— А кто покрыл резьбой колонны?
— Кое-что было там всегда, даже дольше нас, — сказал третий саламандра. У него голос был повыше и помягче, чем у остальных, и ласси подозревала, что это девочка. — А прочие знаки вырезало то или иное несчастное человеческое создание.
Двое других саламандр зашикали на нее, и все трое метнулись обратно в огонь. Больше они разговаривать не желали, и ласси отправилась к себе наверх.
Каждое утро после завтрака она писала отцу и Хансу Петеру, а те писали в ответ. В то утро, когда она открыла книжку, ее уже ждало сообщение, на сей раз от Йорунн.
«Дорогая сестрица, — говорилось в нем, — мне горько тебе об этом писать, но папа серьезно ранен».
Ласси ахнула и поднесла книжечку ближе к глазам, словно это могло помочь ей читать быстрее.
«Вчера он рубил дерево, и оно на него упало. Правая нога и рука просто в лепешку. Он работал недалеко от фермы Харальдсонов, их старший его и обнаружил. Здешний доктор мало что смог поделать, поэтому Ханс Петер повез отца в Христианию. У папы началась лихорадка. Я тоже хотела поехать, но мне совсем скоро рожать. Тордис уехала с ними на своих санях.
Я знаю, ты не можешь приехать, но я хотела тебе сказать, чтобы ты молилась за папу.
Со всей любовью, Йорунн».
Некоторое время юная ласси в полном оцепенении сидела за изящным письменным столиком. Вскоре пробудился от утренней дремы Ролло и подошел узнать новости. Когда он ткнулся мокрым носом в ее раскрытую ладонь, она вздрогнула и посмотрела на него.
— Кажется, папа умирает, — произнесла девушка еле слышным шепотом. Она сглотнула, подавилась, закашлялась и начала всхлипывать. — Папа умирает!
Она схватила книжечку и побежала по дворцу. Она пронеслась сквозь библиотеку, сквозь комнату, набитую прялками, сквозь комнату маслобоек, по большой галерее, заполненной инструментами, картинами и печатными станками. На бегу она выкрикивала:
— Исбьорн! Исбьорн!
Глупо, конечно, было звать его так. Раньше отсутствие имени у белого медведя не казалось ей странным — в конце концов, свое она ему тоже не назвала, но теперь ее больно кольнуло, что он ведь и не спрашивал.
— Исбьорн! Исбьорн!
— Что такое? — Он несся ей навстречу по длинному коридору, где располагались неиспользуемые спальни.
Зареванная и запыхавшаяся, она протянула ему книжечку, не заботясь о том, как глупо выглядит.
— Папа умирает, — всхлипнула она.
Исбьорн прищурился, глядя на неразборчивый почерк Йорунн, и сел. Посмотрел на картину, висящую на стене над ними, — там резвились некие существа с лошадиными ногами и человеческими телами, — а затем на ласси, на ее помятые и сбившиеся юбки синего бархата.
— Мне надо домой, — всхлипнула она.
— Нельзя.
— Пожалуйста, — взмолилась девушка. Она вцепилась в мех на шее медведя и развернула его голову к себе. — Пожалуйста. Я вернусь. Мне бы только его повидать.
Он испустил один из свойственных ему печальных раскатистых стонов, так похожих на коровье мычание.
— Ты вернешься?
— Да, если ты по-прежнему будешь нуждаться во мне.
— Ты нужна мне, — отозвался он. — Я отвезу тебя к родне сегодня же, но ты должна обещать мне, что вернешься. Ты должна прожить здесь год.
— Да, конечно. — Она вытащила обшитый кружевами носовой платок и утерла лицо. — Спасибо тебе, огромное спасибо!
— Ты должна пообещать мне кое-что еще, — сказал медведь сурово.
— Все, что угодно!
— Обещай мне, что никому не расскажешь о тайнах дворца.
— Что? — Ласси перестала сморкаться и уставилась на него. Она и не думала, что ему известно о ее открытиях. — Ты имеешь в виду, про тр…
— Тсс! Нe выдавай ни одной из наших тайн. Никому.
— Ладно. — Надежда скоро увидеться с родными придала ей силы. — Пойду собираться. — И она чуть ли не бегом отправилась к себе.
Ролло вошел несколько минут спустя.
— Где ты была? — спросил он, тяжело дыша.
— С исбьорном разговаривала. А ты где был?
С громким треском она оторвала юбку от лифа уродливого желтого платья. Затем разложила юбку на кровати и принялась складывать на нее платья и сорочки. В старый ранец новая одежда не влезла бы, а ласси не желала являться в Христианию замарашкой.
— Я тоже искал исбьорна, — надулся Ролло. — А вместо него нашел мадам Грей. Затем медведь проревел тем, кто в кухне, что мы отправляемся в Христианию, и я пришел тебе сказать.
— Я знаю. И пытаюсь сложить вещи. — Она добавила к куче несколько пар туфель.
— Вот, госпожа. — Мадам Грей вошла с большим кожаным ранцем в руках.
— Ой. — Ласси взглянула на только что уничтоженное платье. — Спасибо, мадам Грей.
Пока девушка переодевалась в старые штаны и белую парку, горгулья сложила ее вещи по-своему и упихала их в ранец.
Не прошло и часа, как они с исбьорном уже летели через снежную равнину, а Ролло несся по пятам. Солнце сверкало на снегу так ярко, что ласси надвинула капюшон парки на глаза и зарылась лицом в медвежий мех. Пока они мчались через бескрайние белые поля и углублялись в лес, она дремала. Зато потом, меньше напуганная и выбитая из колеи скачкой, нежели в прошлый раз, с интересом разглядывала местность, которую они пересекали. Исбьорн бежал через холмы и замерзшие фьорды. Ночь застала их на склоне горы. А когда ласси проснулась, горы остались далеко позади. Ласси не помнила этого по первому путешествию и села на медвежьей спине как можно прямее, чтобы смотреть по сторонам.
— Где мы? — Ей приходилось кричать, а то бы ее не услышали.
— В Норвегии, — отозвался исбьорн.
— В прошлый раз мы здесь не проезжали! — крикнула она.
— Мы направляемся на юго-запад, в Христианию, — был ответ.
Тут медведь опустил голову и побежал еще быстрее по подножиям холмов, лавируя между деревьями и валунами. Ролло мчался рядом, даже не запыхавшись. Ласси то и дело пригибалась, чтобы ее не сшибло веткой.
Таким образом они двигались до следующего дня, остановившись только раз, чтобы подкрепиться едой, припасенной для них саламандрами. К ночи второго дня путники добрались до окраин великого города Христиании, где исбьорну пришлось оставить ласси и Ролло.
— Полагаю, Христиания не место для белого медведя, — с деланым весельем сказала ласси.
Она тревожилась об отце, но ей так же больно было покидать исбьорна.
— Нет, — сказал он. Чем дальше от ледяного дворца, тем медленнее и скупее делалась его речь. — Помни обещания.
— Помню: я пробуду с семьей всего пять дней, а затем встречусь с тобой здесь, чтобы вернуться во дворец.
Визит получался ужасно коротким, но исбьорн настаивал, чтобы она не задерживалась ни на день.
— И?
— И не стану никому рассказывать ни о каких наших тайнах, — добавила она. Затем протянула руку и положила ладонь медведю на лоб. — Береги себя, — с трудом произнесла она. — Не показывайся никому на глаза.
— Не буду.
Она сморгнула неожиданную влагу с глаз и отвернулась.
— Идем, Ролло.
Они торопливо покинули приютившую их небольшую рощицу и вышли на дорогу в город.
— Мы вернемся через пять дней, — крикнула ласси, обернувшись.
Медведь в ответ зарычал, и ласси разглядела вспышку сияющей белизны, когда тот повернулся и прыжками двинулся вглубь леса.
«Всего пять дней, а затем вернемся домой… в смысле, в ледяной дворец», — сказала она себе.
— Ты знаешь, как добраться до дома Аскеладдена? — Когти Ролло цокали по твердой мощеной дороге.
— Нет, но, когда мы попадем в город, нам останется только спросить, — ответила ласси, поудобнее пристраивая на плечах здоровенный ранец. — Наверняка кто-нибудь да знает, где живет королевский охотник.
Ролло скептически фыркнул. Влияние исбьорна таяло, и он дышал все тяжелее, а голова свешивалась ниже.
— Еще топать и топать.
— Прекрати нытьё, — одернула его хозяйка. — Всего лишь через час мы будем сидеть перед теплым очагом с папой и Хансом Петером, как в старые добрые времена.
— Хотелось бы верить, — пробурчал волк.
Ласси не стала с ним спорить. Она тоже чувствовала себя странно. Как в старые добрые времена уже никогда не будет. Отец ранен, возможно, умирает. Она узнала кое-какие тайны Ханса Петера, и участь семьи резко переменилась.
И все из-за медведя.
Глава 17
Когда они отыскали дом Аскеладдена, уже почти рассвело. Улицы Христиании собьют с толку любого, кто в жизни не видел деревни с населением больше пятидесяти человек. К тому же стояла глухая ночь, и не у кого было спросить дорогу.
Наконец они добрались до ворот самого дворца. Человеческий дворец, приземистый и сложенный из теплого желтого камня, выглядел дружелюбно даже в тусклом свете висящих снаружи факелов. Привратник отечески расспросил девушку, какое у нее дело, и она посетовала, что никак не найдет дом Аскеладдена Ярлсона.
— А, королевского охотника? Ты одна из его многочисленных сестер? — Человек по-доброму рассмеялся. — Чуть дальше по этой улице, вон тот большой серый каменный дом.
У ласси слегка закружилась голова. Аскель живет в большом сером каменном доме? «Чуть дальше по улице» от королевского дворца? Она глянула на Ролло, но тот и сам опешил.
— Спасибо, — поблагодарила она привратника, придя в себя.
Затем пошла к дому, уверенная, что тут какая-то ошибка. Дом был роскошный, с черепичной крышей, с богатыми занавесями на окнах. Перед крыльцом стояла изящная карета, запряженная парой гнедых, и державший поводья слуга с любопытством уставился на незнакомку.
Изобразив уверенность, ласси подняла руку и громко постучала в дверь. Не успела она разжать кулак, как дверь распахнулась.
В потоке яркого света стоял юноша. На нем была ночная рубашка, наполовину заправленная в зеленые штаны.
— Вы сиделка?
Она вытаращилась на него:
— Эйнар?
— Пика? — Второй по старшинству из братьев кинулся ее обнимать. — Не могу поверить, что ты здесь! Я думал, тот исбьорн тебя съел!
Он крепко стиснул сестру, а затем нагнулся потрепать Ролло по бокам. Волк с достоинством вытерпел приветствие.
— Нет-нет, — просипела ласси задушенно. — Со мной все хорошо! Как папа?
Эйнар отстранился, лицо его посуровело. Теперь он меньше был похож на молодого мужчину и больше — на юношу, каким она его видела в последний раз.
— Плохо. Доктор еще у него. Аскель послал за личным врачом короля. — В голосе юноши зазвучало благоговение. — А теперь вызвал и частную сиделку. За нее-то я тебя и принял.
— Я слышала. — Она заставила себя рассмеяться. — Можно… Можно мне его увидеть?
— Конечно! Тордис здесь. И Ханс Петер. Остальным мы тоже отправили весточку, да не знаю, когда она до них дойдет.
Эйнар провел ее через прихожую с высоким потолком к широкой, изящно изогнутой лестнице полированного дерева. Тут он остановился.
— Ой! Мне же положено ждать у дверей сиделку.
— Все в порядке. Сюда-то я добралась.
— Как поднимешься по лестнице, первая комната направо.
Эйнар еще раз быстро сжал ее плечи и вернулся на свой пост.
Ласси двинулась вверх по лестнице, чувствуя, как сильно бьется сердце. Рядом неслышно ступал Ролло. Их шаги приглушал роскошный ковер с узором из роз, а верхнюю площадку лестницы украшал столик с вазой в восточном стиле. Ласси не знала, что ее тревожит больше: то, что Аскеладден живет в такой роскоши, или то, что за дверью рядом со столиком находится раненый отец.
Призвав еще больше мужества, чем ей требовалось прежде, девушка осторожно постучала в спальню. От ее стука дверь отворилась, поскольку не была как следует закрыта. Внутри все оказалось так, как и ожидала ласси: мать, сестра Тордис, трое старших братьев — все собрались у постели, где лежал бледный и замотанный в еще более бледные бинты отец. Над ним склонился похожий на аиста мужчина в черном — доктор.
— Привет! — Ласси стиснула загривок Ролло в поисках поддержки.
Все взгляды, даже затуманенный взгляд отца, обратились к ней. На миг все застыли. А потом комната словно взорвалась.
— Ласси!
— Сестренка!
— Доченька!
— Как ты сюда попала?
— Тихо все! — Последнее высказывание принадлежало врачу. — Мастеру Оскарсону нужен покой!
Ханс Петер добрался до ласси первым и крепко обнял ее. Затем Тордис, за ней Торст. Аскель не полез обниматься, он стоял, сунув руки в карманы шикарных панталон.
— Все в порядке, доктор Олафсон. Это моя младшая сестра, — произнес он важным голосом.
Мать тоже не обняла ласси. Она стояла за спиной у Аскеладдена и теребила длинную шелковую бахрому новой шали.
— Дочка. — Ярл протянул здоровую руку.
Ласси медленно направилась к нему. Пока она шла, от тепла в комнате на лбу у нее выступил пот, и она скинула белую парку.
Правая сломанная рука у Ярла была обмотана бинтами. С правой ноги, тоже сломанной и запеленатой в неимоверное количество слоев белого льна, откинули одеяло. Оба глаза опухли, а на правой щеке темнел громадный синяк. Девушка опустилась на колени рядом с постелью и взяла отца за здоровую руку.
— Папа, мне так жаль, — сказала она, глотая слезы.
— Ты не виновата, дочка, — отозвался он слабым голосом и еле заметно сжал ей ладонь.
Она замотала головой. Ее не покидало ужасное ощущение, что все это как-то связано с ее положением. Неспроста невезение в Норвегии называют «тролльским счастьем».
— Да, так… — Доктор откашлялся, чувствуя себя неловко. — Когда прибудет сиделка, я выдам ей лекарства от боли и от лихорадки. Она знает, что делать.
— Спасибо, доктор Олафсон, — произнес Аскеладден. Он шагнул вперед и пожал врачу руку. — Я провожу вас.
Ласси невольно уставилась вслед брату. Он был такой лощеный, такой вежливый, что делалось не по себе. Заметив выражение ее лица, Ханс Петер разразился лающим смехом.
— Как видишь, Аскель нашел свое место в жизни, — сухо заметил он.
— И хорошо, что нашел, — сурово одернула его мать. — Где бы был ваш бедный отец, не имей Аскеладден возможности позвать личного врача короля?
Ханс Петер склонил голову и промолчал. Мать повернулась к ласси.
— Ты нарушила слово? — Лицо у Фриды было чопорное, но в материнских глазах девушке почудился отблеск страха.
На миг смутившись, она моргнула, но потом решительно помотала головой:
— Нет, исбьорн привез меня в город, чтобы я могла побыть с папой. Мне надо вернуться через несколько дней.
Фрида коротко кивнула:
— Смотри у меня.
И тут младшую дочь осенило. Фрида действительно боится. Боится, что, если ласси нарушила данное медведю слово, у них отберут новообретенное богатство.
— Так ненадолго, — прошептал Ярл.
Затем он соскользнул в сон.
Младшая дочь со страхом наблюдала за отцом, пока не увидела, как мерно поднимается и опускается его грудь в такт дыханию спящего. Тогда она отпустила отцовскую ладонь и накрыла ее одеялом.
— Врач дал ему лекарство для облегчения боли. — Тордис подошла и обняла ласси за плечи. — Говорит, от этого спят.
— Он поправится?
— Конечно поправится, — сипло отозвался Торст. Лицо у него было белое и напряженное, как и у всех остальных, но он нашел в себе силы улыбнуться. — Ему просто нужен отдых. Так доктор сказал.
Но Ханс Петер хмурился.
— Надо дать отцу поспать, — резко сказал он, подобрал свою парку и направился к двери.
Фрида и Торст последовали за ним, но Тордис и ласси остались с Ярлом. Спустя несколько минут вошла деловитая женщина с венком из седых кос на голове и в длинном переднике. Она улыбнулась двум девушкам, одновременно проверяя пульс у больного.
— Вы сиделка? — прошептала Тордис.
Женщина кивнула и приложила палец к губам. Переглянувшись, сестры выскользнули из комнаты.
Притихшие после увиденного, девушки спускались по широкой лестнице в молчании. Тордис привела ласси в гостиную, где собралось остальное семейство.
Ласси села на диван рядом с сестрой и приняла из рук слуги чашку чая и кусок хлеба с сыром. Она оглядела роскошно обставленную комнату, а затем своих родных. Тордис практически не изменилась. Тот же домотканый наряд, ярко окрашенный и замысловато скроенный. Ханс Петер в толстой и простой шерстяной одежде, как обычно, но не видать ни заплаток, ни обтрепанных рукавов. Аскель, Торст, Фрида и Эйнар одеты нарядно, по-городскому, хотя и несколько растрепаны.