Глава XXI
ФЕДЕРАЛЬНЫЙ БАЛ
Первая кадриль на балу, даваемом в честь дочери губернатора, окончилась в одиннадцать часов.
Громадные залы, освещенные сотнями восковых свечей, распределенных очень неумело, но тем не менее, довольно ярко светивших, были полны нарядной толпой. Золотое шитье мундиров чиновников и военных и бриллианты дам ослепляли.
Несмотря на многолюдность, обычного в таких собраниях веселого оживления не замечалось. Это объяснялось тем, что на балу сошлись два враждебных лагеря. Федералам, людям новым, вышедшим по большей части из уличной грязи и достигшим по милости Розаса высокого положения в обществе, мало, а то и вовсе не знавшим светских обычаев, было неловко в их костюмах, в блестящей обстановке и в кругу природных аристократов. Последние же, так называемые унитарии, приехавшие на этот бал из опасения, что их отсутствие может быть истолковано в дурную сторону, с высокомерием и презрением смотрели на грубых и вульгарных выскочек.
Дочь Розаса, донна Мануэла, одетая просто, но со вкусом, со всеми одинаково приветливая и любезная, была очаровательна.
Бедная девушка сама была жертвой своего отца. Добрая, честная и наивная по природе, она не принимала никакого участия в кипевшей вокруг нее глухой борьбе; все знали это, поэтому не только не трогали ее, но даже ради нее старались сдерживать клокотавшую в них злобу против ее отца.
Общее внимание приковывала к себе и донна Августина Розас Манчилла, двадцатипятилетняя женщина, справедливо считавшаяся первой красавицей в Буэнос-Айресе.
В описываемое нами время эта младшая сестра Розаса, жена генерала Манчиллы, не играла еще никакой политической роли; не принимая никакого участия в борьбе между федералами и унитариями, она думала только об удовольствиях. Вмешаться в политику, и то не по своей воле, ей пришлось позже, во время палермских сатурналий и внешних осложнений событий, разыгрывавшихся в Аргентинской республике.
Донна Августина прохаживалась по залам под руку со своим мужем, приветствуемая на пути одобрительным шепотом толпы, восхищавшейся ее красотой, когда на балу появились две новых звезды: донна Гермоза и донна Аврора. Обе они были так хороши и так роскошно одеты, что смело могли соперничать с донной Августиной, которая, впрочем, первая стала восхищаться ими.
Обеих подруг тотчас же окружила толпа кавалеров, наперебой приглашавших красавиц на кадриль. Однако донна Аврора приняла приглашение только одного из приятелей дона Мигеля, а донна Гермоза совсем отказалась от танцев и, ни с кем не знакомая, инстинктивно подсела к кружку жен унитариев.
Случай заставил ее сесть рядом с пожилой дамой, походившей на маркизу времен Людовика XIV или вице-короля Песуэлы, в Мексике. Обе дамы быстро познакомились и разговорились. Старушка знала всех гостей и, убедившись, что донна Гермоза не принадлежала к партии федералов, начала остроумно описывать ей биографии проходивших мимо. Дон Педро Ксимено, комендант порта, генерал Манчилла, дон Мануэль Ларрасабал, дон Лоренсо Торрес, дон Бальдомеро Гарсиа, Николас Маринио и все остальные высокопоставленные лица, игравшие главные роли в федерации, были беспощадно разоблачены сеньорой. Особенно досталось от нее Николасу Маринио.
Этот человек, некрасивый, вульгарный и напыщенный, стоял в нескольких шагах от донны Гермозы, облокотившись о спинку пустого стула, и с таким неприличным упорством глядел на прелестную вдову, что та, вся красная и смущенная, наконец, села к нему чуть не спиной.
— Вы не знаете сеньора Маринио? — спросила старуха, забавляясь этой сценой.
— Нет, — ответила донна Гермоза.
— Он не спускает с вас глаз. Это для вас громадная честь! — насмешливо продолжала остроумная старуха. — Вы сразу покорили его сердце, — сердце редактора «Газеты» и начальника знаменитого корпуса наших алгвазилов! Вы не шутите с этим сеньором. Это человек очень серьезный, он не пропускает ни одного дня, чтобы не покричать в своей «Газете» о неотлагательной необходимости перерезать всех унитариев. Боже, какие он делает меланхолические глаза, глядя на ваш затылок! Но вот к нему подходит супруга, она, наверное, избавит нас от его соседства.
— Так эта дама в красном платье с желтой и черной отделкой и с золотой стрелой в волосах сеньора Маринио?
— Да... законная обладательница его сердца.
— А кто эти четыре человека в мундирах, столько времени молча стоящие в углу?
— Первый, тот, который ближе сюда, полковник Сайта Колома, он же и мясник...
— Мясник?!
— Да, он одинаково успешно режет и скот и людей. Второй — комендант Маэстре, мошенник. Третий — полковник Саломон, владелец колониальной лавчонки.
— Сразу видно, что он лавочник, — заметила донна Гермоза. — Вероятно, и четвертый принадлежит к той же категории.
— О, нет, вы ошибаетесь, сеньора, это генерал Пинтос, настоящий кабаллеро и храбрый воин. Он так же, как и мы, против воли вынужден вращаться в среде этих подонков, поднятых судьбой на вершину.
— А кто эта дама, которой вы сейчас так дружелюбно поклонились, сеньора Негрета? — осведомилась донна Гермоза.
— Разве вы и ее не знаете?
— Да нет же. Я никуда до сегодняшнего вечера не выезжала, ни у кого не бывала и решительно никого не знаю.
— Ах, да! Это жена генерала Роллона, женщина превосходная во всех отношениях. Мы с ней очень дружны. К несчастью, новые связи ее мужа, заключенные им в силу горькой необходимости, заставили ее немного опуститься и забыть светские обычаи. Так, например, она на своих пригласительных билетах объявляет... как вы думаете, о чем она объявляет?
— Вероятно, о дне и часе собрания, на которое приглашает.
— Это само собой разумеется. А о чем еще, по-вашему?
— О роде этого собрания?
— И это не то! Она докладывает приглашаемым еще о том, что у нее будет подаваться кофе со сливками! Бедная Хуана! В конце концов она совсем превратится в разбогатевшую кухарку!
В это время в дверях залы показался дон Мигель. Переглянувшись издали с донной Авророй, которая прохаживалась под руку со своим кавалером, молодой человек поспешно подошел к своей кузине.
Сеньора Негрета довольно холодно ответила на его поклон, но он сделал вид, будто не замечает этого и предложил руку донне Гермозе, с которой быстро удалился.
— Ты много разговаривала с этой дамой? — спросил он.
— Нет, Мигель, но она говорила много.
— Знаешь ты, кто она?
— Сеньора Негрета.
— Да. Это самая несносная, высокомерная и злоязычная из всех наших дам... Что она тебе рассказывала, когда я подходил? Ты так весело улыбалась, наверное, какой-нибудь смешной анекдот.
— Она рассказывала, что сеньора Роллон объявляет на своих пригласительных билетах о том, что у нее будет кофе со сливками.
— Ну, вот еще выдумала!
— Разве это неправда, Мигель?
— Конечно, нет. Это одна из тех злых насмешек, которыми унитарии, за неимением другого орудия борьбы, колят федералов. Ты давно здесь?
— Минут двадцать.
— Ты была уже представлена Мануэле Розас?
— Нет.
— А Августине?
— Тоже нет. Я случайно познакомилась с одной сеньорой Негретой.
— Ну, а что же делала Аврора?
— Танцевала.
— А! Она танцевала?..
— Да, все время...
— С кем?
— Вон с тем молодым человеком, с которым сейчас ходит под руку... Кстати, кто это?
— Один из моих хороших друзей. Однако вот идет Мануэла. Я представлю тебя.
— Прикажешь мне в виде приветствия этой сеньоре крикнуть «Да здравствует федерация!» или еще что проделать в роде этого? — спросила донна Гермоза, с плутовской улыбкой взглянув на своего кузена.
— Ничего не нужно, кроме вежливости и приветливости, — ответил дон Мигель. — Мануэла единственный хороший человек в семье Розаса. Может быть, со временем отец и пересоздаст ее по-своему, но пока в ней нет ни одной капли зла. Говорю тебе это, чтобы ты знала, как к ней относиться, — заключил он шепотом.
Догнав Мануэлу, он подвел к ней свою даму и с глубоким поклоном произнес:
— Моя кузина, сеньора Гермоза Саэнс де Салаберри, желает иметь честь изъявить вам, сеньорита, свое искреннее уважение.
Донна Мануэла очень любезно протянула руку донне Гермозе и пригласила ее сесть с собой, между тем, как сеньор дель Кампо, попросив у своей дамы позволения оставить ее на минуту, пошел отыскивать затерявшуюся в толпе донну Аврору.
— Будьте добры, сеньорита, — обратился он к своей невесте, когда наконец нашел ее, — укажите мне, где я могу найти донну Аврору Барро.
— Вон там, — с лукавой улыбкой ответила девушка, указывая на громадное зеркало, перед которым они в эту минуту стояли.
— А! Очень вам благодарен! Но она так далеко, что я, к своему величайшему сожалению, не могу пригласить ее на следующую кадриль, как бы мне того хотелось.
— Да она уже приглашена, — проговорила донна Аврора. — Вот этот сеньор может подтвердить вам, что следующая кадриль обещана ею, — добавила она, указывая кивком головы на своего кавалера, бывшего невдалеке.
— А могу я узнать, кто этот счастливый избранник? — продолжал дон Мигель.
— Ваш покорнейший слуга,— ответил другой человек, подошедший в эту минуту к ним.
Это был тот самый незнакомец, который невидимо присутствовал на собрании в доме донны Марселины.
— О, да это настоящий заговор против меня, как я вижу! — воскликнул дель Кампо.
— Совершенно верно, кабаллеро, — грациозно приседая, подтвердила молодая девушка.
— Хорошо, пусть так, — сказал дон Мигель. — Постараюсь утешиться в своем несчастье и отыскать другую донну, похожую на донну Аврору.
Сделав общий поклон, он возвратился к своей кузине, все еще сидевшей с донной Мануэлой Розас.
Обе молодые женщины поняли друг друга с первых же слов. Чистосердечие дочери свирепого диктатора очаровало донну Гермозу и в несколько мгновений заставило забыть все ее предубеждения против нее.
Они беседовали как старые знакомые, когда с одной стороны к донне Гермозе подошел ее кузен, а с другой — к дочери Розаса — приблизился полковник дон Мариано Маса. Вслед за этими двумя кавалерами появился и дон Николас Маринио, редактор «Газеты» и начальник алгвавилов.
Начинался вальс. Полковник Маса подал руку донне Мануэле, которая тотчас же встала. Следуя его примеру, редактор подставил свою руку молодой вдове, бормоча что-то невнятное и буквально пожирая ее глазами.
Не говоря ни слова, дон Мигель взял свою кузину за руку, заставил ее встать и, обратившись к сеньору Маринио, замершему в позе вопросительного знака, с тонкой улыбкой проговорил:
— Сеньора уже приглашена.
После вальса донны Аврора и Гермоза сели рядом. Через минуту к ним подошли под руку донны Мануэла и Августина. Дон Мигель стал за стульями своей невесты и кузины, зорко наблюдая за всем происходившим в зале.
Дочь Розаса представила молодую вдову донне Августине. Завязалась оживленная болтовня.
Все эти четыре женщины, молодые и прелестные, должны были с первого взгляда или возненавидеть друг друга или полюбить. К счастью, симпатия взяла верх.
Немного погодя к этой группе подошли еще двое: толстый, низенький, черномазый мужчина, сеньор Ривера, доктор медицины и хирургии, с супругой, донной Мерседес, урожденной Розас, второй сестрой губернатора.
Эта дама отличалась высоким ростом, пышным станом и бескровным лицом.
— Я везде искала тебя, Августина, — оказала сеньора Ривера своей сестре.
— Ну, вот и нашла, — ответила та. — Что тебе угодно?
— Мне страшно жарко, моя милая. Пойдем ужинать.
— Уже?
— Да, кажется, пора... Как ваше здоровье, сеньор дель Кампо? — обратилась она к дону Мигелю.
Молодой человек молча поклонился.
— Что это с вами сделалось в последнее время, сеньор? — продолжала она, играя веером.
— В каком отношении, сеньора?
— Да хоть в том, что вас нигде не видно. Пропадаете, вероятно, у какой-нибудь таинственной, никому неведомой красавицы? Эта дама ваша кузина? — вдруг спросила она, указав на донну Гермозу.
— Да, сеньора, это донна Гермоза Саэнс де Салабери, которую и имею честь представить вам.
— Очень рада познакомиться с вами, — обратилась сеньора Ривера к донне Гермозе, подавая ей руку. — Так как дон Мигель, по-видимому, очень занят в последнее время, то я и не осмеливаюсь беспокоить его просьбой привезти вас ко мне, а потому прошу вас пожаловать запросто, без него и когда вам вздумается. Если желаете, мой муж может заехать за вами... Вот мой муж, доктор Ривера. Вы не знакомы?
— Не имела чести...
— Велика честь! Если бы вы знали, что это за ужасный человек! Просто покоя мне не дает со своими ухаживаниями. Я говорю это при всех, чтобы пристыдить его. Слышишь, муженек?
— Слышу, Мерседес, слышу. Но ты напрасно жалуешься на меня.
— У, бесстыдник! — погрозила она пальцем.
Донна Гермоза с удивлением смотрела на эту даму, язык и манеры которой поражали своей вульгарностью.
Кстати, донна Мерседес была особа вполне незлобивая и совершенно безвредная, отличаясь только неумением держать себя.
Полковник Маса, бывший кавалером донны Мануэли, подошел вести ее к столу. Дочь Розаса встала. Все последовали ее примеру.
Федеральные дамы старались не отставать от донны Мануэлы, чтобы иметь честь сесть возле нее, а унитарийки, наоборот, быть как можно дальше от нее, обменивались многозначительными взглядами и улыбками по адресу первых.
Таким образом, общество само собой разделилось на две группы, резко отличавшиеся одна от другой.
Сеньора Негрета подошла к донне Гермозе и шепнула ей на ухо:
— Поздравляю вас с новыми друзьями.
Молодая вдова молча улыбнулась.
— Я понимаю эту улыбку, — продолжала старуха.— Но это знакомство может иметь важные последствия.
— Для меня? — спросила донна Гермоза, невольно остановившись и с тревогой заглядывая в лицо своей собеседнице.
— Да, именно для вас, моя дорогая.
— В чем же дело? Скажите, ради Бога, сеньора!
— Маринио сейчас чуть не во всеуслышание сказал одному человеку, что пусть черт его поберет, если он не сделает вас своей... возлюбленной.
— О! Только-то? Ну, эта угроза не страшна, сеньора, и аппетита моего не испортит.
— Напрасно вы так легко относитесь к моему предупреждению, — проговорила слегка обиженным тоном сеньора Негрета. — Вы не знаете, какой опасный человек этот Маринио.
— По-моему, совсем не опасный, а просто глупый, — возразила молодая вдова, продолжая идти вперед.
Дон Мигель, уже находившийся в столовой, был как на иголках, не понимая, что могло задержать кузину, которой он приготовил место возле своей невесты. Увидав, наконец, ее, он облегченно вздохнул и поспешил к ней навстречу, чтобы усадить.
Ужин начался. На верхнем конце стола сидела донна Мануэла, имея по левую руку министра внутренних дел, дона Мануэля Инсиарте, а по правую — британского посланника сэра Вальтера Спринга, который только что приехал, проводив до дому губернатора, бывшего у него на обеде. Рядом с министром внутренних дел помещалась донна Августина, а возле сэра Вальтера — донна Мерседес, имевшая соседом с другой стороны сардинского консула.
Остальные гости разместились как попало. Нижний конец стола занимал генерал Манчилла. Прочие столпы федеральной партии — полковник Саломон, Санта-Колома, Креспо, комендант Маринио, доктора Торрес, Гарсиа и Гонзалес Пениа, депутаты Гарригос и Белостегюи и многие другие стояли за стульями дам, проклиная церемониймейстера, осудившего их играть роль дамских угодников, между тем, как им хотелось бы попировать без стеснения.
На лбу Саломона пот выступал крупными каплями, и несчастный толстяк немилосердно сопел и пыхтел, терзая нервы своей дамы. Санта-Колома отчаянно дергал свои усы, очевидно, желая вырвать их с горя, а Креспо кашлял так, что можно было опасаться, как бы у него не разорвалась грудь. Вообще все эти кавалеры выглядели истинными мучениками.
Сначала царствовало гробовое молчание, нарушаемое лишь стуком ножей и вилок, так что получалось впечатление похоронной трапезы.