Весь урок полетел, понятно, вверх тормашками.
Пока искали горшок, пока пересаживали лимон, пока Любовь Дмитриевна подрезала повреждённые веточки — прозвенел звонок.
В нашем классе сразу началось столпотворение. Набилось чуть не полшколы. Пришёл директор, завуч Светлана Владимировна, классный руководитель Анна Ивановна. Томка и Лялька с распухшими от слёз физиономиями твердили одно и то же: они ничего не видели, они ничего не знают…
— Вот что, — сказал директор, — я полагаю, нам здесь делать нечего. В классе, достаточно взрослые люди для того, чтобы самим разобраться в происшедшем. Согласны? — спросил директор у нас.
— Согласны! — ответили мы нестройным хором.
Директор выпроводил всех ребят и ушёл сам. Вместе с ним ушли учителя. Мы остались одни.
Игорь засунул ножку стула в дверную ручку, чтобы никто не лез в класс и объявил экстренный, внеочередной сбор отряда открытым. Постучал карандашом по столу и сказал:
— Надеюсь, тот, кто это натворил, встанет сейчас и всё расскажет нам.
Игорь замолчал и строго оглядел класс. Однако никто не встал и ничего не рассказал. Тогда Игорь произнёс длинную гневную речь. Но и она не помогла. За Игорем стали выступать другие.
— Оказывается, — начала Аня Муравьёва, она была у нас старостой, — среди нас есть пионер, нет, не пионер, а просто трус, которому не дорога честь отряда, который…
Она ещё долга перечисляла всякие «которые»… Через полчаса в классе стоял крик, как на новгородском вече. Один только человек вёл себя так, будто происходящее его совершенно не касается. Этим человеком был Севка. Он сидел за своей партой и читал пухлую, растрёпанную книгу. Меня распирало от возмущения. Я готов был вскочить и указать пальцем на Севку: «Вот чья это работа». И рассказать всё, что я видел. Но мне хотелось, чтобы Севка сознался сам.
Я поднялся и, не сводя с Севки пристального взгляда, твёрдо произнёс:
— Ребята, лимон уронил я.
Сразу наступила тишина. А Севка посмотрел на меня и снова уткнулся в книжку.
— Так, молодец, — сухо бросил Игорь. — Ну, докладывай.
— Нет! — мой голос сорвался. — Пусть Мымриков расскажет. Он всё видел…
— Хорошо, — согласился Игорь, — пусть говорит Мымриков.
Я прямо-таки сверлил взглядам Севку. Он поднялся, пожал плечами:
— Как уронил? Обыкновенно. Как роняют. Полез на окно, задел ногой и готово. Горшок на мелкие кусочки. А когда спрыгнул, наступил на лимон.
— Ты всё видел? И до сих пор молчал?! — глаза Игоря метали громы и молнии.
— А мне что, больше всех надо?
— Ясно, — сказал Игорь. — Все могут разойтись. Попрошу остаться членов совета отряда. И Горохова. А завтра проведём отрядный сбор. Обсудим и примем меры.
Я подскочил, точно ужаленный:
— Нечего меня обсуждать!
— Это ещё почему? — спросил Игорь.
— Потому, что не я уронил лимон. Вот почему!
— А кто же тогда?
— Севка Мымриков. Вот кто!
— Видали психа! — вскочил Севка. — Сначала рассказывай. А теперь, выходит, и не он лимон разбил? Вы как хотите, а я пошёл. Меня дома ждут. Мне домой надо!
Он сунул книжку в портфель и вышел из класса, громко хлопнув дверью.
Глава одиннадцатая
Сбор совета отряда состоялся в тот же день.
Я в одиночестве тосковал за первой партой. Напротив меня за учительским столом разместился совет отряда. В полном составе. Все пять человек. Двое мальчишек и три девчонки. Посередине восседал Игорь. От него на меня веяло арктической стужей.
— Ну, — сказал Игорь, — мы тебя слушаем, Горохов!
— Чего меня десять раз слушать? — сказал я. — Не патефонная пластинка…
— Прежде всего, не груби, Горохов. А потом, не все присутствовали на отрядном сборе.
Игорь покосился на последнюю парту. Там сидели наш классный руководитель Анна Ивановна и старшая пионервожатая Нина Николаевна.
— Ладно, — сказал я. — Могу повторить: стоял в коридоре, слышал грохот, видел, как из класса выскочил Севка…
— Предположим, мы тебе верим…
— Спасибо! — Я согнулся пополам.
— Не кривляйся, — сказал Игорь. — Нас интересует не только сегодняшний случай. Отчитайся, как ты выполняешь порученное тебе пионерское поручение…
«Порученное поручение, — думал я. — Не человек — тоска дремучая».
— А… А потом мы поговорим о тебе самом, о твоём поведении.
— Даже так? — сказал я.
— А ты как думал?
— Пожалуйста, — сказал я. — Давай поговорим обо мне. Только прежде покончим на счёт Севки. Так вот. С Севкой больше возиться не буду. Можете мне закатить выговор. Два. Три. Хоть десять…
— Минутку, минутку, — перебила меня Анна Ивановна. — Мне кажется, ты, Горохов, напрасно горячишься. Нельзя сказать, чтобы у тебя не было никаких результатов.
— Например? — спросил я.
— Письменные домашние задания Мымриков уже самостоятельно готовит? Готовит!
Я поглядел в окошко. Там было темным-темно. И голуби давно спали по чердакам и голубятням.
— Так ведь, Горохов?
— Нет, — сказал я, — не готовит Севка самостоятельно домашние задания. Ни устные, ни письменные…
— То есть? — спросила Анна Ивановна. — Не понимаю.
— Чего ж тут непонятного, — сказал я. — Списывает каждый раз…
Сначала мне никто не поверил. Даже Игорь сказал:
— Оставь свои неуместные шутки! Ты находишься на сборе совета отряда, а не на вечере самодеятельности.
Должно быть, у меня было не очень-то весёлое лицо. Потому что Игорь уставился на меня и его физиономия стала вытягиваться.
— П-постой! — Игорь, когда волновался, начинал заикаться. — Т-ты серьёзно?
Я пожал плечами. Члены совета отряда застыли, как деревянные. И только моргали глазами.
— Это уже нечто новое, — сказала Анна Ивановна и с последней парты пересела на первую в соседнем от меня ряду. — У кого же он списывает, если не секрет?
Я молча смотрел в окошко.
— У тебя?
Я кивнул головой.
— Мамочка, что делается… что делается… — испуганно забормотала Надя Лазаренко.
— Расскажи поподробнее, — сказала Анна Ивановна.
— А чего рассказывать? — спросил я.
И рассказал всё. От начала до конца.
— Веди сбор, Булавин, — сказала Анна Ивановна, когда я кончил своё повествование.
— К-кто хочет в-высказаться? — спросил Игорь.
— Я хочу! — встал Алик Камлеев.
Алик в своей школе был председателем совета отряда. И, видно, очень хотел, чтобы его выбрали и у нас. А его не выбрали. Просто потому, что плохо знали. И теперь он из кожи лез, чтобы доказать, какой он сознательный и принципиальный.
— Я считаю, — сказал Алик, — Горохова следует исключить из пионеров. Снять перед строем дружины галстук. Я считаю, не честно…
Но тут его перебила Надя Лазаренко. Она покраснела и сказала:
— Я считаю, не честно сводить на совете отряда личные счёты! Вот что я считаю!
После Надькиных слов покраснели сразу трое: Алик, Ира Зимина и я.
— Какие тут могут быть личные счёты? — сказал Алик и покраснел ещё больше. — А в общем, могу и сесть…
Алик говорил неправду. Личные счёты у нас были.
Однажды он здоровенными буквами написал на доске:
ИРА З. + КОСТЯ Г. = Л.
Все, понятно, сразу догадались, о каких Ире З. и Косте Г. идёт речь. И чему всё это равняется.
После дурацкой надписи на доске я старался даже не смотреть на Зимину. Я думал, Алик вообще против дружбы мальчишек с девчонками. А потом увидел, что он просто-напросто сам хочет дружить с Зиминой. И тогда на той же классной доске я ещё более здоровыми буквами вывел:
ИРА З. + АЛИК К. =
Мне не хотелось, чтобы это равнялось букве «Л» и потому после двух чёрточек нарисовал большой кукиш.
Весь класс покатывался, когда увидел моё сочинение. А Алик возненавидел меня лютой ненавистью.
Алик не успел сесть, как слово попросила наша староста Муравьёва. Она скосила глаза на Анну Ивановну и сказала:
— Какие тут могут быть личные счёты? Я принципиально считаю, Горохова надо строго наказать. Надо…
И пошла.
Когда Муравьёва кончила, Игорь спросил:
— Какие будут предложения?
— Подожди, — Ира Зимина отодвинула стул, — я тоже хочу сказать.
— П-пожалуйста! — сказал Игорь. — К-кто т-тебе запрещает?
— По-моему, — сказала Зимина, — мы сами виноваты. И ты тоже, Булавин.
— И-инт-тересно! — сказал Игорь.
— А разве нет? Что получилось? Спихнули Мымрикова на одного человека и успокоились.
— Надорвался, бедненький, — сказал Алик. — От одного поручения.
— Что-то ты сам за это поручение не взялся, — сказала Ира. — Тебе предлагали.
— У меня нагрузок хватает, — сказал Алик.
— Зимина, — сказал Игорь, — ты отвлекаешься. Мы обсуждаем сегодня Горохова, а не Камлеева. А это факт — Горохов не помог Мымрикову, а наоборот…
Я разозлился.
— А почему вообще я должен ему помогать? Почему мне никто не помогает? И почему мы должны цацкаться с лодырем? Не хочет учиться? Не надо. Его дело!
— Во-первых, — сказал Игорь, — истории известны случаи, когда из ленивых людей и даже хулиганов получались выдающиеся личности…
— Что-то я не слышал про такие случаи, — сказал я.
— Я не подготовился по этому вопросу. А завтра, если хочешь, приведу тебе конкретные примеры. Во-вторых, возможно, Зимина, кое в чём права. Но разве сейчас мы тебе не помогаем?
Я промычал что-то нечленораздельное.
— Мне кажется, — сказала Ира, — Горохов многое понял. Иначе бы он нам ничего не рассказал. Я уверена, и с Мымриковым у него тоже всё получится. Горохов последнее время сильно изменился…
— Ещё бы!.. — сказал Алик.
— Напрасно так ехидно улыбаешься! — Ира повернулась к Алику. — Ошибаться каждый может. А вообще, Горохов, по-моему, хороший ученик, хороший пионер и хороший товарищ!
— Вот это да-а! — пропел Алик.
Ира сверкнула сердитыми глазами на Алика:
— Я б тебе сказала, кто ты такой!
— Зимина, — укоризненно сказал Игорь. — Сколько раз надо предупреждать, сегодня мы обсуждаем Горохова. Анна Ивановна, может, вы выступите? Или вы, Нина Николаевна?
Анна Ивановна и Нина Николаевна, конечно, выступили. От меня летели пух и перья. Никогда мне ещё так здорово не доставалось. Я сидел, уткнувшись носом в парту, и старался ни на кого не глядеть.
Под конец Анна Ивановна сказала:
— А в отношении Мымрикова пусть Горохов решает сам. Справится — пусть берётся. Не справится — пусть сразу откажется.
— Ну, Горохов, — сказал Игорь. — Справишься с Мымриковым? Мы тебя, конечно, поддержим.
Перед началом совета отряда я твёрдо решил: с Севкой возиться ни за что больше не буду. Но так, наверно, часто получается: сначала человек думает одно, а потом другое. Теперь, после выступления Иры, я не с Севкой, с бенгальским тигром вышел бы один на один. Но об этом вслух не скажешь и я пробормотал:
— Ладно. Раз уж взялся…
Мы шли по коридору с Ирой Зиминой. За нами Алик с Муравьёвой. Они о чём-то вполголоса разговаривали и хихикали. Несколько раз я слышал, как Алик называл наши фамилии: мою и Ирину. Но мне было всё равно. У Иры развязался ботинок. Она хотела положить портфель на пол. Я сказал:
— Зачем? Давай подержу!
Я стоял с двумя портфелями под мышкой, когда мимо прошли Алик и Муравьёва. Они прямо-таки давились от смеха.
За ужином папа сказал:
— Давно собираюсь спросить: как успехи твоего подопечного? Мымриков, кажется, его фамилия?
Я застыл с вилкой в руках. Посмотрел на папу, он преспокойно разрезал кусок мяса.
— Мымриков, — сказал я. — А успехи — не очень…
— Что так?
Я пожал плечами.
— Он, если я не ошибаюсь, капитан вашей хоккейной команды?
— Да, — сказал я.
— А как относятся к его школьным делам товарищи по команде?
Я опять пожал плечами:
— Никак не относятся…
— Почему же?
— Они не из нашего класса. А двое даже из чужой школы.
— Тогда понятно. Это, конечно, уважительная причина.
Папа отодвинул тарелку и взялся за газету.
— А что, — спросил я. — Разве нет?
— Отчего же? — сказал папа. — Вполне. Если, положим, тонет мальчишка, но чужой школы, разве из-за него надо лезть в воду?
— Так Севка не тонет.
— А я разве говорю, что он тонет? И извини, пожалуйста, я хочу почитать газету.
— Значит, не мешать?
— Да, — сказал папа, — если возможно.
— Возможно, — сказал я.
Сначала папа читал газету. Потом разговаривал с мамой. Потом достал рубанок и принялся строгать какие-то палочки.
Мне очень хотелось ещё поговорить насчёт Севки. Я вертелся возле папы. В другой раз он обязательно бы спросил, что мне надо. А тут словно перестал меня замечать. Тогда я предложил:
— Можно, буду тебе помогать?
Папа поднял голову и посмотрел на меня так, будто только что увидел.
— Пожалуйста!
— А что надо делать?
— Можешь вот эти бруски отпиливать.
— Ладно, — сказал я. — Отпилю. А что ты из них сделаешь?
— Полку для цветов. Только пили аккуратнее, — предупредил папа. — Впрочем, у тебя уже есть опыт.
Это папа вспомнил про клюшку.
Я попилил немножко и сказал:
— Не так-то просто вытаскивать этих самых утопающих.
— Конечно, — согласился папа. — Но, понимаешь, всё зависит от того, кто и как вытаскивает. Главное, как говорится, гнуть свою линию. Он тебя вниз. А ты его вверх. Вверх и вперёд!
Мы бы, наверно, ещё поговорили насчёт Севки, но вошла мама и объявила:
— Котик, пора спать!
Мне очень не хотелось уходить, но папа сказал:
— Приказ командира — закон, — и добавил: — А своего подшефного ты всё-таки приводи. И не только тогда, когда никого дома нет.
— Хорошо, — пообещал я. — Обязательно приведу.
Глава двенадцатая
Утром я побежал к Феде. Было ещё очень рано. Я долго колотил руками и ногами обитую войлоком дверь, прежде чем мне открыли.
— Извините, пожалуйста, мне нужен Федя, по важному делу, — одним духом выпалил я Фединому отцу.
— Заходи, — сказал он. — Сейчас позову.
Через минуту или две выскочил Федя. Заспанный, в трусиках и майке.
— Ты чего?!
— Срочно нужно собраться! — сказал я.
— Случилось что-нибудь?
— Да, — сказал я.
— А чего?
— Потом расскажу. Можешь потерпеть?
Феде очень хотелось узнать, что за срочное дело, из-за которого я поднял его в такую рань, но он мужественно согласился.
— Могу. Могу потерпеть. Подожди здесь. Сейчас оденусь.
Когда мы с Федей спустились во двор, я сказал:
— Теперь за Эдиком.
— Сперва к Севке, — сказал Федя. — К нему ближе. А потом к Эдику.
— К Севке не надо, — сказал я.
— Как — не надо? — спросил Федя.
— Очень просто. Не надо и всё.
Федя вытаращил глаза:
— А почему?
— Потом объясню, — сказал я. — Ты же обещал потерпеть.
— Ладно… — не очень охотно согласился Федя.
Мы побежали к Эдику. От него к Серёжке Блохину. От Серёжки — к Борису. Его мать нас здорово отругала, но Бориса мы всё-таки вытащили.
Я повёл ребят за сараи на брёвна, где раньше Лёша всегда собирал команду. Их прямо-таки распирало от любопытства. Но я молча шёл впереди и они молча топали следом за мной.
— Рассаживайтесь! — сказал я, когда мы добрались до места.
Ребята послушно принялись карабкаться на брёвна. А я, засунув руки в карманы пальто, расхаживал по тропинке, проложенной вдоль сараев.
— Ну, — сказал Федя, — выкладывай!
Я остановился, поглубже вдохнул в себя воздух и спросил:
— Как, по-вашему, что надо делать, если тонет человек?
— Глупый вопрос, — сказал Федя. — Вытаскивать! Чего ж ещё?
— Правильно, — сказал я.
— А что, — спросил Серёжка, — кто-нибудь утонул?
— Ещё нет, — сказал я. — Но может!
— А-а… — запнулся Серёжка, — кто? Кто может?
— Севка, — сказал я. — Наш капитан.
Ребята, как горох, посыпались с брёвен. Федя схватил меня за грудки.
— Чего ж ты голову морочишь?! Бежать надо. А то, пока мы тут сидим, он…