Жанна Голубицкая
Бразилия
Пролог
Фига
— Черт-черт-черт! Никогда не найти места для парковки, особенно когда опаздываешь к планерке! — бормотала Яна, одновременно докуривая сигарету, спешно прощаясь с мамой по мобильнику и пытаясь пристроить на стоянке возле редакции свой слишком большой для хрупкой девушки джип. Этот по-американски брутальный внедорожник был ее главным богатством — и он был так же огромен, как и кредит на него, выплатам по которому конца-краю пока даже не предвиделось.
Другим богатством 29-летней Яны была, пожалуй, только работа. Должность специального корреспондента в редакции солидной ежедневной общественно-политической газеты. Хотя признаков повышения более чем скромной зарплаты пока тоже не маячило ни на горизонте, ни даже за ним… Вот так: все богатства — с оговоркой «хотя»! Об этом Яна часто размышляла, стоя в бесконечных московских пробках. Ну почему? Почему? Она же старается, работает, пытается делать на отлично все, за что берется. Она отличница даже в постели. Но…
Но через месяц ей 30, а мечты не торопятся сбываться. Где ты, головокружительная карьера, софиты и аплодисменты в ее адрес по поводу вручения премии как лучшему журналисту? Где ты, колечко с бриллиантом солидной каратности как знак серьезности намерений и просьба выйти замуж? И где ты вообще, любимый?
Увы, главное в ее жизни счастье — тоже с оговоркой «хотя». Она безумно влюблена, он ее хочет. Они — отличная пара, хотя… Хотя он женат, он ее начальник, он ее намного старше и, судя по всему, серьезных намерений по отношению к Яне никогда не имел. Несмотря на очень выразительные, прямо-таки фигуральные, клятвы в любви, которыми он исправно кормит ее вот уже целый год. В такие слова поверит любая живая женщина, если только у нее есть уши. Потому что даже трудно себе представить, как можно ТАК врать! В понимании Яны, лживые признания — это некие общие фразы, от которых за километр разит заимствованностью и бэушностью. Список таких изношенных выражений, запрещенных к употреблению как штамп, даже висит на доске в редакции. Их знает каждый мало-мальски уважающий свое будущее дело студент журфака. А в признаниях ее мужчины каждое слово выверено, прочувствовано, сказано вовремя — в нужном месте, в нужный момент. К этому у него прямо талант какой-то! В Янином гардеробе нет не то что кофточки или юбочки, но даже бантика или заколочки, которую бы он не подметил своим цепким взором и не отвесил бы комплимент к месту! Все, все указывает на то, что он небезразличен к ней, наблюдает за ней, почти следит. Да что там — он ее желает, причем достаточно часто для своего не слишком юного возраста. Но дальше тайных свиданий, полных страсти, дело никак не идет. Неужели он все-таки сознательно и цинично ее обманывает, умело подбирая правильные слова, чтобы молодая любовница не сорвалась с крючка?
Впрочем, любовные признания в исполнении этого человека и не могли быть другими — положение обязывает. Ее начальник — человек творческий, талантливый, с большим стажем в журналистике. И в покорении женских сердец тоже. Его даже зовут не как-нибудь, а Лев Николаевич. Янин Лев — тоже классик. Но классик мужского жанра: осанка царственная, торс монументальный, а свои дорогущие костюмы он носит с поистине президентским достоинством. В свои пятьдесят с небольшим он без уважительной причины не пропускает ни одного занятия в спортклубе, турнира по большому теннису и горнолыжного сезона, сохраняя прекрасное подтянутое тело. А лицом если и стареет, то умудряется делать это красиво — достойно, интеллигентно, даже стильно. Представьте: волевой профиль, легкий загар, лучистые глаза, открытая улыбка — эдакий мачо слегка за полтинник в стиле Хулио Иглесиаса или Адриано Челентано. А еще — Саркози, Берлускони или нашего министра иностранных дел Сергея Лаврова. По Яниному мнению, ее Лев Николаевич без труда и весьма органично вписался бы в выразительный ряд этих харизматичных лиц мужского пола. Портрет героя-любовника триумфально венчал бархатный баритон и безупречные манеры ловеласа из высшего общества.
«Нет, так нельзя, сейчас расплачусь!» — подумала Яна, свирепея сама на себя. Дело в том, что она повторяла эту свою мысль, как мантру, каждый день в это же время на этом же месте.
Выкинув окурок, девушка резко вывернула руль и поползла назад, филигранно, словно балерина пуантом, поигрывая носком сапога на шпильке по тугой педали тормоза. Этому трюку ее научил Лев: при автоматической коробке передач такой маневр обеспечивает габаритному авто равномерное движение назад, позволяя ювелирно точно вписаться в любой узкий проем. Для Москвы это очень важное умение. А Лев вообще знал все и лучше всех — в этом его любовница убеждалась уже не раз. Ей иногда даже казалось, что она молится ему как богу — спрашивает совета, кается в грехах, преклоняет колена… Только вот божество ее все чаще ведет себя как безучастный каменный идол. Он, конечно, еще не до конца превратился в сфинкса, но все реже проводит с ней вместе целую ночь. Увы, в последнее время все ангажементы от Льва сводятся к приглашению в его кабинет. Он уверяет, что в его кабинете — все самое лучшее: отменный вид из окна, коллекционный коньяк, и вообще его заводит вид красивой девушки на рабочем столе.
А ведь было время, когда они летали на уик-энд в Вену — послушать оперу и провести ночь в объятиях друг друга в маленьком старинном отельчике. Жаль, но романтика мужчинам слишком быстро приедается. Куда быстрее, чем женщинам. Такое случается сплошь и рядом: девушка только вошла в раж, разогналась, опьянела от любви, а ему уже не хочется тратить на поддержание этого адского пламени свои деньги и время. У Льва есть семья, жена, взрослые уже дети, положение в обществе — он вхож в политический бомонд, где слывет хорошим семьянином. Конечно, ему ни к чему портить свое тщательно взлелеянное реноме! Но свои хотения он все же привык удовлетворять. Вот он и реализует свою страсть к Яне без отрыва от производства — так удобнее, быстрее и дешевле. А когда страсть пройдет, не понадобится и этого…
И при этом каждое божье утро Яна с ужасом осознавала: она соскучилась по Льву! Да-да, за одну ночь она успевала по нему соскучиться! Это уже не любовь, а зависимость какая-то! Почему не ему, а ей мало этих мимолетных встреч в кабинете? Почему она больше хочет его, чем он ее? Ведь мужчина — он! Иногда ей до безумия хотелось схватить Льва, затолкать его в машину и вывезти куда-нибудь далеко-далеко, в уединенное место, чтобы там, вдали от людей, он существовал на этом свете только для ее личного пользования! «Боже, ты мыслишь, как маньяк-насильник!» — осаживала себя Яна в те минуты, когда вдруг понимала, что ведет себя неприлично. Ну разве, скажите, прилично 29-летней барышне, оказавшись в лифте с собственным боссом, вместо того чтобы скромно опустить очи долу, хватать его за задницу? А так оно, увы, и было. И неоднократно. Лев обладал просто сверхъестественным даром возбуждать в ней прямо-таки животное желание! Даже мысли о нем вызывали в Яне почти физическое томление — где-то в районе четвертого снизу позвонка. И сейчас ей больше всего на свете хотелось выманить любовника на наступающие выходные в загородный гольф-клуб, где они могли бы спокойно насладиться друг другом. Но как-то так повелось, что свидания в их паре всегда назначал только он. Если назначал вообще… А она могла лишь тонко намекать на свое желание.
Большой черный джип, блестя лакированными боками, пятился, как гигантский навозный жук. Наконец, свесив обе ножки, как маленькая девочка со слишком высокой для нее карусели, Яна выпрыгнула из своего черного монстра. Победно пикнула брелком сигнализации — этот короткий утренний писк означал, что сегодняшний сложный аттракцион под названием «А ну-ка припаркуйся с утра пораньше у родной редакции!» завершен. А день только начался.
— Ну что, запарковала свой танк? — окликнул ее белобрысый парень. — Я тебя жду, побежали. А то опоздаем.
Это Антон, ее коллега. Яна только помотала головой: мол, не жди. Ехать в лифте, идти по коридору, вяло беседуя ни о чем, — не сейчас. Ей надо наконец додумать свою великую думу. И что-то ей подсказывало, что надо сделать это именно сегодня. Каждое утро, в финале привычной мантры, на площадке перед редакцией и перед тем, как войти в здание, Яна давала себе очередное обещание — взглянуть правде в глаза. Признаться хотя бы самой себе, что ее любовь — ее собственная фантазия. Обман, которым она рада обманываться все дальше и дальше.
Любовь, которую внушил ей многоопытный Лев, — не что иное, как извечный мужской трюк, которым владеет каждый произошедший от Адама. Просто Янин «предмет» владеет им особенно виртуозно.
Пока ее Лев развлекается, она лишь теряет время, растрачивает попусту свою красоту, молодость и талант. Ведь она старается любить его не просто, а талантливо, вкладывая всю душу. Как того и заслуживает такой необыкновенный, элегантный и роскошный мужчина, как ее Лев Николаевич. Как писала Цветаева:
И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох…
— И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох!
На этом месте грустные размышления Яны обычно заходили в тупик. Так произошло и сейчас. Еще ни разу она не осмелилась прямо взглянуть в глаза не то что правде, но даже самому Льву. Как только он приближался к ней, она таяла, как мороженое на солнцепеке, и забывала обо всем на свете. Утыкалась ему в грудь, вдыхая запах его туалетной воды, и мечтала только об одном — как бы побыстрее слиться с ним в экстазе.
Боковым зрением она заметила длинный черный «БМВ» представительского класса и курящего рядом персонального водителя. Значит, Лев уже здесь. На часах без трех десять. Если она не сумеет за эти три минуты взлететь на лифте на последний этаж, скинуть пальто и подкрасить губы, она опоздает на планерку. А это будет означать не только штраф, но и то, что день начался неправильно. А что может быть хуже, чем начать день с косяка?
На планерку она все-таки опоздала, день не задался. Значит, и вечер, скорее всего, не удастся…
В редакции стояла тишина и пустота. Все кому полагалось сидели на утреннем совещании. Остальные еще не приехали. На часах было десять минут одиннадцатого. Теперь лучше не ходить вовсе, чем врываться с опозданием. В высокие, с пола до потолка, панорамные окна огромного зала для журналистов, на американский манер разделенного на рабочие места лишь перегородками, заглядывало неласковое осеннее солнце. «Скоро и его не будет, — грустно подумала Яна, — и тогда почти до самого апреля — темнота, непогода и никакого витамина D!» Она подошла к окну и бездумно уставилась на бегущий, едущий и отчаянно сигналящий Новый Арбат.
Льва она всегда узнавала по звуку шагов. Оборачиваться не было нужды, по залу шел он. Интересно, почему он не на планерке? Едва ли он опоздал, его машина давно здесь. Наверное, сейчас уедет куда-нибудь на переговоры…
Яна так и не повернулась, но каждый позвонок в ее вытянутой как струна спине напрягся и спрашивал: что скажешь ты мне, милый?
Теплые крепкие руки обхватили ее сзади за талию и прижали к мощному торсу. Спиной она почувствовала не только груду мышц, но и всю силу желания, исходящего от этого умопомрачительного тела. С трудом уняв внутреннюю дрожь, она тщательно проконтролировала, чтобы поворот головы был эффектным. Тонкий девичий профиль на фоне окна, где последние скупые солнечные лучи пронзают холодную синь ноябрьского неба. «Все-таки труженица слова и образа остается ею даже в глубоко личные моменты, — улыбнулась Яна про себя. — Никуда мне не деться от привычки оценивать „выразительность мизансцены“ и „поэзию момента“ со стороны — хоть я и сама с ног до головы в этой сценке. И не в лучшей роли! Я же знаю, что он меня не любит. Но картинка все равно красивая: он, она, окно… Кому что внутренний голос подсказывает, а мне — как бы это выглядело на бумаге или на экране! Получается, мой внутренний голос работает не на меня, а на мою профессию… Бред какой!» — Мысли проносились в Яниной голове со скоростью и хаотичностью броуновского движения.
«Это нервное, — решила она. — Меня уже год исправно колбасит, когда он приближается. Пора бы уж привыкнуть. Надо взять себя в руки, приветливо улыбнуться и поздороваться, желательно без дрожи в голосе»:
— Доброе утро, милый!
— Здравствуй, дорогая… Любимая, единственная.
Вот в этом он весь! Больше года длится этот вынимающий ей душу спектакль.
А ехидная работница пера, каким-то чудом уцелевшая в Яниной поплывшей от страсти голове, все не унималась: «Отменная драматургия сцены: она у окна спиной, он неслышно подходит сзади. Обнимает ее за плечи, поворачивает к себе… Но нет, это не эротическая поза, а всего лишь проходной кадр из бесконечного сериала о производственных буднях одной большой редакции. Под рабочим названием „За пять минут до любви“. Ибо не пройдет и пяти минут, как начнется эротический дубль. Вы вдвоем, все остальные на планерке. У вас есть целых двадцать минут. Все это было уже сто тысяч раз. И ни разу не привело к какому-то новому витку в ваших отношениях. Тебя просто вежливо и со вкусом используют, детка!»
«Заткнись, грусть!» — одернула Яна «работницу пера». Зачем она все время талдычит ей неприятную правду? Это же просто негуманно!
Лев поцеловал ее в ключицу. Губы сухие и теплые.
— Ты прекрасно выглядишь! Впрочем, как всегда.
— Спасибо, ты тоже ничего!
— У меня есть для тебя кое-что… Зайдем ко мне на минутку?
— Конечно. На минутку.
Этот диалог повторялся почти всегда, лишь с небольшими вариациями. В кабинете он усаживал ее на свой стол и начинал покрывать поцелуями. Он никогда не раздевал ее полностью: только расстегивал блузку и поднимал юбку. Яна к этому привыкла и честно носила чулки, чтобы у любимого было меньше хлопот.
Честно говоря, этот стремительный и страстный секс в интерьерах начальственного кабинета нравился и ей. Был в нем некий манящий привкус запретного плода. Но, как любой влюбленной женщине, Яне хотелось чего-то большего — чего-то похожего на уютное гнездо и собственного самца-добытчика, которого не нужно делить с другой самкой и вообще отпускать в другую пещеру.
Сценарий не изменился и в этот раз. Лев снял только пиджак, оставшись в тонкой дорогой рубашке. Сразу же засунул руку ей под юбку.
— Как мне нравится, что ты всегда готова к встрече со мной! — засмеялся он.
Уж что-что, а Янина физиология еще ни разу не подвела Льва! Вся эта краткая прелюдия в виде совместного похода по коридору в его кабинет неизменно приводила ее в крайнее возбуждение. Почему, она и сама не знала. Наверное, природе так угодно. А может быть, просто он — ее мужчина, предназначенный ей самой Вселенной. Только он об этом не знает, а жаль!
Стол Льва стоял таким образом, что Янин взгляд упирался в окно. Обычно она закрывала глаза, в забытьи качаясь на волнах их взаимной страсти. Но сегодня, вцепившись в мощные плечи уже вошедшего в нее Льва, Яна в задумчивости таращилась в окно. Вид и вправду был потрясающий — центр Москвы, как на ладони, качался в такт движениям ее искусного любовника.
И Яна вдруг отчетливо поняла две вещи. Она больше не хочет закрывать глаза. И она не хочет больше видеть этот город. По крайней мере, из этого окна и в этой позе.
— Ты великолепна! — сказал Лев, застегивая брюки. — Впрочем, как всегда.
— А ты, надо полагать, сегодня вечером занят. Впрочем, как всегда. В последнее время.
«Блин, скатываюсь к банальной женской прозе, — с отвращением оценила Яна собственную реплику, — но сегодня пятница, обидно… Опять придется выпивать с подружками либо висеть дома в „Одноклассниках“. А как хочется чего-то волнующего!»
— Но ты же знаешь, детка, что сегодня в ЦДЛ мы чествуем…