Едва Владимир подошел к месту встречи, как услышал знакомый баритон:
— Браток, ты не меня ищешь?
Он оглянулся и увидел Рамодина, вылезавшего из черной «Волги». Фризе успел заметить, что в машине полно людей.
— Привет. — На Евгении был светлый, в мелкую клетку костюм. И даже галстук. Но больше всего Владимира удивила густая шевелюра пшеничных волос. Год назад Рамодин дал клятву брить голову до тех пор, пока любимая команда «Спартак» не вернет себе титул чемпиона.
— А разве «Спартак»?.. — начал Фризе, но майор безнадежно махнул рукой:
— Жена заставила, Верунчик!
Он взял Владимира под руку и увлек сквозь кордон спецназовцев за угол гостиницы. Судя по тому, что ни один из стоявших в оцеплении солдат даже не попытался остановить их, Рамодина здесь знали.
— Есть проблемы? — Майор остановился у могучей гостиничной колонны. Проверил, нет ли поблизости людей?
Фризе усмехнулся, вспомнив конспиративные повадки Евгения.
— Зря лыбишься! Помнишь Якушевского? Моего шефа? Схарчили. Какой-то подонок двинул на Житную [2]«телегу», что критикует начальство. Так какие проблемы?
— Я работаю на банкира Антонова.
— Выбираешь клиентов побогаче?
— Бедным частные детективы не нужны.
— Да. Не смогли мы убийство Павлова по горячим следам раскрыть! А сейчас… — Майор безнадежно махнул рукой. — Но через две недели я сам за это дело возьмусь. Если ты до того времени не подсуетишься.
— Честно говоря, Женя, это мое задание. Но официально я буду искать предков клиента в архивных завалах.
— Просек. Топаешь по стопам пропавшей без вести Стольниковомй и убитого Леонида Павлова? Не тошно бумажную пыль глотать?
— Завтра иду в архив первый раз. — Фризе прикинул, стоит ли рассказывать Рамодину о том, что Стольникова никуда не пропадала? И решил — не стоит. Майор сказал, что займется делом не раньше чем через две недели. За это время многое может произойти. Да и смешно сказать, загляни кто-нибудь из сыщиков в институт, давно бы уже знали, что произошло с девушкой!
— У тебя Женя, есть версии?
— Версии-то есть. Да дело не сдвинулось.
— Поделишься?
— Павлов задолжал хозяину комка Мураду Умарову.
— Слышал. По нынешним временам — гроши.
— Гроши! Для таких, как ты, — гроши. А эти ребята ничего не прощают. Включают счетчик… Но это я так, к слову. Мурад Павлову долг простил. Есть свидетели. Мать Леонида подтверждает. Простить-то простил, а потребовал, чтобы Павлов подробно рассказывал о банке.
Рамодин нетерпеливо взглянул на часы:
— Черт! Не могу долго тут рассуживать. Скажу короче: с Мурадом мы проверили все. У него есть алиби. Очень прочное.
Увидев скептическую улыбку товарища, майор нахмурился.
— Уезжал в Минск встречать партию товара. Не веришь — займись проверкой. Исполнителем мог быть и кто-то другой. Но на меня этот Мурад произвел хорошее впечатление.
— Эта версия отпадает?
— Откладывается про запас. Теперь про архив, в котором ты собираешься провести свои лучшие годы… Странно, что за полгода оба доверенные лица банкира, копавшиеся в прошлом его предков, стали объектом преступлений. Тьфу, зараза! — Майор сердито плюнул. — Чешу как из Минюста! Так вот — это на первый взгляд странно. Дело-то может бы не в архиве, а в банкире. Он тебе не рассказывал — мафиози его достают? Не тут ли собака зарыта?
— Ни словом не обмолвился.
— То-то и оно! Эти денежные мешки страсть как не любят к ментам обращаться! Ну, чего тебе еще подкинуть?
— Какие-нибудь заметки, записные книжки у Павлова не нашли?
— На месте преступления — нет. А дома — сколько угодно. Но к убийству они отношения не имеют.
— А его статья в газете? Вряд ли она торговой мафии понравилась. И обещание газеты напечатать новые статьи.
— Эту версию я со счета не сбрасываю. Но, старик, руки не дошли. Вот только… — Майор задумался.
— Что?
— Да ведь эта версия опять к Мураду ведет. А ее мы уже отработали. Чист парень.
— Убили заточкой?
— Да.
— Никаких свидетелей?
Заверещала рация во внутреннем кармане у майора. Он поднял отворот пиджака, наклонил голову:
— Третий слушает.
— Давай к машине, — просипел простуженный бас.
— Понял. — Рамодин взглянул на Фризе. — Извини, браток, государственные дела зовут. — Легонько ткнув Владимира кулаком в плечо, Рамодин поспешил на зов начальства. Но, сделав несколько шагов вернулся:
— Володя, на днях позвоню. А может, и загляну на часок. Только с доверенным лицом. Ладно? Я ей про твои картинки рассказывал, подруга прямо загорелась. Очень хочет посмотреть.
— Буду рад. Выбирайте вечерок. Днем я теперь служу архивариусом.
АРХИВНЫЕ МЫШИ
О работе в архиве у Фризе со студенческих лет остались самые приятны воспоминания. На третьем курсе он готовил курсовую работу о знаменитом русском судье и прокуроре Анатолии Кони. Научный руководитель Владимира, профессор истории государства и права, напутствовал его такими словами: «Володя, у вас есть выбор: засесть в библиотеке и заниматься компиляцией. О Кони написано немало статей и брошюр. Переворошите их и сляпаете курсовую из чужих мыслей. Скорее всего тоже заемных. Или съездите в Ленинград. В Исторический архив, в Пушкинский дом. Отыщите документы, к которым рука исследователя не прикасалась ни разу со времен революции. Но учтите — глаза и спина будут болеть. — Професcop улыбнулся, смерив взглядом высоченного студента. — Почерк у Анатолия Федоровича Кони поддается расшифровке с трудом. А главное — у факультета нет денег, чтобы оплатить вашу поездку. Решайте!»
Мог ли Фризе после такого напутствия заняться компиляцией? Да и профессор не без умысла предложил ехать в Питер именно ему. Знал, что отец у Владимира крупный ученый и деньги на поездку найдутся.
Фризе обнаружил тогда немало фактов из биографии знаменитого юриста, о которых исследователи даже не подозревали. Но особенно привлекательными показались ему литературные опыты Кони, никакого отношения к юриспруденции не имевшие. Пародии. Например, на Чехова, на Боборыкина. Как в изложении этих писателей выглядело бы расставание нимфы Калипсо с коварным Улиссом.
Но разысканные в недрах архива пародии в курсовую работу не попали.
— Не по теме! — заявил научный руководитель.
— Зато интересно!
С этим профессор согласился. И вычеркнул цитаты жирным синим карандашом.
Через несколько лет Владимиру попалась брошюра своего бывшего научного руководителя. Там были процитированы почта все разысканные им пародии. Кони называл их «Стилистические шутки». Но Фризе в то время волновали совсем иные проблемы, и к своим творческим опытам он уже не возвращался.
Московский архив показался Фризе унылым, наводящим тоску учреждением. Может быть, потому, что встретили его здесь неласково.
— От господина Антонова? — Заведующая читальным залом не пыталась скрыть своего скептицизма. Она взяла у Владимира документы и несколько минут молча просматривала их. Даже не предложила ему сесть. Потом, изобразив на красивом, но неприветливом лице гримасу сожаления, спохватилась:
— Ой! Что же вы стоите?! Садитесь.
У Фризе с языка чуть не сорвалось: «И тут все проснулись!» Но начинать работу в архиве с пикировки было бы непродуктивно.
Он сдержался.
— Литературный секретарь? — заведующая внимательно посмотрела на Владимира. Ирония просто захлестывала ее. Казалось, лишь усилием воли женщина сдерживает себя и не спрашивает: «Неужели такой здоровенный детина не мог найти себе занятие посерьезнее, чем глотать архивную пыль?»
Но, даже неозвученный, вопрос этот ясно читался в ее больших насмешливых глазах.
— Ваши предшественники были очень милыми людьми.
«Ну и стервоза! Столько едкости вложить в одну фразу!»
— Я слышал от Антонова много теплых слов в их адрес.
— Да. — В этом «да» ему послышались и горечь и сожаление. Но тут же, словно испугавшись проявленного сочувствия, заведующая спросила: — Господин Антонов не оставил намерения вычертить свое генеалогическое древо?
Как много ей удавалось выразить интонацией! В этих, казалось бы, бесстрастно сказанных словах «господин Антонов» слышались и ненависть ко всем неправедно разбогатевшим, и гнев из-за того, что они тратят бешеные деньги, чтобы потешить свое самолюбие, хвастаясь подлинными, а чаще мнимыми предками. А главное, в ее словах чувствовалась глубоко запрятанная горечь человека, обладающего интеллектом, знаниями, опытом и поставленного за черту бедности.
Нет, не было охоты у Фризе осаживать свою собеседницу. Он улыбнулся доброй, открытой улыбкой. Как улыбался, когда хотел понравиться женщине.
— Вы правы. Господин Антонов — человек упрямый. Не захотел отступать от задуманного. И прибег к моей помощи.
— Ну и отлично. — Исчерпав запас сарказма, заведующая еще раз деловито перебрала документы, которые принес ей Владимир, достала из стола несколько бланков.
— Заполните. Не забудьте указать номера телефонов — своего и господина Антонова. Ученого звания у вас нет?
— Кандидат юридических наук.
Заведующая оторвала взгляд от бумаги, подняла глаза. Фризе обнаружил, что они у нее серые.
— Батюшки! Обязательно укажите в анкете.
Поистине она была гением по части интонаций.
Заведующая выписала Владимиру пропуск — крохотный кусочек технического картона. Как показалось Фризе, она с удовольствием шлепнула печатью по его фотографии.
— С чего начнете? Кстати, меня зовут Таисия Игнатьевна.
— Начнем с начала. С тех же документов, которые заказывал Леонид Павлов.
Таисия Игнатьевна метнула на Фризе заинтересованный взгляд:
— Это несложно. Я подниму прошлые требования. Вам даже не придется перелистывать описи.
Заведующая поднялась со стула и легкой стремительной походкой удалилась в большую комнату, где на стеллажах громоздились пачки архивных дел и коробки с микрофильмами, доставленные из хранилища по заказам исследователей.
Таисия Игнатьевна оказалась высокой стройной женщиной. Длинная юбка из серой толстой шерсти скрывала ноги, но Фризе был уверен, что заведующая читальным залом прячет их напрасно.
Он быстро заполнил анкеты, прочитал и подписал инструкцию о правилах работы в архиве. Окинул взглядом читальный зал.
Почти все столы были заняты. Большинство посетителей сутулились, листая пожелтевшие страницы, сосредоточенно крутили пленки микрофильмов, вставленные в малоудобные громоздкие проекторы. Кое-кто из исследователей прилежно переписывал документы в свои тетрадки и блокноты.
В зале работал очень пожилой мужчина, довольно чудной по обличью. Две женщины неопределенного возраста вполне соответствовали представлению Фризе об архивных крысах. Одна из них, читая документы, смешно шевелила губами и постоянно кивала головой. Наверное, соглашалась со всем, что было в них изложено.
На столах рядом с дамами лежали горы папок.
Перещеголяла их в этом только молодая брюнетка, сидевшая рядом с Таисией Игнатьевной. Она время от времени выглядывала из-за нагромождения папок, словно солдат из окопа. И, как показалось Фризе, сочувственно ему улыбалась. А еще он подумал, что улыбчивая брюнетка наверняка могла бы порассказать ему о Лене Павлове. Приветливое миловидное личико и любопытные глаза говорили о том, что ей никогда не приходится страдать от отсутствия общения.
Мысленно Владимир занес ее в список посетительниц архива, с которыми следует поговорить в первую очередь.
ГЕНРИЕТТА
Заказанные Фризе материалы доставили из хранилища через два дня. Когда от стремительных каллиграфических записей, сделанных синодскими писцами, у Владимира зарябило в глазах, он, разузнав у заведующей, где находится буфет, отправился пить кофе. На лестнице его окликнули:
— Господин Фризе!
Оглянувшись, Владимир увидел брюнетку. Пробивавшиеся сквозь пыльное окно солнечные лучи эффектно высветили ее фигуру, облаченную в минимум одежды. Смотрелась молодая женщина вполне прилично. Про таких обычно говорят: «Все при ней».
— Вы спрашивали про буфет… Я как раз туда иду.
— Мне повезло.
Фризе подождал, пока брюнетка не спеша спустилась по ступеням.
— Генриетта. — Она протянула руку и дружески улыбнулась.
— Владимир.
— Владимир Петрович Фризе. Я слышала, как вы представлялись Таиске.
Они двинулись по узкому коридору, заставленному старинными, красного дерева, книжными шкафами. Шкафы были пустые и невольно наводили на мысль о мерзости запустения.
— У вас, Генриетта, прекрасный слух.
— Имеющий уши… — Она засмеялась. — А все — вредная Таиска. Посадила меня перед своими злыми очами. Только не думайте, что это большое удовольствие — слушать ее наставления новичкам.
— Отключаться не пробовали?
— Пробовала. Но когда приходит интересный мужчина… Вот и наша корчма.
— Салют, Алена! — поприветствовала новая знакомая Фризе худенькую, молодую буфетчицу. У буфетчицы было усталое, бледное лицо. А улыбка, которой она ответила на приветствие Генриетты, показалась Фризе неискренней.
Кроме сухонького старичка с породистым лицом и с румянцем на щеках, пившим чай с лимоном, других посетителей в буфете не было. Перед старичком лежала промасленная бумажка и на ней пирожок с капустой, от которого он отламывал кусочки и отправлял в рот.
— Привела тебе нового едока! — сообщила брюнетка буфетчице.
Владимир поздоровался, удостоившись лишь легкого кивка.
— Вам, Генриетта, как всегда?
— Да, радость моя. И кофе.
«Как всегда» означало четыре здоровенные сарделька. За них и за кофе Генриетта выложила довольно большую сумму, и Фризе подумал о том, что молодая исследовательница архива недостатка в средствах не испытывает.
— А вы что будете кушать? — спросила Алена. — У меня есть винегрет, тушеная капуста. Бутерброды.
— Черный кофе… — Владимир секунду поколебался. — И пару сарделек.
— Вид у вас вовсе не архивный, — сообщила ему новая знакомая, внимательно, без стеснения, рассматривая Владимира, подсевшего к ней за столик.
— Эго серьезный недостаток?
— Вы на меня не обижайтесь! Мелю все, что в голову взбредет. — Генриетта ловко содрала шкуру с сардельки, густо намазала ее горчицей и с аппетитом принялась за еду. Уже по острому запаху, от которого пощипывало в носу, можно было определить, что горчица — крепче не бывает! — Я с вашим предшественником подружилась. Приятный был меланхолик. И как старался!
— А с предшественницей?
— С Леной? С нашим братом, с женщинами, у меня дружба не вытанцовывается. Молодые все с претензиями. И жуть какие ревнивые. А со старушками общаться — тоска заедает. Так что я — специалист по сильному полу.
Она так ловко «ошкурила» еще одну сардельку что Фризе улыбнулся.
— Большая практика?
— Сардельки — мол слабость. Кстати, вы, наверное, голову ломаете — почему Таиска меня посадила рядом с собой? Не напрягайтесь по пустякам. Она бы с радостью не пустила меня и на порог архива. Дай ей волю. Видели, сколько на моем столе макулатуры? Таиска просто боится. Боится, что я вынесу какой-нибудь том под юбкой.
Отметив, что Владимир расправился только с одной сарделькой, а тарелку со второй отставил в сторону, Генриетта разочарованно бросила:
А едок-то вы слабосильный! — и подцепила вилкой отодвинутую сардельку. — Не возражаете?
— На здоровье! Может быть, вам еще парочку взять?
На иронию Генриетта внимания не обратила:
— Спасибо. На сегодня пяти хватит. А в будущем я не прочь принять и такой презент. Сардельки предпочитаю цветам.
Буфетчица поглядывала на Генриетту с неодобрением.
Покончив с последней сарделькой, брюнетка посмотрела на Фризе:
— Перекурим?
Вообще-то Фризе курил только трубку. Да и такое случалось не часто — когда была нужда над чем-то крепко поразмыслить или успокоиться. Фризе помогала сама процедура — неспешное, обстоятельное набивание трубки табаком, раскуривание. Наблюдение за тем, как плывут по комнате первые сизые колечки.
Но когда он уходил из дому, всегда опускал в карман пачку хороших сигарет. Владимир называл их «представительскими». Очень часто вовремя предложенная собеседнику сигарета помогала завязать с ним тесный контакт. Поэтому, согласно кивнув Генриетте, он достал из кармана «Кэмел».