приходить сомнения. Разве не соответствовало все происходящее высшему порядку вещей, согласно которому два человека, имеющие так много общего, предназначены друг для друга? И разве Микаэла и Салли не ссорились то и дело вследствие различия их характеров?
И как чувствовала себя Кэтрин, которая по понятным причинам испытывала страх перед новой переменой жизни и новым столкновением с незнакомым миром?
Кэтрин появилась дома лишь к вечеру. Она посмотрела на Микаэлу долгим взглядом, но, кажется, не могла выразить всего, что было у нее на сердце.
— Я… — начала она наконец. — Я уезжаю. В Балтимор.