Где-то на середине авенида Атлантика я понимаю, что безумно хочу в туалет. Справить нужду в Рио можно тремя способами, если отбросить вариант нагадить в океан как неприличный и негигиеничный. Первый способ — найти общественный туалет, которых здесь не так уж и много, уплатить три реала и попасть в чистое, оборудованное всем необходимым помещение. Второй — зайти в ближайшее кафе и попросить ключи от дамской комнаты. Девушкам, тем более одиноким, обычно не отказывают. Но приличия ради после визита туда следует купить в этом кафе хотя бы чашечку кофе. Не случайно же заведения общепита держат свои туалеты запертыми и выдают ключ только посетителям. Их можно понять: если каждый прохожий станет использовать их туалет на халяву, не напасешься туалетной бумаги и моющих средств. Не знаю, как остальных, но меня в таких случаях мучает совесть, и я честно делаю заказ в той харчевне, в которую заглянула по совершенно другой нужде. Другой вопрос, что порой на это жалко времени и денег. В данный момент мне совершенно не хочется торчать в ближайшем баре ради возможности воспользоваться их сортиром, поэтому я выбираю вариант номер три. Он подразумевает проход с важным видом в ближайший отель. Важный вид нужен для того, чтобы вас не остановил портье и не попросил гостевую карточку. Едва ли персонал обрадуется тому, что человек с улицы посетил их отель исключительно с целью попасть в ватерклозет. Поэтому нужно убедительно изобразить, что идешь в ресторан при отеле или в какой-нибудь бутик, благо в приличных гостиницах их всегда полно. А если вести себя уверенно, то на ресепшен и вовсе решат, что ты их постоялец, и ничего спрашивать не будут. Туалеты в отелях обычно находятся в лаунж-зоне на первом этаже и возле ресторана. Эту схему справления нужды я за три дня прогулок по Рио уже отлично отработала. Портье в гостинице заговорил со мной всего один раз, да и то потому, что отель был очень маленький и почти пустой и сотруднику на ресепшен было откровенно скучно. Я заявила ему, что здесь мне назначила встречу знакомая, и с умным видом углубилась в дебри отеля.
В этот раз я заворачиваю в отель «Miramar», четыре звезды. Помнится, туроператор Артем в Москве что-то мне о нем рассказывал. Если не ошибаюсь, именно сюда селят большие туристические группы, собранные со всей России, когда они приезжают в Рио в рамках большого тура по всей Бразилии. Да-да, точно! Артем еще сказал: «Не советую тебе там останавливаться, хотя и недорого, и близко к пляжу. Будешь чувствовать себя как в Анапе — по ночам слушать „Шумел камыш“ с уральским акцентом и отбиваться от земляков, желающих пропустить по рюмочке».
Портье «Miramar» не обращает на меня никакого внимания, туалет я нахожу быстро. На обратном пути замечаю бутик солнцезащитных очков — как сорока на блестящую безделушку, я беру уверенный курс на роскошные Chanel со стразами. Прошу продавщицу показать их мне и тут же примеряю перед зеркалом.
— Смотри, какая кариока! — слышу я за спиной родной язык, изобилующий гэканьем и оканьем. В свое время по диалектологии я проходила, что эти признаки выдают особенности диалекта жителей зауральских регионов. Громкое же ржание выдает, что носители этих признаков речи нетрезвы.
В зеркале вижу троих дюжих хлопцев в семейных цветастых трусах, изображающих шорты. Судя по белому цвету кожи, это «свежачок» — туристы, только что с самолета. А судя по выговору и запаху перегара, эти путешественники из непуганой российской глубинки весь неблизкий путь в Южное полушарие расслаблялись коронным русским способом. А сейчас вот пивком местным поправляются. Что-то брататься с такими земляками мне неохота, и, вместо радости от встречи с соотечественниками на бразильской чужбине я прикидываюсь ветошью. Изображаю полнейшее непонимание и лишь дежурно улыбаюсь в зеркало, меняя очки от Chanel на пару от Gucci. Примеряю, кручусь перед зеркалом, а сама слежу в зеркало за хлопцами, благо через темные стекла очков направление моего взгляда им незаметно.
— Блин, вот говорил я тебе, Вован, учи инглиш! — хлопает веснушчатый русский богатырь своего белобрысого товарища с красным лицом. — Вот не пропил бы ты все уроки, мы бы сейчас пригласили телочку на рюмочку, гы! А то хлянь, какая у ней попа, а нас, блин, ми хрена не понимает!
— У бразилок у всех такие ж… — философски отмечает красномордый Вован, глубокомысленно рыгая. — А ты, Колян, сам дурак. Сам-то чё не учил, а? Чё за прикол?
— Да ладно, не бухти, Вован! — примирительно вступает третий соотечественник, пузатый мужичок, увешанный золотыми цепями и перстнями и с модными бачками на лысеющей голове. По виду из всего трио он самый старший и самый трезвый. — Вы оба чудаки на букву «м», пацаны! Телки на всей планете настоящих мужиков без слов понимают, усекли? — Мужичок со значительным видом поднимает вверх средний палец.
— Гы-гы-гы! — радуются Вован и Колян. — Вот ты, Евгеньич, ей и объясни, что мы ее того… Ангажировать желаем.
— Не вопрос! Только вы хари-то попроще сделайте, а то дама испугается, — солидно кивает тот, кого назвали Евгеньич, и направляется ко мне.
Вижу это в зеркале и готовлюсь разыграть сценку «моя твоя не понимай».
— Э-э-э, — тянет Евгеньич, приосаниваясь и смешно подбирая волосатое пузо, торчащее из-под майки с надписью «Россия». Патриот, однако! — Сеньорита! Ви энд ю, тугезер, тудэй, вино, диско!
Бедняга выдает весь свой стратегический запас английских слов и — вероятно, в качестве самого весомого аргумента — потрясает раздутой кожаной барсеткой, странно сочетающейся с его веселенькими ситцевыми шортами до колен и вьетнамками.
Широко улыбаюсь и хлопаю глазами:
— Que? De que se trata?[13]
Эх, спасибо филфаку за хорошую языковую память! За три неполных дня в Рио я уже нахваталась самых расхожих реплик и теперь могу вполне убедительно изобразить кариоку. Правда, только перед полудикими российскими аборигенами.
— Трата? Какая еще трата, гы-гы-гы! — веселится рыжий Колян. — Траты мы все берем на себя — точняк, пацаны? Твоя трата только одна — приласкать нас, как вы тут умеете!
— Заглохни, чмо! — на правах старшего осаждает приятеля Евгеньич. Двухметровый рыжик обиженно насупливается.
— Улыбку нарисуй, в натуре! — велит ему Евгеньич, а затем обращается ко мне: — Вот мы… то есть ви… — туристо! Фром Раша! — и старшой обводит широким жестом Коляна и Вована, которые к этому моменту уже успевают приосаниться и сменить дебильные ухмылки на некое подобие приветливых улыбок.
— Фром Раша виз лав, гы-гы-гы! — острит Вован.
— Лав кариока! — Колян, сально ухмыляясь и причмокивая, рисует руками в воздухе песочные часы.
— Слышь, Колян, — набычивается вдруг Вован. — А чо за криока такая? Ты хде понабрался? Мож, креолка все-таки?
— Да ты гонишь, Вован! В натуре гонишь! В самолете нахерачился в зюзю, вот и забыл! Нам же пацаны с Ебурга в пути втирали, что местных телочек называют кариока! В натуре Борю с Ебурга забыл? Они ж нам весь путь под вискарь задвигали, шо каждую зиму в Натал приезжают за кариоками.
О, Натал! Об этом городе на северо-востоке Бразилии я тоже много слышала от своего соседа по креслу в самолете Луиса Эдуардо. Как и во всех провинциальных бразильских городах, местное население Натала живет очень бедно. Но, как и у других прибрежных провинций, у Натала есть два козыря — океан и шикарный климат. А у местного населения в избытке главного достоинства нации — красоты, веселья и легкого отношения к плотским утехам. Именно поэтому, если верить моему попутчику-бразильцу, Натал стал центром секс-туризма со всего мира. Туда стекаются охотники за любовными приключениями обоих полов — чаще, конечно, американцы и европейцы. Но в последние годы стало и немало русских. Муниципальные власти Натала ответили на туристический приток «по интересам» адекватно — в городе полно заведений «под красным фонарем», ночных клубов, дешевых почасовых отелей и прочих злачных заведений.
— Слышь, мужики, — встревает Евгеньич. — Чё вы между собой-то трете, когда дело стоит? Давайте, улыбнитесь, шо ли!
— Гы-гы-гы! — послушно осклабливается на меня Вован.
— Гы-гы-гы! — вторит ему Колян.
Мой запас португальских слов тоже невелик, поэтому приходится пользоваться тем, что у моих «кавалеров» его и вовсе нет:
— Obrigado, — говорю я скромно, потупив очи. — A que? Por favor, a jardim![14]
— У-у! — с оттенком уважения тянет Колян. — Не по-нашенски! По-нашенски не шпрехает ни хрена! Слышь, Евгеньич, может, ну ее совсем?
Я демонстративно погружаюсь в выбор новых очков на стенде и завожу с продавщицей предметный долгий разговор о брендах солнцезащитных очков. Чудесно, что эта сеньорита болтает по-английски! Все равно мои хлопцы его не понимают тоже и лишний раз убедятся, что я — самая настоящая кариока.
— Ну да, — важно говорит Евгеньич, который, судя по всему, в троице главный. — С ней хлопот не оберешься! Пока объяснишь, что, куда, почем… А нам завтра с самого ранья уже на Игуасу выметаться. Пошли лучше к Люське с нашей группы, к ней в номер симпотную липецкую телочку подселили. Такая в соку! И сразу видно, что давать хочет и будет! — Евгеньич выразительно чавкает.
— В натуре, с нашими быстрее договоримся! — поддерживает его Колян. — А в Рио мы еще после Амазона перед отъездом целых два дня зависать будем. К тому времени мы уже освоимся, вот тогда кариок и попробуем!
Все ясно: мои парубки — как и предупреждал меня туроператор — из большой российской группы, которую возят по всей Бразилии, включая водопады Игуасу и джунгли Амазонии, а сразу после прилета и перед вылетом размещают именно в этом отеле. Это те самые, с которыми Артем сулил мне распевать «Шумел камыш» и пропускать по рюмочке, позарься я на низкие цены «Мирамара». И все-таки я их встретила — хоть и по пути из сортира!
— Да, вы правы, братаны! — соглашается с приятелями Вован, хоть и нехотя. Он же меня первый заметил и «заценил». — Но жаль, блин! Попа-то какая! И сиськи! Ну лады, айда к Люське. Только надо сначала магаз найти, бухлом подкупиться. А то Колян втихую в одинаре выбухал весь джин, который мы в дютифришнике брали…
Шаркая вьетнамками и беспрестанно оглядываясь, герои-любовники отечественного производства покидают бутик. А я остаюсь, преисполненная гордости, что «попа и сиськи» у меня вполне конкурентоспособны. А еще я ловлю себя на том, что мне приятно, что меня приняли за кариоку. Пусть даже непуганые мачо из русской глубинки.
Дождавшись, пока российские ромео скроются в ближайшем виннике в фойе «Мирамара», я выскальзываю назад на Копакабану. Итак, время всего семь вечера, местное прогулочное дефиле в самом разгаре, а «через меня» прошло уже целых шесть кавалеров — три итальянских и трое русских. Вечер обещает быть томным!
Вскоре впереди показался красивый зеленый парк. Именно на его территории находится знаменитый мыс Арпоадор (Ponta do Arpoador), на котором московская «кариока» с трехлетним стажем Лида рекомендовала мне встретить закат и загадать желание. Я уже вижу этот мыс — он выглядит как небольшая гора причудливой формы. Издалека видно, что на холме расположилась масса народу — кто-то стоит, воздев руки к небу, кто-то лежит на земле, некоторые сидят на уступах, устремив взгляд вдаль. Солнце уже почти село, поэтому сейчас идти туда смысла нет. Пока я войду в парк и заберусь на холм, закат уже закончится. А это волшебное действо надо наблюдать с самого начала. Лида говорила, что приходить лучше заранее, часов в пять — чтобы успеть расположиться в «зрительном зале» со всеми удобствами и купить пивка и легкой закуски. Она предупреждала, что на бесплатном природном шоу под названием «закат» всегда много зрителей, а к лоткам в парке Арпоадор, торгующим напитками и закуской, выстраивается очередь. Так что лучшие места «бронируются» заранее, а угощение для пикника на закате лучше приносить с собой. Решено: завтра к вечеру куплю в «Lidador» хорошего местного вина, возьму пляжную подстилку и отправлюсь на Арпоадор. Выпью стаканчик-другой и стану лежать, мечтательно глядя в полыхающее предзакатное небо…
А пока зайду, пожалуй, в форт Копакабана. Он расположился на мысе Копакабана (Ponta de Copacabana) — как раз перед парком, отделяющим Копакабану от Ипанемы. Чтобы перейти с одного пляжа на другой, надо пройти через парк либо обогнуть его по рю Франсиско Октавиано (Rua Francisco Octaviano), вливающейся в авенида Виейра Соуто, идущую вдоль Ипанемы.
На воротах форта красуются мемориальные доски с какими-то датами и историческими пояснениями на португальском, но на территорию попасть нельзя — ворота заперты и охраняются человеком в форме. Из чего я делаю вывод, что крепость хотя и старинная, но по сей день служит в оборонных интересах Рио. Действительно: а вдруг сюда задумают приплыть сомалийские пираты? Или какие-нибудь другие? Если город стоит на открытом океане, проверенный крепкий морской форт просто необходим. Интересно, а пираты симпатичные? Наверняка мужественные, загорелые, решительные — при таком-то ремесле! Ах, как жаль, что я никогда в жизни не видела живого пирата…
Погруженная в эти лирические размышления, я покупаю кокос с трубочкой и усаживаюсь в уличном кафе перед фортом. Народу тут почти нет, все наверху — на мысе Арпоадор. Зато отсюда я могу наблюдать за встречающими закат снизу.
Потягиваю кокосовый сок, а мое воображение услужливо рисует шхуны флибустьеров, мощные военные суда и колониальные корабли с провиантом, в разные века проходившие этот форт в акватории Рио-де-Жанейро.
В глубоком детстве я мечтала стать моряком — вернее, морячкой — и бороздить волны морей и океанов. Мне казалось, что романтичнее профессии просто не бывает! Розовый детский миф невольно развеяла тетя Ива, мамина подруга. У этой дамы с претенциозным именем Иветта (она говорила, что ее назвали в честь песни Андрея Миронова «Жанетта-Жоржетта-Иветта…») муж был моряком дальнего плавания. И в скучные промежутки вынужденного соломенного вдовства тетя Ива частенько приходила к нам на чай, где красочно живописала все трудности морского быта. У тети Ивы был громкий голос и определенный дар описания и убеждения, а я подслушивала из своей комнаты. В результате в свои семь лет я отказалась от мечты покорить океан, поскольку твердо знала: с морем-океаном лучше не связываться — особенно если ты женщина! Потому что тут только два варианта. Первый — стать поварихой на камбузе, эдакой всеобщей кормилицей, а заодно утешительницей, ибо в море все мужчины автоматически становятся одинокими и недоласканными. А второй — стать вечно брошенной женой моряка, льющей слезы на суше, пока он утешается в объятиях варианта № 1.
— Сеньорита! — окликает меня мужской голос.
О, это уже в третий раз за сегодняшний вечер. Что мы имеем сейчас? Передо мной нарисовались очередные кавалеры — и, вы не поверите, их снова трое! Очень симпатичные статные юноши, один другого краше! Один из них что-то учтиво говорит мне по-португальски, остальные молча улыбаются — и позы их выражают почтительность. Эх, жаль, что я не в силах понять ничего, кроме «сеньориты»!
Я прямо-таки не могу оторвать от них глаз! Один высокий, темноволосый, с выразительными черными, как сливы, глазами и открытой белозубой улыбкой — мой размерчик! Второй — блондин в стиле молодого Ди Каприо, но ростом повыше и более атлетического телосложения. Третий чем-то неуловимо смахивает на нашего Стаса Пьеху, к которому я отношусь очень положительно — и поэтому третий незнакомец тоже сразу вызывает мою симпатию. Единственный недостаток всех троих: они очень юны, это видно даже на первый взгляд — по робким усикам, по мальчишеским манерам и легким «петушкам» в голосе. Ко мне подошли мальчики — но не юнцы уличного разлива, каких полно в окрестностях пляжа, а юноши благородные и благовоспитанные. Исходя из внешних данных я бы решила, что передо мной хваленые бразильские юноши-фотомодели. Но на всех троих — одинаковая форма, похожая на военно-морскую. Уж не в этом ли кроется секрет их отменной выправки и благородства манер? Попробую спросить:
— Hi, guys! You should be military sailors, aren’t you?[15]