* Крест коральеров — неуклюжее орудие добычи кораллов, зацепляющее их своими усеянными гвоздями перекладинами.
Правда, стиластер не образует, повидимому, банок в точном смысле слова, а лишь невысокие, сантиметров до 30, заросли, встречающиеся не только в Японском, но и в Охотском море, где они были обнаружены одновременно другим судном нашей экспедиции.Когда говорилось о тропических коралловых постройках, уже упоминалась красная известковая водоросль литотамний. Эта водоросль в виде мощных густоветвистых кустов-подушек широко распространена у нас в Баренцевом море, встречается в изобилии в Кольском заливе, у Медвежьего острова, у Шпицбергена и Новой Земли. Литотамний любит чистую, прозрачную воду глубиной от 10 до 40 метров, сильное течение. Его красно-фиолетовые ветви таят богатое население. Масса многощетинковых червей, червей немертин и гефирей, окрашенных под цвет литотамния змеехвосток, молодых ежей и звезд, прозрачных голотурий, двустворчатых моллюсков саксикава и модиола прячется поглубже, а снаружи селятся красные, прозрачные или оливковые оболочники (асцидии), большие с пышно-ветвистыми щупальцами актинии, многощетинковые черви в кожистых и известковых трубках, ползают крупные иссиня-черные голотурии, брюхоногие моллюски — блюдечко и несколько пород моллюсков, окрашенных под цвет литотамния либо сплошь, либо пятнами, здесь же прирастает двустворчатая аномия и смирно лежит красивый, чаще всего красный, густоребристый небольшой гребешок, пока не придет ему охота переменить место резким хлопком створок; многочисленны и разнообразны здесь и креветки, есть крупный рак-отшельник и длинноногий краб-хиас. Из крупных рыб на литотамний чаще всего встречаются пестрая, вооруженная могучими зубами зубатка и колючий скат.
Литотамний
Потеря отданных на литотамниевых банках якорей при попытке подъема их — обычное явление. Часто перетираются о литотамний пеньковые или манильские якорные канаты. Подводная лодка, ложась на грунт там, где есть литотамниевые банки очень сложных очертаний, рискует получить вмятины, заклиниться или выдать себя стуком и скрежетом.Вот этот-то ветвистый литотамний и обозначается на морских картах нашего севера, как «коралл».Оказывается, есть, однако, и настоящие шестилучевые мадрепоровые кораллы, не боящиеся низких температур воды и проникающие далеко в высокие широты, забираясь к тому же в глубины, недоступные для их тропических собратий — мадрепоровых кораллов-строителей.Эти кораллы — лофелия и амфихелия — встречаются почти сплошной, но узкой полосой от Гибралтарского пролива до севера Норвегии, в живом или в полуископаемом (отмершем) состоянии. Основную роль в образовании массива банок играет лофелия. Как и в тропиках, к этим мадрепорам присоединяются восьмилучевые кораллы — альционарии — крупные древовидная примноа и кустистая парагоргия и уже знакомые нам стиластеры из гидрокораллов.Глубины, на которых встречены живые банки лофелии, колеблются от 60 — 70 метров в Трондьемском фиорде до 300 — 350 метров у острова Сэрэ на 70°30' северной широты (Норвегия). Полуископаемые (мертвые) банки лофелии встречаются на большой глубине — до 600 — 700 метров.Пока еще банки лофелии изучены очень мало. Для этого необходимо произвести глубоководные водолазные спуски или спуски в батисфере (батистате).
Уголок мангровой заросли
Вечнозеленые деревья мангров все время роняют листья, а старея, гибнут и сами. Корни-подпорки и дыхательные корни задерживают не только это быстро разлагающееся растительное вещество, но и речные наносы и множество трупов и раковин из густо населенного затопляемого приливом нижнего этажа мангровых зарослей. Образуется чрезвычайно богатая, плодородная почва. На ней поселяются другие растения. Постепенно, на протяжении столетий и тысячелетий, живые мангровые растения отодвигаются таким нарастанием почвы, обмелением прибрежья в сторону моря, вдали от которого они не могут жить. В тылу, со стороны суши, остается постепенно усыхающее мангровое болото, где растут другие, менее «морские», мангровые, красивая пальма нипа, способная жить и стоя корнями в воде и на суше, и некоторые совсем сухопутные растения. Сама же мангровая заросль медленно, но безостановочно движется в сторону своего внешнего края, т. е. к морю. Там она нередко душит коралловые окаймляющие рифы илом, гниением растительных остатков, затеняет их, и, в результате, как выражаются лоции, «мангры съедают коралловые рифы». В атоллах мангры почти всегда могут селиться только с внутренней стороны, по берегам лагуны, затем они постепенно «съедают» лагуну, заполняя ее и подавляя растущие в ней кораллы.Мангровые заросли, большей частью заболоченные, могут простираться в глубь страны на десятки километров от берега, особенно по берегам рек в приустьевых участках и окаймлять берег на протяжении сотен километров.Уже при морозе 3 — 4 градуса все мангровые растения быстро гибнут, поэтому они почти не выходят за пределы тропиков.Из 25 пород мангровых только 4 встречается и на берегах Центральной Америки, а остальные два десятка пород растут только в «Старом Свете» — по тропическим берегам Африки, Австралии, Азии, на островах Индийского океана и западной части Тихого океана.Наиболее известны и разнообразны мангровые заросли по берегам Индо-Малайского архипелага (по восточному берегу Суматры, по всему побережью Борнео и других островов). На севере мангры достигают Флориды и южной Японии.В затененной, защищенной от солнца и прибоя воде мангровых зарослей обитает многочисленное, но не слишком разнообразное население, способное существовать и в опресненной и в соленой воде, а порой при значительном падении уровня и оставаться вовсе на воздухе на несколько часов.Забавная пучеглазая рыбка из бычков сантиметров до 15 длиной — периофтальмус, с большими глазами, вращающимися, приспособленными для наблюдений «за воздухом», проворно прыгает и ползает с помощью своих грудных плавников по ходульным и дыхательным корням, забираясь, когда надо, и на ветки. Она часами может оставаться без воды, ловя неосторожных насекомых, обитающих в воздухе. Периофтальмус, находясь сам на суше, все же норовит оставить кончик хвоста в воде. Только в случае опасности периофтальмусы спрыгивают или сваливаются в воду. Такое амфибийное существование ведут и многие обитающие в мангровых зарослях крабы.В воде ползают странные древнего происхождения раки — мечехвосты. Нередко в тени мангров дно, там, где поглубже, бывает покрыто зарослями морской травы, в которых ютится множество креветок, мелких улиток, морских игол и других рыбок.В норах на берегу живут разные крабы, покидающие свои пещеры только ради ночных путешествий: одни — вверх к листьям мангров, которые они объедают, как гусеницы, другие же — в воду, чтобы смочить жабры и поесть. Огромная клешня, которой крабы, сидя у входа в норы, энергично машут и издают скрипящие тихие звуки, дала им прозвище «манящих».Обычны здесь и раки-отшельники в красивых раковинах. Особенно богаты мангровые заросли устрицами, сплошным, порой многослойным ковром покрывающими основания мангровой чащи до того уровня, куда достигает прилив.Изящны пестрые раковины каури или ципрея. В стволах мангровых деревьев и в их корнях поселяются гигантские древоточцы — червевидные двустворчатые моллюски, достигающие пяти-шестисантиметрового диаметра и почти двухметровой длины.На поверхности ила обитают также крупные чашевидные или грибовидные губки, безостановочно шевелят своими гибкими длинными лучами змеехвостки — офиуры, медлительно ползают большие правильные пятилучевые звезды.В воздухе носятся тучи москитов, комаров, слепней. Они выводятся и в дуплах мангровых деревьев, где застаивается вода от дождей, и в воде среди деревьев. Малярия, желтая лихорадка и другие, менее распространенные, но не менее опасные тропические болезни угрожают людям, проникающим в мангровые чащи.Богато здесь птичье население: пеликаны, фламинго, фрегаты, фаэтоны, бакланы, «солнечные», «теневые» и обыкновенные цапли, лапчатоноги, ибисы, аисты, кулики, чайки и крачки находят здесь обилие разнообразной пищи, особенно в часы отлива. Гнезда фламинго — усеченные конусы затвердевшего ила на незалитых водою прогалинах между манграми; ряды этих гнезд представляют настоящее противотанковое препятствие, своего рода надолбы.Во многих местах в мангровых зарослях укрываются крокодилы, некоторые породы ядовитых змей. На юго-востоке Азии и Индо-Малайских островов в мангры порой забегают тигры и подкармливаются там питательной ракушкой локан.Проникновение в мангровую чащу — для людей дело сложное. Частокол дыхательных и ходульных корней, забор из корней-подпорок вместе с ветвями и стволами представляют труднопроходимое препятствие.Соскочить за борт шлюпки, чтобы протолкнуть, перетащить ее через завалы из стволов, ветвей и корней, не только рискованно, но местами просто безрассудно. Вместо того, чтобы оттолкнуться ногами от дна и руками двинуть вперед шлюпку, человек быстро вязнет в черном зловонном илу, булькающем пузырями гнилостных газов. Водные коридоры в мангровых зарослях узки, извилисты, ориентироваться в них трудно даже бывалому человеку. Плохо приходится и при пешем продвижении по внешнему краю мангровых чащ, обращенному к морю, даже там, где они отгорожены от открытого моря, как это иногда бывает, песчаной косой, намытой прибоем. Песок мягок, а то и зыбуч, итти мешают корни и остатки мангровых стволов.Сто-полтораста лет назад в мангровых чащах прятали «груз черного дерева», как называли тогда работорговцы невольников, перед погрузкой на корабль. Да и сами эти корабли не раз скрывались за манграми, там, где это позволяли глубины. И в наши дни используются малая доступность и скрытность мангров и с моря и с воздуха.Мангровая кора — хороший дубитель, и вот японцы перед второй мировой войной получили ряд концессий на разработку мангровых зарослей, иногда в самых глухих, но важных с военной точки зрения местах находившихся под властью голландцев островов Индо-Малайского архипелага. Перед началом второй мировой войны голландцы спохватились и обследовали эти концессии. Оказалось, что японцы, занимаясь заготовкой и вывозкой мангровой коры, настроили в мангровых чащах не только бараки, сараи и коттеджи, но и в одних местах огромные, в других — маленькие, многочисленные бетонные площадки, замаскировав их от наблюдения с воздуха. Будучи допрошены, японские управляющие единодушно заявили, что они строили площадки для тенниса и других спортивных занятий. Повышенную же прочность бетонного покрытия они также непринужденно и уверенно относили за счет своей японской привычки все делать солидно, прочно, на многие годы. В действительности это были аэродромы и площадки для орудий, которые завеса мангров скрывала от чужих глаз.Несомненно, что сами по себе мангровые заросли служат большим препятствием для развития страны, отгороженной от моря их труднопроходимым барьером.
«Ослиные» пингвины
Знакомые посетителям Московского зоосада занятные африканские или ослиные пингвины не доходят до экватора только на 17° широты по омываемому холодным течением западноафриканскому побережью. Более мощное Гумбольдтово, или Перуанское, холодное течение позволяет южноамериканским пингвинам добираться почти до экватора по материковому берегу в Перу и жить на самом экваторе на замечательных для натуралиста и во многих других отношениях Галапагосских островах.Пингвины в самом деле «не доходят». Они ведь не летают, давно и прочно приспособившись к ходьбе по суше, где они важно и презабавно маршируют целыми взводами и ротами, держа свое тело отвесно, напоминая повадками людей, которых они мало знают и которые возбуждают у них живейшее любопытство. Они так засматриваются на действия фотографа или рисовальщика, что нет ничего легче, как получить хороший снимок группы пингвинов и даже сделать рисунок с этих смешных натурщиков. Смешны их склоненная набок голова, пристальный взгляд, стоячее положение, черно-белое или серо-белое одеяние вместе с общительностью и шумливостью.Еще лучше, чем на суше или на льду, чувствуют себя пингвины в воде — они превосходные пловцы. Плавают они с помощью крыльев-ластов или, вернее, плавников, где даже перья превратились в своего рода чешую, плавников, никак не пригодных для полета, но великолепно гребущих.Пингвины хорошо ныряют, также работая своими плоскими крыльями, развивая при этом под водой скорость до 30 — 40 километров в час — быстрее подводной лодки, но, конечно, только на коротких расстояниях. Ноги пингвинов при нырянье служат в качестве руля, да и само тело птицы способно изгибаться в стороны. Много десятков метров проходит пингвин под водой, на мгновенье поднимается на поверхность, чтобы набрать воздуха и снова уйти под воду.Некоторые виды выскакивают при этом из воды короткими прыжками, чередуя их с ныряньем. Такими прыжками в метр-полтора высотой пингвины могут выбираться на льдины или на скалы.Оригинален способ передвижения по снегу у «пингвина Адели», который частенько ложится на брюхо и скользит по снегу, отталкиваясь от него крыльями и лапами. Другие пингвины нередко подолгу лежат на брюхе, устав стоять на ногах. Когда же «пингвины Адели» маршируют, то их раскачивающаяся походка напоминает походку много плававших моряков.Пищей крупных видов пингвинов служат рыбы, каракатицы и кальмары, раки. Мелкие едят не только мелкую рыбешку, но и планктонных рачков — «капшака». Сами пингвины — излюбленная добыча хищного и быстрого тюленя — морского леопарда и косаток.Пингвины откладывают одно яйцо (наиболее крупные — в метр-полтора ростом пингвины «императорский» и «королевский» — два). Насиживают яйца они на своих «базарах», где действительно стоит гам, слышный на мили вокруг.Африканский пингвин ревет так неистово, что заслужил этим вторую кличку — «ослиного».Те, кто кладут одно яйцо, не «насиживают», а «настаивают» его, держа яйцо между лапами и прикрывая его складкой кожи брюха, вроде кармана.Императорский пингвин выводит своих детенышей среди антарктической зимы, во тьме полярной полугодовой ночи и не где-нибудь, а на окаймляющем материк Антарктиды ледяном барьере.Более мелкие виды пингвинов ведут себя в этом отношении обычнее, насиживая яйца на суше и полярным летом.Насиживают по очереди самец и самка. Птенец растет медленно и меняет за время роста две пуховые шубки.Яйца африканских, перуанских и галапагосских пингвинов собирают для еды, а помет пингвинов, обитающих за пределами южных полярных вод в достаточно бездождных, засушливых местах, — значительная составная часть залежей гуано. Нередко пингвины массами уничтожаются моряками, употребляющими их в пищу.
Бескрылый чистик
Вес больших пингвинов достигает 30 — 40 килограммов, а мелкие виды, высотой по 40 сантиметров, весят около 3 — 4 килограммов.Название «пингвин» первоначально принадлежало гигантскому нелетавшему «бескрылому» чистику северного полушария, а затем перешло к внешне похожим на него нелетавшим морским птицам южного полушария — пингвинам нынешним. Сходство же «пингвина» северного полушария с пингвином южного, совсем разных по происхождению, объясняется их предельной приспособленностью к сходным условиям существования.Когда-то бескрылый чистик (или «бескрылая гагарка») был обычнейшей птицей на побережьях северной части Атлантического океана, о чем свидетельствуют даже рисунки доисторических людей. Гренландия, Лабрадор, Фарерские острова, Исландия были основными местами его обитания, а Исландия стала и последним. Весь XVIII век и начало XIX века шло усиленное истребление бескрылых чистиков — крупной, с гуся величиной, жирной птицы. В 1830 году погрузился в воду вследствие вулканических явлений исландский остров Гейрфугляскер, очень трудно доступный для людей и поэтому бывший последним пристанищем бескрылых чистиков. При катастрофе погибло множество птиц, а оставшиеся в живых переселились на более доступный для охотников остров Эльдей, где уже в 1844 году убили последнюю пару этих замечательных птиц. Несколько десятков чучел, скелетов и яиц в ряде музеев мира — вот и все, что осталось на память об огромных птичьих базарах, населенных бескрылыми чистиками.А ведь было время, когда шедшие из Европы бретонские, норвежские, английские рыбаки в тумане, обычном в этом углу Атлантического океана, узнавали по появлению резвившихся в воде «бескрылых» чистиков, пользовавшихся, как веслами, своими непригодными для полета крыльями, о том, что их шхуны наконец-то на Большой Ньюфаундлендской Отмели, богатой рыбой.Только столетие прожил со времени своего открытия натуралистом экспедиции Беринга Стеллером красавец очковый баклан; в середине прошлого века его уже не стало, сохранилось только шесть чучел очкового баклана в различных музеях, в том числе и у нас в Ленинграде в Зоологическом институте Академии наук СССР.Чайка, пожалуй, первая из морских птиц, которую вспоминаешь при словах «морская птица».Крики, хохот чаек сопровождают ход рыбы, выдают даже в тумане место пловучего или берегового завода, обрабатывающего рыбу, китов или тюленей, напоминают о недавнем шторме; после него эти неутомимые побирушки роются в выброшенных волнами водорослях и всяком другом соре.Чайки — хорошие летуны, хотя сравнительно быстро устают, пловцы и бегуны, но никак не ныряльщики; ныряют они редко, очень ненадолго и совсем неглубоко. В портах, у рыбных промыслов, береговых китобойных станций, тюленебойных баз и в тому подобных местах чайки прекрасно исполняют обязанности мусорщиков.Когда чайке удается много парить и скользить по воздушным струям, как бы опираясь на восходящие, поднимающиеся от теплой воды потоки воздуха, тогда чайка не торопится сесть на воду, а лишь ухватывает с ее поверхности клювом или лапами какую-нибудь живую или мертвую добычу, начиная с живой сельди и кончая выброшенной из камбуза селедочной головой. Когда чайки парят, можно вскоре ждать перемены погоды к худшему: погода неустойчива, раз есть восходящие токи воздуха, давление понижено, вода теплее воздуха.Зато, когда чайка села на воду или даже на оснастку и орудия корабля, чтобы только не летать, тогда можно надеяться на устойчивую хорошую погоду, как и говорится в морской стихотворной примете о чайке, севшей в воду. А сели чайки потому, что нет им поддержки от восходящих воздушных потоков — вода холоднее воздуха, давление высокое, значит, можно ждать хорошей погоды.«Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску» — другая морская поговорка. Раз уж чайки вышли на берег, следует ждать шторма и, скорее всего, затяжного.Если у ныряльщиков-пингвинов, которым нужен большой удельный вес, кости сплошные, то у летунов-чаек они полые, наполненные воздухом, пневматичные, как говорят специалисты. Поэтому тело чайки так неглубоко садится в воду при плавании. Вероятно, резкое понижение давления воздуха, предшествующее шторму, заставляет полые косточки чаек ныть, извещая их, что скоро поднимется ветер и волны понесут на берег всякую поживу. Чайки ведь вечно голодны, их прожорливость вошла в поговорку. Возможно и то, что чайки слышат не воспринимаемый невооруженным человеческим ухом «голос моря», открытый академиком Шулейкиным, эти инфра-звуковые колебания воздуха, возбужденные далеким еще штормовым волнением. Впрочем, насколько пока известно, инфразвуки птицы слышат не лучше нашего.Предполагают еще, что пустые внутри очины контурных перьев можно сравнить с анероидами. Изменения давления от очинов передаются окончаниям перовых сосочков кожи птиц.Неудивительно, что природа выработала у чаек в этом случае так называемый условный рефлекс: раз достаточно сильно понизилось давление воздуха, чайки, повинуясь веками выработанному рефлексу, выбираются на песчаные или галечные берега, где только они есть, и начинают нетерпеливо бегать по берегу с вытянутыми к морю шейками; они как бы прислушиваются и принюхиваются, не идет ли буря. Вот отсюда пошла эта рифмованная морская примета о чайке, бродящей по песку и сулящей моряку «тоску», т. е. заботы и трудности во время шторма.Сельское хозяйство во многих местах немало выигрывает от того, что чайки, бегая подчас вслед за плугом, очищают поле от личинок вредных насекомых, а затем и от взрослых насекомых-вредителей, будь то бабочки, жуки или саранча. При появлении полчищ кочующей саранчи чайки сопровождают ее в таком количестве, что образуют своего рода стену в воздухе, колышащуюся и невероятно шумную.Что-то человеческое чудится нам в криках чаек, воплях, стонах, хохоте. Особенно выразительными кажутся голоса чаек в штормовую пору, когда порой мы склонны приписать чайкам свои мрачные мысли. Тоска, озабоченность, страх слышатся тогда нам в голосах чаек, а на деле птицы либо радуются богатой добыче, либо волнуются от того, что дохлая рыбка или неведомо откуда попавшая хлебная корка перехвачена товаркой. За удачливой чайкой летят подруги, бьют и клюют ее до тех пор, пока она не уронит завидного кусочка. Шум тут возникает невообразимый.Но еще больше шума поднимают чайки на своих гнездовьях в пору насиживания яиц и выкорма птенцов, особенно при нападении различных хищников, вроде поморников, близких родичей чаек. Огромные поселения — «базары» живут беспокойной, тревожной и деятельной жизнью.Все виды чаек не летают далеко в море, рассчитывая на поживу у берега, кроме одной чайки-моевки, или трехпалой чайки, которая нередко перелетает северную часть Атлантического океана и северную окраину Тихого океана, сопровождая корабли или охотясь за рыбой. Это самая мелкая чайка, величиной с крупного голубя, мелкая и очень крикливая в море, что уже сразу отличает ее там от других чаек, не склонных шуметь вдали от берега.Чайки непрочь поживиться отбросами, оставляемыми кораблем в своей кормовой струе, но они, если не считать трехпалой чайки, не сопровождают корабль дальше нескольких десятков миль от берега. Зато при каботажном, прибрежном плавании кораблю не уйти от чаек, этих белых ворон моря, встречающихся по берегам всюду, за исключением приполярных пространств.Поморники — самые крупные и сильные птицы из чаячьего семейства и самые отчаянные разбойники. Они нападают на чужие гнездовья и пожирают яйца, птенцов, непрочь заклевать и слабую или больную птицу, способны с налета отважиться клевать в голову плывущего человека, особенно же слабого, потерявшего сознание, держащегося на воде только благодаря спасательному нагруднику. На суше поморники страшны пеструшкам (леммингам), молодым песцам и всякой птичке. Не отказываются поморники от любой падали на воде или на берегу. Даже крупных чаек и других морских птиц поморники своим неустанным преследованием доводят до того, что те роняют добычу; да что — роняют, порой и из желудка своего отдают поморникам, только бы отвязались. Лишь полярная сова не боится поморника и, больше того, страшна ему.