– Беглец, значит?
Себастьян застыл, не донеся кружки до рта.
– То есть?
Парнишка оказался старше, чем в первый момент показалось Себастьяну. Лет десять-двенадцать. Он явно был достаточно наблюдателен, чтобы заметить: заляпанный грязью плащ Себастьяна прекрасно сшит, причем из качественной ткани – или таковой она была несколько часов назад.
– Вы что наделали-то? Потеряли все бабки и бросились в бега, прежде чем вас упекут в долговую яму? Или кого на дуэли шлепнули?
Маленькая костлявая ручонка ткнула в красноречивые темные пятна на груди Себастьяна.
– Не, думаю, вы кого-то замочили. Себастьян сделал большой глоток эля.
– Не дури.
– Ха. А с чего ж еще такому шикарному парню прятаться в дыре вроде «Черного оленя», а?
Из задней комнаты появилась девочка-подросток с худенькими плечиками и хвостиком прямых бесцветных волос, с подносом в руках. Она поставила перед Себастьяном на стол заказанный ужин. Виконт посмотрел на небольшой ломоть подозрительно белого хлеба, на тарелку непонятно какого мяса, щедро политого застывающим жиром, и аппетит у него стал пропадать.
– Вам надо убрать бумажник куда-нибудь подальше, с глаз долой, чтобы не достали, – сказал мальчишка, когда Себастьян уселся за стол. – Понимаете, а? Это ж прямое приглашение, у вас сюртук над ним так и оттопыривается. Вообще-то грешно соблазнять честных парней вроде меня на такие вот дела.
Себастьян поднял взгляд, застыв с вилкой на полпути ко рту.
– И когда это ты был честным парнем?
Парнишка громко рассмеялся.
– Нравитесь вы мне, – сказал он, стрельнув глазами на тарелку с едой, стоявшую перед Себастьяном. Лицо его передернулось от отчаянного голода, но он быстро справился со своими чувствами. – Вот что я вам скажу. У меня есть к вам предложение. Если согласитесь, я к вам наймусь, скажем, пенсов за десять в день. Покажу вам все здешние закоулки, я могу! Буду вашим главным доверенным слугой. Знатному джентльмену вроде вас нельзя без слуги.
– Верно. – Себастьян прожевал кусок, проглотил. – Но я очень странный джентльмен. И не люблю, когда мои слуги вымогают у меня деньги.
Парнишка фыркнул.
– Ну, если уж вы так настроены против меня… – сказал он с упреком и пошел прочь, волоча ноги.
– Постой.
Парнишка обернулся.
– Лови. – Себастьян бросил ему кусок хлеба, и тот ловко поймал его одной рукой. Себастьян хмыкнул. – Ловишь ты лучше, чем торгуешься. Ладно, столкуемся.
ГЛАВА 10
Кэт Болейн впервые повстречала Рэйчел Йорк на берегу Темзы снежной декабрьской ночью более трех лет назад. Рэйчел тогда исполнилось пятнадцать лет, она была трогательно юна и полна отчаяния. Кэт недавно минуло двадцать, но она уже несколько лет как вкусила славы лондонской сцены, и ее собственные тайны и мучительное прошлое тщательно скрывали роскошные драгоценности и искусные улыбки.
И в эту среду Кэт Болейн пришла именно к Темзе, чтобы бросить букет чайных роз с середины Лондонского моста и без слез наблюдать, как цветы расплываются в стороны и медленно уходят под черную воду реки. Затем она отвернулась и решительно зашагала прочь.
Над городом по-прежнему висели низкие облака, но с наступлением ночи дождь сменился тонким туманом. Когда Кэт была маленькой девочкой, она любила туман. Тогда она жила в Дублине, в беленом домике с видом на зеленые поля, обсаженные ореховыми деревьями и огромными дубами. Один из дубов, древнее прочих, имел огромные раскидистые ветви, опускавшиеся почти до земли. Еще до того как Кэт начала ходить в школу, отец научил ее забираться на это дерево.
Она всегда думала о нем как об отце, хотя он таковым и не был. Но другого отца она не знала, и иногда он подбивал ее делать такие вещи, которые пугали ее мать.
– Жизнь полна страшных вещей, – часто говаривал он. – И вся штука в том, чтобы не позволять страхам мешать тебе жить. Что бы ты ни делала, Кэтрин, никогда не живи наполовину.
Кэт пыталась говорить себе это и в тот страшный день, когда пришли английские солдаты. Тем утром туман был густ и полон едкого запаха гари. Она стояла в тусклом утреннем свете и повторяла отцовские слова снова и снова, пока солдаты выволакивали ее мать, отбивавшуюся и кричавшую, из их хорошенького белого домика. Они заставили девочку и ее отца смотреть на то, что они делали с ее матерью. А затем повесили и отца, и мать Кэт рядом, на ветке дуба на краю поля.
Эти события происходили в жизни другого человека. Женщина, которая твердой рукой вела фаэтон, запряженный парой лошадей, по залитым светом фонарей лондонским улицам, называла себя Кэт Болейн и считалась одной из знаменитейших актрис лондонской сцены. Бархатный плащ, согревавший ее промозглым вечером, был ярко-вишневый, а не дымчато-серый, и на шее ее сияла жемчужная нитка, а не черная траурная бархотка.
Но она по-прежнему ненавидела туман.
Остановившись перед городским домом месье Леона Пьерпонта, Кэт бросила поводья груму и легко спрыгнула с козел.
– Прогуляйте их, Джордж.
– Да, мисс.
Она остановилась перед лестницей, чтобы окинуть взглядом классический фасад, освещенный мягким светом мерцающих масляных фонарей. Как и все, что окружало Лео Пьерпонта, этот дом на Хаф-Мун-стрит был тщательно рассчитан на нужное впечатление – большой, но не слишком, элегантный, но с налетом увядающего великолепия, свойственного гордому представителю благородного сословия, вынужденному жить в изгнании. Когда человек живет жизнью, которая, по сути дела, одна большая ложь, внешнее впечатление – это все.
Она застала Лео Пьерпонта в обеденной зале. Он сидел за столом, сервированным на одну персону, среди тонкого фарфора, сверкающего серебра и искрящегося старого хрусталя. Это был стройный, хрупкого сложения мужчина, с которым годы, сколь бы тяжкими они ни были, обошлись благосклонно. Его лицо не портили морщины, светло-каштановые волосы почти не тронула седина. Кэт не знала, сколько ему в точности лет, но если принять, что Лео было почти тридцать, когда царство террора изгнало его из Парижа, ему должно было быть сейчас сильно за сорок.
– Не следовало вам приходить, – сказал Лео, с виду полностью поглощенный вкушением супа.
Кэт сорвала перчатки и вместе с ридикюлем, плащом и шляпкой бросила их на соседнее кресло.
– И чью репутацию вы боитесь испортить, Лео? Мою или свою?
Он поднял взгляд. В серых глазах мелькнула усмешка.
– Мою, конечно же. Вашей репутации уже ничто повредить не может. – Он дал знак слугам уйти, затем выпрямился. Улыбка исчезла. – Полагаю, вы слышали, что случилось с Рэйчел?
Кэт оперлась ладонями на столешницу и подалась к нему. Под шелковым корсажем платья сердце ее колотилось быстро и сильно, но она сумела совладать с голосом.
– Это вы сделали?
Лео погрузил ложку в суп и аккуратно поднес ее к губам.
– Да что вы, ma petite[7]. Если бы я даже и желал смерти Рэйчел, неужели вы всерьез полагаете, что я убил бы ее столь театрально? В церкви? Насколько я знаю, стены были буквально залиты ее кровью.
Кэт смотрела, как его тонкая длинная рука тянется за хлебом.
– Это мог сделать один из ваших подручных.
– Я гораздо тщательнее подбираю себе исполнителей.
– Тогда кто же ее убил?
По лицу француза прошла тень, мимолетная тень треноги, так что Кэт даже почти – почти – поверила в то, что он может говорить правду.
Актриса резко повернулась и зашагала по комнате взад-вперед широким быстрым шагом.
Лео поудобнее уселся в кресле и стал следить за ней.
Я позвоню и попрошу принести еще бокал, – сказал он через минуту. – Выпейте немного вина.
– Нет, спасибо, не хочу.
– Тогда хотя бы перестаньте расхаживать по комнате. Это меня утомляет и плохо сказывается на пищеварении.
Она остановилась у стола, но не стала садиться.
– С кем у Рэйчел была назначена встреча прошлым вечером?
Взяв нож, Лео спокойно принялся намазывать хлеб маслом.
– Ни с кем из тех, кого бы я знал.
– В чем вы пытаетесь убедить меня, Лео? Что она пошла помолиться?
– В церковь обычно за этим и ходят.
– Но только не такие люди, как Рэйчел.
Кэт подошла к камину, остановилась перед ним и стала смотреть на пылающие угли. Они участвовали в рискованной игре, но кто бы ни встретился Рэйчел прошлой ночью, он был более чем опасен – он олицетворял зло. И то, что неведомый преступник с ней сделал, могло угрожать им всем.
– Власти будут расследовать ее смерть и могут на что-нибудь наткнуться.
– Осторожнее, ma petite, – сказал Лео, протягивая руку за бокалом. – У стен есть уши. – Он неторопливо отпил вина. Нахмурился. – Нет, я не думаю, что власти узнают что-нибудь такое, насчет чего нам следует тревожиться. Я отправился в ее квартиру утром, сразу, как только узнал о случившемся, но там уже шел обыск. Я зайду туда еще раз вечером и позабочусь, чтобы ничего представляющего для нас опасность не осталось.
– Вы можете прийти слишком поздно. Они успеют что-нибудь найти.
Лео издал тихий обиженный смешок.
– Вы что, серьезно? Это Лондон, не Париж. Англичане тупы. Они так боятся угрозы своим свободам со стороны регулярной армии, что готовы отдать города на разграбление ворам и убийцам, нежели завести нормальную полицию. Эти констебли ничего не найдут. Кроме того, – он бросил в рот еще кусочек хлеба, прожевал его и проглотил, – они думают, что уже знают, кто это сделал.
Кэт резко обернулась к нему.
– Вы сказали, что не знаете, кто это сделал!
– Я и не знаю, кто ее убил. Но лондонские власти считают, что они знают. Сейчас, когда мы с вами разговариваем, они, несомненно, уже арестовали его. Это некий виконт, знаменитый своим пристрастием к убийству себе подобных. У него странная фамилия. Что-то вроде Дьябло, или Дьявол, или…
– Девлин? – Девушка задышала необычно коротко и часто. Потом отошла от камина и подошла к Лео, не сводя настороженного взгляда с его лица.
– Именно. – Он посмотрел на нее честными, широко открытыми глазами, и она догадалась, что он играет с ней, давно зная, как зовут виконта.
– А, теперь припоминаю, – продолжил он, склонив голову набок и глядя на нее с улыбкой. – Девлин некогда был одним из ваших покровителей? До того, как он отправился на войну во имя короля и страны против сил зла под командованием императора Наполеона?
– Это было давно. – Кэт отвернулась и потянулась за плащом. Ей вдруг захотелось немедленно уйти, чтобы побыть наедине с собой.
Отодвинув кресло, Лео встал одним гибким движением, протянул руку и схватил девушку за локоть. Он остановил ее, вынудил повернуться, внимательно посмотрел ей в лицо. Он был так томен, так хрупок и изнежен с виду, что иногда забывалось, насколько быстро он умеет двигаться и как сильны его длинные тонкие пальцы.
Актриса ласково посмотрела на него, призвав все свое мастерство, чтобы не выдать себя. Только бы еще и сердце перестало предательски рваться из груди.
Однако Лео хорошо знал ее. Он ценил ее талант и понимал, что в своей единственной слабости она не признается никому, даже самой себе. Кривая усмешка тронула уголки его губ, затем померкла.
– Вам всего двадцать три, – прошептал он, коснувшись рукой ее щеки, – для вас ничего еще не может быть слишком давно.
ГЛАВА 11
Себастьян провел остаток ночи в маленькой комнатушке над задним двором «Черного оленя». Взглянув на постель, он снял сапоги, расстелил плащ на узкой деревянной лавке и улегся. На войне бывало и похуже. Доводилось проводить бессонные ночи на холодной каменистой почве или слушать шуршание прусаков по грязному полу.
Он не спал.
Когда рассвело, он поднялся со своего самодельного ложа и подошел к окну, выходящему на заваленный мусором двор внизу. Несмотря на сырое и промозглое утро, он широко распахнул ставни и полной грудью вдохнул едко пахнущий воздух, не переставая думать о том, что произошло вчера вечером.
Себастьяну всегда казалось, что у каждого в жизни случаются переломные моменты, когда человек принимает вроде бы незначительное решение, а в результате имеете очевидного будущего судьба швыряет его совершенно в иную сторону. Но сейчас трудно было понять, когда такой переломный момент случился в его собственной жизни. Было ли это в момент вспышки его гнева и рокового шага констебля? Или еще раньше – накануне вечером, когда он дал обещание обезумевшей от страха женщине?
Себастьян сжал губы и выдохнул. Несмотря на все, что произошло, он не жалел о сделанном.
Достав из кармана маленькую записную книжечку, он вырвал листок и быстро нацарапал на нем: «Пожалуйста, заверьте Мелани, что я не выдам ее. Что бы ни случилось, она не должна говорить ничего такого, что могло бы повредить ее репутации. От этого зависит ее жизнь. Д.» Сложив страничку пополам, он написал на внешней стороне имя и адрес сестры Мелани, затем сунул записку в карман.
Всю долгую ночь он спокойно обдумывал предстоявший ему выбор и пришел к трем вариантам. Он мог сдаться сэру Генри Лавджою, явившись на Куин-сквер и положившись на волю системы, более известной своими скорыми суждениями, чем стремлением к истине. Он мог бежать за границу, надеясь, что в его отсутствие кто-нибудь оправдает его честное имя, но если такого не случится, то ему придется провести в изгнании всю жизнь.
Или он может залечь на городском дне и начать самостоятельные поиски убийцы Рэйчел Йорк.
Рэйчел была необыкновенно привлекательной женщиной. Он неоднократно видел ее в различных городских театрах – и на сцене, и в избранном обществе, состоявшем исключительно из подобных женщин и богатых, знатных мужчин, которых эти женщины пытались завлечь. Он восхищался талантливой актрисой, но никогда не пытался сделать ее своей любовницей и даже не пробовал получить от нее больше, чем она была готова дать.
Он понять не мог, почему убийцей посчитали именно его, но не собирался полагаться на власти, надеясь, что они дадут себе труд восстановить реальную цепь событий. Когда городским сыщикам платят по сорок фунтов за каждого преступника, истинное правосудие часто становится жертвой алчности.
И потому в какой-то момент долгой бессонной ночи Себастьян принял решение. Он не скроется за границей и не станет глупо и доверчиво сдаваться сомнительному британскому правосудию. Где-то здесь бродит человек, убивший Рэйчел Йорк, и в поисках убийцы виконт мог полагаться только на себя.
Пять лет армейской разведки научили Себастьяна тому, что информация – важнее всего. Ему надо было переговорить с кем-нибудь, кто знал Рэйчел, кто мог бы назвать ему ее врагов, объяснил бы, зачем она в одиночку пошла холодной зимней ночью на свидание со своей смертью в маленькую захолустную церковь в Вестминстере.
Он уже решил, что связываться с кем-нибудь из родственников или друзей бессмысленно, поскольку за ними, несомненно, установят наблюдение. Но никто не подумает следить за актрисой, игравшей Розалинду – а Рэйчел играла Селию, – в ковент-гарденской постановке «Как вам это понравится». За женщиной, которая разбила сердце Себастьяна шесть лет назад…
Солнце поднялось выше, но сквозь неистребимый покров грязного тумана пробивались лишь слабые его лучи. Он слышал грохот фургонов и телег, направлявшихся в Ковент-Гарден, и жужжание каменного круга точильщика ножей во дворе внизу.
И приближающиеся к комнатушке быстрые шаги по коридору. Затем послышался осторожный стук и шепот:
– Эй, хозяин. Это я, Том.
Вчерашний беспризорник.
– Том? – спросил Себастьян с коварным изумлением. – Не помню, чтобы у меня был знакомый по имени Том.
С той стороны двери послышалось нетерпеливое ругательство.
– Да я тот карманник, что вчера пытался спереть у вас кошелек.
– А. И ты думаешь, что я открою тебе дверь, мой жуликоватый дружок?
– Да бог с вами, хозяин! Не до шуточек сейчас! Люди с Боу-стрит того и гляди по лестнице поднимутся! Они вас спрашивают! По крайней мере, вынюхивают, не вы ли тот тип, что пырнул констебля на Мэйфейр и…