Анка на минуту выпрямила спину и окинула взглядом цех. В воздухе носилась белая хлопковая пыль. Мало помогали гудевшие у потолка слишком маленькие вентиляторы: пыль была сильнее их, не всасывалась полностью, не улетала вся. Все, даже волосы и лица работниц, было какое-то бледное и серое от этой пыли, раздражавшей глаза и оседавшей в легких.
«Съест тебя хлопок», — вспомнились Анке полные горечи слова одной из старых работниц. И в самом деле, все они выглядели так, как будто хлопок съедал их.
«В каждой ниточке есть моя работа, крохотная доля моей жизни, — подумала Анка, торопливо связывая оборвавшуюся нить. — Неправы были те девочки — за ситцем наработаешься не меньше, чем за шелком!»
За этими размышлениями восемь часов шли быстрее, чем обычно. Громко загудела фабричная сирена.
— Кончать работу! — громко произнес проходивший по цеху мастер, и, как от прикосновения волшебного жезла, сразу замолк стук и грохот машин. Странно звучала тишина в привыкших к непрерывному шуму ушах — она-то и казалась громкой.
Волна людей вылилась через большие ворота фабрики. Анка быстро свернула в сторону, хотя товарки и упрашивали ее немножко пройтись с ними. Да, им, может быть, и можно погулять, Анка же всегда спешит домой. Что там с детьми? Не случилось ли с ними чего-нибудь дурного? Никогда не могла она забыть тот момент, когда узнала про несчастье с Адасем.
Но дома все было в порядке. Игнась готовил уроки, Зося штопала чулки, Адась играл с приблудным котенком, который как-то приплелся за Зосей с улицы, да так и поселился в комнатке на чердаке.
— Кушай скорее! — сказал Адась. — Ты мне что-то обещала.
— Что обещала? — не могла припомнить Анка.
— Вчера ты мне обещала. Нет, не вчера, а когда был дождь и ты не хотела меня пускать во двор.
— А! Помню, помню.
— Вот видишь! Сама говорила: если обещают, надо исполнять.
— Ладно, ладно! Только какую же тебе сказку рассказать? — задумалась Анка, видя, как Адась с нетерпением топчется около ее стула.
— Какую хочешь. Только длинную-предлинную, как до конца улицы.
— Чинить горшки, кастрюли лудить! Паять, лудить, горшки чинить! — донеслось вдруг со двора.
— Аа… жестянщик! А в голубом котелке у нас дырка! — воскликнула Зося, подбегая к окну.
Через минуту по лестнице зашлепали тяжелые шаги. Жестянщик взял котелок и хотел выйти паять на лестницу. Но на улице было холодно, и Анка предложила ему остаться в комнате. Он присел на табурет у печки и принялся за работу. Адась забыл про сказку и с любопытством смотрел, как работает жестянщик.
— Заплатку поставим, и котелок будет, как новый, — сказал он.
— А проволока у вас зачем?
— А это чтоб горшки обтягивать. Когда глиняный горшок треснет, он уж никуда не годится. А я его обтяну проволокой — дольше нового продержится…
Адась посмотрел на дырявые, стоптанные сапоги лудильщика и задумался, можно ли сапоги тоже проволокой обтянуть. Лудильщик заметил взгляд мальчика.
— Что, на сапоги смотришь? Ну нет, сапог проволокой не обтянешь! А эти отслужили. Долгую дороженьку прошли.
— Вы издалека?
— Да, малец, издалека, — сказал слесарь, не проявляя, однако, охоты продолжать разговор. Запаял котелок, взял деньги и ушел.
Через минуту на соседнем дворе опять раздавалось его громкое:
— Лудить, паять, горшки, кастрюли чинить!
Адась снова вспомнил обещание сестры.
— Анка, а сказка?
Анка очень устала, и ей не хотелось сейчас говорить. Но надо же было занять как-нибудь настойчивого братишку.
— Ну, вот тебе сказка. Жил-был котелок. Сделали его на фабрике и послали в магазин. Стоял потом котелок на плите, варился в нем суп и картошка. Но вот сделалась в котелке дырка. Загрустил котелок, что его выбросят на помойку. А тут пришел жестянщик и починил котелок. И завтра Зося сварит в нем суп!
— Э… это вовсе не сказка! — возмутился Адась. — И это совсем не интересно!
— Не интересно? А вот если бы не жестянщик, так завтра не было бы супа. Зося, что ты хочешь завтра варить?
— Мучную похлебку… Нет, похлебка вчера была. Щи, что ли?
— Вот видишь! Щи, ты их так любишь! А если бы не жестянщик, не было бы щей!
Адасю это понравилось.
— А если бы не угольщик, не было бы угля! — сказал он.
— Угольщик только разносит уголь. А добывают его в шахтах шахтеры.
— А кто самый главный?
— Как это самый главный? — не поняла Анка.
— Ну, самый-самый главный из всех, ну, из всех работ.
— Все главное, — медленно сказала Анка.
И вдруг как-то совсем по-иному посмотрела на свою маленькую комнатку. Она прижала к себе братишку.
— Вот погляди: печник сделал печь, столяр — стулья, стол, комод, каменщик выложил стены из кирпичей, маляр выкрасил потолок и стены, рабочие на фабрике сделали лампу, в типографии напечатали книжку, по которой учится Игнась. Подумай только, сколько людей работало, чтобы мы могли вместе сидеть тут за столом!
— А я не работаю!
— Ну, ты еще маленький. Вот вырастешь, тоже будешь работать.
— А на твоей фабрике ты что делаешь?
— Я, знаешь, связываю нитки, когда оборвутся. А если бы не было ниток, не было бы тканей. А если б не было тканей, во что бы мы одевались?
Анка усмехнулась. Ей самой только сейчас пришло в голову, что и ее работа важна. Так же важна, как и всякая другая, как всякий труд, вложенный в предметы, которые нас окружают, которыми все пользуются, подчас не отдавая себе даже отчета в том, что в них частичка человеческой жизни, усилий, напряжения, труда.
Глава IX
Ё Л К А
Адась не знал, что такое неделя.
— Это от воскресенья до воскресенья, — объяснила ему Зося.
Но и это не очень-то помогло. Совсем как с сиренью. Каждый день Адась ждал, что вот завтра уже будет елка.
— Столько этих неделей проходит, а их все никак меньше не становится! — сердился он. — А можно устроить елку сейчас?
— Нет, нельзя, — ответила Анка и грустно задумалась.
В прошлом году у них была елка, и мать испекла даже пирог с повидлом. Но что будет теперь? Как ни экономно хозяйничала Зося, им с большим трудом едва хватало на самое необходимое. А маленькому братишке так страшно хотелось елки и всего, что он запомнил о ней с прошлого года! У Анки не хватало духу сказать ему, что от елки в этом году, вероятно, придется отказаться.
— Генек говорит, что у них будет елка до потолка. А Стефця делает в школе звезду, всю из золота. Она говорит, что повесит ее на самой верхушке. Только у нее не будет такой большой елки, она не хочет. Она говорит, что больше любит такие маленькие.
Анка ничего не ответила.
В субботу, когда она уходила на работу, обычно спавший ещё в эту пору Адась проснулся и сел на кровати.
— Анка!
— Что? Спи, спи, еще рано!
— Анка! Ты мне больше не покупай конфет! Ладно?
Анка удивилась. Что случилось с маленьким лакомкой? Он всегда так ждал субботы, когда получал пакетик с мятными конфетами.
— А ты мне дай эти деньги, что на конфеты. Дашь, Анка?
— На что тебе деньги?
— Я сейчас не скажу. Это будет секрет. А ты дашь?
— Дам, дам, — успокоила она.
И вечером серебряная монетка в двадцать грошей очутилась в ручке Адася.
— И ты не скажешь, на что они тебе?
— Нет. Сейчас я скажу только Зосе. Без нее не выйдет. А потом ты тоже увидишь. Только это страшный секрет, так я сейчас не могу сказать.
Анка не спрашивала больше. А в понедельник Адась и Зося отправились в лавку.
Перед ними на прилавок выложили целую стопу разноцветной бумаги. Адась весь дрожал от волнения, дотрагиваясь до этих радужных чудес.
— Вот эту, эту! Посмотри, какая красивая!
— Сначала посмотри все, а потом выберем, — посоветовала ему Зося, видя, как братишка приходит в восторг от каждого листика и каждый готов купить.
— Красную непременно надо взять.
— А эту, зеленую?
— Нет, лучше, пожалуй, не брать. Слишком темная. Не будет видна на елке.
— А эту розовую?
— Ладно. И желтую и голубую.
— А вот эту еще. Это какая?
— Оранжевая. Ну и довольно. Да, еще белую!
— И еще какую?
— Больше у нас денег не хватит, Адась. Лист бумаги стоит три гроша, а у нас осталось всего два.
На эти два гроша лавочница добавила несколько золотых бумажных звездочек. Адась прыгал от радости.
— Ну, идем, идем скорее! Мы все сделаем, только Анке смотри ничего не говори. Это будет сюрприз!
Дома они сразу принялись за работу. То есть, вернее, за работу принялась Зося, Адась же своим неумеренным усердием только мешал ей.
— Почему ты так режешь?
— Так нужно. Это будет гирлянда.
— Красная? Так у нас ведь больше совсем не останется красного!
— Не вся будет красная! Посмотри, она будет из кусочков, каждый другого цвета.
— А ты их склеишь?
— Конечно, вот сейчас заварю клейстер.
— А что еще сделаем?
— Зонтики. Знаешь, они делаются из бумаги и палочек.
— Красивые?
— Очень красивые! Вот увидишь.
— А почему ты так режешь?
— Не приставай! Так нужно.
Адась на минуту успокаивается. Но долго не выдерживает.
— Перережешь! Ой, перережешь!
— Не перережу! А если будешь мне надоедать, так я совсем ничего не буду делать, вот и все.
— Ну, ну, не буду больше! А можно, я настрогаю палочек для зонтиков?
— Только не порежься. Их нужно делать вот так.
— Такие тоненькие?
— Это же не настоящие зонтики.
Они работали долго и усердно.
Перед приходом Анки все уложили в картонную коробку из-под ботинок Адася и спрятали под кровать.
— Ничего не скажу! Ничего не скажу! — напевал Адась, пока Анка ела свой запоздалый обед.
Зося незаметно толкнула братишку в бок.
— Что ты меня толкаешь? Я ведь ничего не говорю.
— А о чем тебе говорить? — спросила Анка.
— Ни о чем! Это сюрприз. Я ж тебе говорил, помнишь? Ну, и ты ничего не должна знать. Узнаешь потом, когда все уже будет готово! И я даже не скажу тебе, в какой это будет день!
Анка смеялась. Ужасно трудно было Адасю хранить эту свою тайну. Но она и не думала допытываться.
Труднее было с Игнасем. Вернувшись из школы, он стал искать молоток, который куда-то запропастился. Он хотел починить дверь. Она рассохлась, и через широкую щель внизу в комнату сильно дуло с лестницы.
Игнась нагнулся и заглянул под кровать.
— Туда нельзя! Не трогай там! — пронзительно вскрикнул Адась, подбегая к брату.
— Ты с ума сошел, что ли? Чего орешь?
— Туда нельзя! Там… секрет!
— Очень мне нужны твои секреты! — проворчал Игнась, отодвигая картонную коробку.
— Нельзя! Не трогай!
Но уже было поздно. Зашуршала гирлянда, перед глазами Игнася предстало разноцветное содержимое коробки.
— Это на елку! — разревелся Адась. — Это был сюрприз!
— Не плачь, Адась! — вмешалась Зося. — Игнась тоже нам поможет.
— Но ведь елки не будет, — сказал Игнась.
Адась даже побледнел.
— Как это не будет? И гирлянда уже есть, и зонтички, и корзиночка…
— А елки-то самой нету.
— А потом будет. Анка сказала.
Игнась стоял в раздумье.
— Ну как же, Зоха? Как мы это устроим?
— У Анки, может быть, найдется немного денег.
Мальчик отрицательно покачал головой.
— Откуда? Мы еще за уголь должны.
Адась горько плакал. Как это? Должна была быть елка, и они так хорошо все обдумали, а тут вдруг ничего не выйдет.
— Да не реви! Может быть, что-нибудь придумаем!
— А что?
— Секрет! Я скажу тебе, когда все будет готово! — засмеялся Игнась, что-то соображая.
На следующий день после школы он пошел на базарную площадь. Там уже лежали кучами наваленные одна на другую душистые зеленые елочки. Мальчик прошел вдоль лавок, блестевших от выставленных в них елочных украшений, и свернул в густую аллейку, образовавшуюся между стоявшими на земле елками. Он быстро нашел пана Гжегожа, отца одного из своих товарищей.
— А ты что тут делаешь? Елку выбираешь? — спросил пан Гжегож, отесывая дощечку для елочной подставки.
— Да нет, где уж! Я хотел бы заработать…
— Заработать… Гм… пожалуй, что и можно. Да, да, каждому хотелось бы провести праздник не хуже других.
Пан Гжегож задумался.
— Купит кто-нибудь — ты мог бы снести. Да только вон те ребята прогонят: они тут с самого утра стоят, — проговорил он.
Игнась оглянулся. Несколько оборванных, продрогших мальчуганов топтались в грязи, переступая с ноги на ногу, чтоб согреться, и выжидая, не купит ли кто елку и не прикажет ли снести ее на дом.
— А чего им прогонять? Когда начнут покупать, хватит и им и мне…
— А сумел бы ты прилаживать подставки?
— Почему не суметь! Дома я все делаю.
— У меня, видишь ли, рука обморожена, так мне трудно. А Вицек болен, не может помочь. Вот я тебе и заплатил бы несколько грошей — много, конечно, не дам, на елках какой уж заработок? Ну и елочку, если захочешь, себе выберешь.
Игнась обрадовался. Это было лучше, чем относить на дом елки, как те мальчики. Они, наверно, хотели заработать на кусок хлеба. А он, как-никак, сыт; хорошо, что ему не придется отбивать у них заработок!
До праздника оставалась всего какая-нибудь неделя. Каждый день, сейчас же после обеда, Игнась бежал на площадь. Обтесывал подставки, вставлял в них елки, прилаживал. Иной раз удавалось и елочку снести, и тогда заработок увеличивался. Вечером он помогал торговкам убирать лари — за это ему тоже кое-что перепадало. Учение от этого несколько страдало, но Игнась утешал себя тем, что это же недолго продлится и он после праздников все наверстает.
Адасю он принес лист серебряной бумаги, который ему подарила одна из торговок, и Зося склеила большую звезду на верхушку.
— Как у Стефци! — радовался Адась.
А Игнась тихонько о чем-то совещался с Зосей тайком от Адася.
Анка удивлялась, что никто из детей ни слова не говорит ни о какой елке. Мысль об елке очень удручала ее, но что ж поделаешь! В прошлом году… ну да, в прошлом году все было иначе. Но теперь нужно себе прямо сказать, что в то время, когда у других зажгутся свечки на елке и семьи усядутся за праздничный стол, у них этот вечер ничем не будет отличаться от других вечеров.
Она удивлялась, что Адась больше не считает недель и дней, что Зося чем-то очень занята, а Игнася никогда нет дома… Но ей некогда было много об этом раздумывать. Она немного простудилась — легкое, поношенное пальтишко плохо защищало, от зимних холодов — и чувствовала себя плохо. Придя с работы, она большей частью сразу ложилась спать.
Накануне праздника все почему-то проснулись раньше обычного. Даже Адась был уже на ногах, когда она уходила.
— Сегодня я вернусь пораньше, — сказала она. — Мы работаем только до двенадцати. Потом надо будет помочь булочнице, она меня просила.
Дети многозначительно переглянулись. Но Анка не заметила этого. Быстро вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, уверенная, что Адась сейчас расплачется. А чем же она могла бы его утешить?
А в комнатке между тем закипела работа.
— Адась, ты поможешь мне убирать! Игнась, дай мне эти деньги, я куплю все, что надо. Ты сейчас уходишь?
— Да. Сегодня больше всего будет народу, еще можно будет кое-что заработать.
— И елку принесешь? — беспокоился Адась.
— Принесу, принесу! Я уже выбрал ее вчера и отставил в сторону.
Он нахлобучил шапку и помчался вниз так, что лестница загудела.
— Сейчас мы с тобой приберем, а потом я пойду в лавку.
— Со мной?
— Нет, сегодня везде, наверно, такая давка, что тебя совсем задавят. Я скоренько все куплю и принесу. А ты никуда не уходи.
— А я еще наклею звездочки на зонтики.
— Ладно. Клейстер там, в горшочке.
Все звездочки были уже давно наклеены, когда вернулась нагруженная Зося.
— Что ты купила? Что купила?
— Много всего. Вот сейчас разберем.
— Ой, ой, что это так пахнет?
— Селедки.