Покормив кур, гражданин К. решил никому о случившемся не сообщать, добыть тигра, используя остатки собаки как приманку, а изгородь с гаражом как ловушку и зная, что тигр обычно возвращается к недоеденной добыче. Для чего оставил всё на месте, за исключением шлюпки, которую он положил на землю и оттащил от гаража, чтобы тигр не смог обратно выбраться.
На следующее утро в 7.00, вооружившись двустволкой ИЖ-18, гражданин К. осторожно подошёл к гаражу и убедился по следам, что тигр опять приходил и, так как обратных следов нет, скорее всего находится внутри изгороди.
Гражданин К. зарядил дробовик картечью, подошёл к входной двери, отомкнул навесной замок, но открыть двери не успел, так как был сбит с ног внезапно открывшейся дверью, которая распахнулась от прыгнувшего на неё тигра. Тигр прокусил гражданину К. правое плечо, сильно поцарапал когтями шею и убежал. После чего гражданин К. самостоятельно добрался до больницы, где ему была оказана необходимая помощь.
На основании вышеизложенного и руководствуясь статьями Уголовного кодекса Российской Федерации № 33 «Незаконное покушение на охоту» и № 258 часть 1 «Незаконная охота», суд постановил в ходатайстве гражданина К. о возмещении ему морального и материального ущерба в размере 10 000 рублей отказать.
На основании статьи № 73 Уголовного кодекса Российской Федерации назначить гражданину К. наказание в виде лишения свободы сроком на 2 года условно.
Находка
Позади день бесплодных скитаний. Бывает же такое: кругом следы, следы, а зверь – как сквозь землю провалился! Вконец измотанные, присев ниже увала в ветровом затишье, смотрим на уходящее в распадок солнце, слушаем шумные выдохи не уставшего за день ветра. Ноги, словно налитые свинцом, гудят и заглушают всякое желание двигаться. А до деревни ещё несколько километров бездорожья…
Но охота – пуще неволи. И, лишь перестали напоминать о себе уставшие мышцы, возникло желание проверить ещё заросшую густым кустарником чащи-ну, уютно расположившуюся на южном склоне ближней сопки.
Обговорив место встречи, разошлись. Но и в этом месте только иногда доносился треск убегавшего зверья, да парили теплом только что оставленные дневные лежки. Со всех сторон – сплошная стена зарослей лещины да круговерть сильного ветра.
Всё равно – ничего!
Вот уж если не везет, то не везет. Да пошла она, эта охота! И ноги решительно повернули к месту встречи.
Издалека вижу довольную физиономию напарника. Неужели что-то есть? Неужели вернемся домой не с пустыми руками? И ноги быстрей зашагали – «горя нетерпением узнать радостную весть».
– Ну что?
– Зайца подстрелил, – важно сообщил напарник.
– Фи-и… Ну хоть зайца – и то дело.
– И… И т-и-г-р-а нашёл.
– Как, тигра?! Как нашёл? Где?
– Да во-он там. Лез по кустам, зайца поднял. Он отбежал немного и сел на виду. Ну, я «бах» – и он готов. В рюкзак положил, дальше иду. Метров пятьдесят прошёл, гляжу через кусты: в ложбинке какие-то кости, вроде как рёбра лежат. Дай, думаю, гляну: чьи мослы там? Подхожу, а это… тигр! Дохлый. Лежит на боку. Лапы вытянуты. Шерсть клочками. Голова запрокинута. Глаза остекленевшие. Давно, видать, лежит: промерзший весь. Может, подстрелил кто, может, сам отравился на свалке. Но вороны не раздолбали. Метров десять до него не дошёл. Что-то жутко стало: я ведь ни разу в жизни его не видел. И я боком-боком от него. Уже давно тебя жду: забрать его надо.
Солнце, блеснув на прощанье из-за тучи, ушло за хребет, и сразу стали подниматься сумерки, отвоевывая пространство для самой длинной ночи года.
– Ну куда тут уже идти, – говорю. – Домой потопали – завтра с охотоведом подъедем и заберём.
Вечер прошёл в оживленных спорах: что делать с такой находкой? А нескончаемая ночь не давала сна уставшим телам. Всё никак не могли придумать, где лучше оттаивать такую тушу, как шкуру выделать, что с остальным делать?..
Бывает же в жизни такое! Ничего-ничего, и тут на тебе – целый тигр! Лежит себе готовенький. Вот это находка! Вот это трофей!
* * *
Трофей… Результат охотничьего труда. Награда за десятки километров пройденного пути, впитанных всем своим существом просторов, вдыхаемых жизнью. Жизнью такой неиссякаемой и хрупкой, вечной и быстротечной, трагичной и радостной. Радостной тихо и незаметно, – как жизнь деревьев, сменяющих друг друга, растущих и павших, всегда укрывающих эту землю. И радостной ярко и стремительно – как краски цветов, как полёт синих махаонов, как навсегда уносимая звонкая струя ручейка… Жизнь – это радость, питающая всех и исходящая от всего живого. Питающая самое светлое и высокое у человека – мечту. Поддерживающая в дни досаднейших неудач и ошибок. В конце концов награждающая частью себя – трофеем. Кто знает его настоящую цену? Как бы ни переливалась и ни искрилась шкурка пушного зверька, как бы ни были велики и тяжелы рога оленя, но настоящую красоту и тяжесть трофеев видит и чувствует только тот, кто это добыл, отыскал. Кому это оказалось подарком за труд, за выносливость и терпеливость, за ум и настойчивость…
Трофей – это подарок. Подарок от жизни. Подарок за жизнь. Подарок за то, что ты Человек. Что ты – Природа, потому что ты её любишь, потому что знаешь, чувствуешь, ты – в ней, ты – частица её…
Но все громче раздаются голоса за запрет охоты. Против питания человека живым. Будто бы радоваться дыркой в сердце зверя может только злодей, который так же поступить сможет и со своими ближними. Что только тот любит природу, кто не обижает «братьев меньших». Ложь! Нельзя любить то, чего не знаешь, на что смотришь через экран телевизора, окно автомобиля, иллюминатор самолета, что разглядываешь на фото, до чего не дотрагивался, чем не дышал, что не слышал наяву, чем не мог налюбоваться!
А кто знает и любит по-настоящему? Охотник! И это тысячу раз доказано самой природой.
Попробуй, найди человека, который не губит живое.
Крестьянин? Он своей рукой кормит, холит животных, а потом этой же рукой их и убивает. Всю жизнь он борется с «вредными» сорняками, окультуривает, то есть – осушает, орошает, перепахивает, удобряет – каждый мало-мальски удобный клочок земли. Но земля почему-то от этого скудеет, природа вокруг преображается, гибнет…
Горожанин? Который травит живое вокруг, вместе со своими заводами и фабриками, а попав на природу, норовит урвать от неё побольше. Который завоевывает оставшееся пространство, прокладывая новые дороги, линии электропередач, кабели, газопроводы!..
Может быть, вегетарианец? Но кто докажет, что растения – неживые? Дотронься до мимозы, и от прикосновения она складывает листья, никнет, а ведь её родственники вырастают в громадные деревья. Семена без тепла и влаги не могут долго храниться. И, чуть побольше тепла, влаги, только чуть станет светлее, как из «неживого» семени появляется жизнь!
Человек – злодей. И, как это ни прискорбно, в обозримом будущем им останется. Сам себе сотворил злодейские условия жизни и изменить их пока не в состоянии, несмотря на все свое могущество.
А может, всё-таки не злодей? – Ведь всё на земле живет за счет другого, что естественно. Значит, естествен и человек. Естествен в использовании живого, пока зависим от природы этой планеты. Только бы не переходить ту грань равновесия, где человеку сытно и природа благоденствует. Но, увы, эта грань давно преступлена, почти везде, где живет человек. И невозможно уже зачастую вернуть утерянное. И когда уже человек опомнится, когда ума наберется?
* * *
Под утро только и заснули. Чуть свет вскочили. Нашли топоры – в кустах дорогу прорубать. Приготовили верёвки – тигра тянуть. Побежали к охотоведу – уже нет дома: день воскресный, сезон охотничий. Та же картина и с другими ответственными лицами – никого нет дома, как специально. Как-то даже энтузиазм схлынул. И не на чем подъехать, и не с кем… Вот невезение, а там тигр лежит – вдруг кто-то еще найдет!
К обеду только подвернулась попутная машина: до места хоть подбросит – и то ладно. С сопки тигра вниз стащим, а там видно будет.
На сопку лезли наперегонки. Издалека привлекли внимание крики ворон: вроде кричали на том месте, где должен быть тигр. Повернули прямиком на крики. Немного усилий, отнятых крутым склоном с густым кустарником, и фейерверк отчаянно хлопающих крыльев поднялся из зарослей. Вот заразы! Небось попортили всего тигра! Ничего от них не спрячешь! Но вместо тигра… – остатки оленя.
И следы, следы владыки вокруг…
Да, хорошо он вчера пообедал: за раз съел почти всего оленя! Долго, видать, голодал. А где же нагл тигр?
Я первый нашел вчерашний след напарника. Он пыхтел сзади. Ага, вот здесь он вчера на месте потоптался: стрелял. Дальше заячьи следы и пятнышко крови. Тут положил зайца в рюкзак. Вот пошел крадучись. Опять потоптался на месте. Где-то рядом – тигр. Но следы обрываются и идут в обратном направлении. Ниже в ложбинке большая тигриная лежка и уходящие прочь следы гигантской кошки…
– Где же твой тигр? – оглядываюсь я на напарника. Схватившись за дерево, тот стоит с серым лицом.
– Как хорошо, что я к нему ближе не подошел, – только и смог сказать он.
Грешник
– Эй, хозяин! Будь добр – позволь переночевать!
Голос мой еле пробивается сквозь шум дождя и лай собаки к мерцающему свечой окошку.
Сильный дождь, рано опустивший сумерки, заставил искать ночлег понадежнее палатки и костра. Да и внутренний голос настойчиво внушал, что где-то поблизости есть жилье.
Ныряя в мокрые кусты, быстро пересёк поперёк долину ручья, выясняя наличие следов человека, и наткнулся на лесную, хорошо наезженную дорогу. В тайге, в таких местах, дорога обычно ведет к пасеке или охотничьему зимовью. Точно! Всего несколько минут ходьбы от ключа, где ловил местную форель-мальму, и на обширной поляне – вот она, добротная пасека с большой избой, омшаником и навесами, крепкой изгородью.
– Кого там принесла нелегкая? – сердито доносится из-за приоткрывшейся двери. – Кто такой? Чего надо?
Хозяин готов хлопнуть перед моим носом дверью: не любят пасечники непрошеных гостей. Много по тайге скитается лихого люду, того и жди, что беду с собой принесут.
Вспоминаю кстати рассказы уроженца этих мест и решаюсь выдать себя за земляка: «Да я Можаева внук. Дождь бы переждать».
Дверь недоверчиво поскрипела, словно советуясь с хозяином, нехотя растворилась.
– Заходи.
В полумраке дверного проема угадываются просторные сени, белеет вход в избу. Старательно шаркаю сапогами по металлической сетке у крылечка, вхожу. В уголке снимаю рюкзак, достаю запасную одежду и переодеваюсь в сухое. Вытаскиваю пакеты с продуктами, на ощупь выбираю что повкусней, откладываю для ухи десяток самых крупных форелин и, вежливо постучав, переступаю порог.
Неповторимый пасечный дух. Сухой и теплый воздух человеческого жилья насыщен запахом меда, цветов, трав, запахом яркого солнечного дня посреди земляничной поляны, запахом буйного лета. Воздух, густой и медовый, светится янтарным ореолом вокруг трепетного огонька свечи. Чисто выбеленные стены словно дышат теплом.
Крашеные половицы застелены домоткаными дорожками. Печь, стол, лавка, дверь в другую горницу. На столе свеча, книга.
Выкладываю харчишки на стол, отдельно – заветную фляжку. Из горницы выходит пасечник. Молча собирает нехитрый ужин: ещё горячая картошка, шмат сала, луковица, миска духмяного мёда, выдыхающий парок чайник. Кладет одну вилку, одну ложку, ставит одну кружку, давая понять, что ужинать не будет, и, не проронив ни слова, возвращается в свою комнату, плотно прикрыв за собою дверь.
Странный тип! Когда и кто у нас отказывался по русской традиции узнать за стопкой, что в мире творится, поговорить про политику, про урожай, просто за жизнь, познакомиться наконец? А этот не взглянул даже! Ну что ж, спасибо, хоть впустил.
Неторопливо ужинаю, прислушиваюсь к шуму дождя и гадаю: что за фрукт этот хозяин. Рассмотреть я его толком не успел: вроде не стар ещё – лет сорока с небольшим, высокий, сутулый. Хозяйственный – в доме чисто и аккуратно. Руки, видать, на месте, вон какой подсвечник смастерил из консервной банки: край жестянки ажурно изрезан, выгнут причудливо, гвоздем по кругу пробит замысловатый орнамент. С выдумкой сделано!
А что за книга лежала на столе? Сразу её захлопнул и унёс. Похожа на Библию. Странно. Сейчас все детективы да приключения читают. А тут тайга, пасека – и Библия!
Это после семидесяти лет советской власти и в крае, где на всю огромную территорию осталось только две-три церкви! Да и то эти церкви в самых крупных городах. А отсюда до ближайшего города выбираться – о-ё-ёй. Скоро и мне этот путь предстоит: отпуск-то проходит. Скорее бы дождь перестал, чтоб в оставшиеся дни успеть нарыбачиться досыта, надышаться таёжной чистотой допьяна.
Приятная истома растеклась по моему телу. Какая малость нужна иногда для полного счастья! За окном изливает свою душу сентябрь, толкается ветер, а здесь тепло, уютно, спокойно. Да, повезло мне, что не коротаю ночь в палатке под грохот капель, бьющих в брезентовую крышу.
Громко благодарю:
– Спасибо, хозяин! Где бы на ночь расположиться? – Убираю со стола, нарочно звякая посудой.
В ответ ни звука. Ладно, сам разберусь. Задуваю свечу, выхожу в сени, включаю фонарик и стелю себе в уголке.
Под шум непогоды стараюсь заснуть, но сон не приходит. Мысли толкутся суетливо, перебивают одна другую. А дождь все льёт и льёт. То затихая, то с новой силой обрушиваясь на отмякшую землю…
Ночью пасечник несколько раз выходил на крылечко, стоял под дождем; тяжело вздыхая, заходил, и неудобно как-то было окликнуть незнакомого человека, перекинуться с ним словом, завести неторопливый разговор, прожидая бессонное время.
Поздний дождливый рассвет подслеповато заглядывает в окошко. Дождь всё шумит. Мерно звенит каплями по какой-то жестянке. Усыпляюще шуршит по листве закрасневшего клёна, ствол которого виден в окошко, а поникшая ветвь вздрагивает, стряхивая насевшую сырость, тарабанит по крыше.
Лежу и обдумываю: чем же заняться в такую погоду? Здесь бы остаться, переждать, да хозяин уж очень какой-то негостеприимный.
Открывается сенная дверь, и выходит пасечник. Не взглянув даже в мою сторону, сбрасывает щеколду, пихает плечом набухшую наружную дверь. Она распахивается, впустив гул ливня и тяжёлую прохладу отсыревшего воздуха.
Пасечник, стоя в проёме, смотрит вверх на тяжелые тучи, шумно вздыхает, оглядывает поляну. Внезапно охает и с искажённым лицом, пошатываясь, как пьяный, вбегает в дом.
Что-то случилось!
Быстренько выкарабкиваюсь из уютного спального мешка, бросаюсь к выходу и чуть не падаю от толчка выскочившего в сени пасечника. В руках у него ружьё и патронташ.
Не обращая на меня внимания, трясущимися непослушными руками вынимает патрон и пытается зарядить двустволку, хрипло шепча:
– Падла! Падла! Я т-те щас!..
Через его плечо пытаюсь сквозь пелену дождя разглядеть хоть что-нибудь. У омшаника под навесом, рядом с собачьей будкой шевельнулось рыжее пятно. Да это же… тигр!
Стоит и спокойно, по-хозяйски, обнюхивает дыру под омшаником, куда, очевидно, спряталась собака.
Щелкнули, закрываясь, стволы. Думать некогда. Хватаюсь за ружье, яростно шипя:
– Ты что, дядя, сдурел? Тигр в Красной книге!
И давлю, давлю изо всех сил на стволы, направляя их в пол.
Пасечник, лишь на мгновение опешив, рвёт ружье к себе, в бешенстве дергая им во все стороны. Я сопротивляюсь что есть сил, отталкиваю чёрные зрачки стволов от себя вверх, вниз, вбок.
– Отцепись, сволота! – клокочет в его горле. – Она… Ромку… племяша… моего… А-ах ты!..
Он резко дёргается назад. Мелькает кулак. Громко клацают мои зубы. Голова откидывается. Затылок хрустко вбивается во что-то остро-твердое.