4. Тебе нравится эта кофта?
Спустя недели две на обеде я взяла поднос с едой и остановилась посреди столовой, не зная, как поступить. Сабина и Фанни сидели возле окна с мальчишками. Место возле Сабины было свободно, и она наверняка видела меня, но не позвала. Просто продолжала есть.
Сначала я хотела устроиться за другим столом, но потом увидела, что Эмма и другие ребята смотрят на меня и шушукаются. Тогда я подошла к столу Сабины и села рядом, как будто так и было надо.
— Привет, — сказала я. Сабина поздоровалась, не взглянув на меня.
Фанни, как всегда, хвасталась командировками отца. Сейчас он был в Нью-Йорке и обещал в следующий раз взять Фанни с собой. А на рождественские каникулы их семья поедет в Австралию. Эмиль смотрел на Фанни с восхищением, а Тобиас хмурился. Я думаю, ему не нравится Фанни, но он ее терпит, ведь она подруга Сабины. И еще потому, что она нравится Эмилю, если это, конечно, так. Во всяком случае, он ей нравится, это видно всякому.
Вдруг Тобиас открутил крышку солонки и высыпал соль в стакан Сабины.
— Ты что?! Перестань! — пискнула она притворно сердитым голосом, но Тобиас только того и ждал. Перегнувшись через стол, Сабина попыталась его ударить. Он поймал ее руку и не отпускал. Сабина старалась освободиться, но Тобиас был сильнее. Со стороны казалось, что они дерутся, но оба смеялись.
Фанни терпеть не может, когда ее прерывают.
— Бросьте, ну что вы как маленькие! — недовольно сказала она.
«Маленькие» для Фанни, похоже, самое обидное слово. Она постоянно так говорит. Я взяла стакан Сабины и вылила его туда, куда сбрасывают остатки еды и где стоит грязная посуда. Потом налила новый стакан молока. Когда я вернулась к столу, Тобиас уже отпустил Сабину и она сидела, потирая запястье.
— Спасибо, очень мило с твоей стороны, — сказала она и улыбнулась.
Фанни подняла на меня глаза:
— Тебе что, нравится эта кофта?
Я была в голубой толстовке с надписью. Самая обычная толстовка, ничего особенного. Я не слишком задумывалась о том, в чем ходить. Во всяком случае, до этого момента.
— Да, а что?
— Нет, ничего, просто спросила, — ответила Фанни. — Ты ее уже четыре дня носишь.
— Да?
Я почувствовала, как у меня запылало лицо, и отвернулась, чтобы они этого не заметили.
Сабина ничего не сказала, не знаю даже, слышала ли она наш разговор.
5. Майка с серебряным рисунком
В тот день я пошла домой мимо универмага и посмотрела на манекены, стоящие в витринах. Все они были одеты в узкие короткие маечки, облегавшие их пластмассовую грудь и оставлявшие открытой полоску живота над джинсами — совсем как у Сабины.
Одна из этих маек была черной с серебряным рисунком. Очень красивая.
— Мама, — завела я разговор за ужином, — а ты не можешь купить мне новую майку? Короткую?
Мама подняла ложку, которую Калле уже в двадцатый раз бросил на пол, вытерла и принялась кормить брата.
— Деньги получим, тогда, может, и купим, — сказала она.
— Но мама, это будет еще нескоро!
— А что за майка?
— Черная, с серебряными буквами. В «Импульсе» продается.
Мама спросила, сколько майка стоит, но я этого не знала. Потом она спросила, кто — я или Антон — будет мыть посуду.
— Сегодня очередь Антона, — сказала я.
— Ты кое-что забыла, — возразил он.
— Что?
— Когда я помог тебе во вторник с математикой, ты обещала всю неделю мыть за меня посуду.
— Но мне надо вывести Куки!
— И к тому же у меня завтра контрольная по инглишу, — продолжал Антон. — Мне нужно готовиться.
— Мама!
— Договаривайтесь сами, — сказала мама.
— А ты не можешь помыть? — спросила я, хотя знала, что мама скажет «нет». Мытье посуды — наша с Антоном обязанность.
— Нет, — сказала мама, — мне нужно уложить Калле, а потом…
Она сделала паузу.
— …потом у меня есть кое-какие дела.
— Феликс? — спросил Антон.
Маме тридцать семь лет, но она, не поверите, по краснела, когда Антон упомянул Феликса. Она всегда такая, когда влюбляется. Поначалу. Она поет у плиты и покупает одежду, которая ей не по карману. Время проходит, мама становится нервной и раздраженной, гремит кастрюлями и ругает нас ни за что. Затем все заканчивается, мама плачет и курит больше обычного. Потом жизнь входит в обычную колею. До следующего раза.
— Значит, ты не поможешь мне с английским? — спросил Антон.
— Никак не могу, — ответила мама и улыбнулась.
— Тогда я помою посуду, когда вернусь, — сказала я и пошла в прихожую за Кукиным поводком. Она тут же примчалась и стала скакать вокруг меня. Куки обожает гулять.
— Принеси мне пачку сигарет, — попросила мама и дала мне пятьдесят крон. — А на сдачу можешь купить конфеты.
6. «Продукты из Стамбула»
Киоск Измета находится сразу за углом. На самом деле это не киоск, а маленький магазинчик, и называется он «Продукты из Стамбула». А Измет хоть и турок, но не из Стамбула, города, который даже больше Стокгольма, а из какого-то горного села. Теперь он живет в Альбю и держит у нас в Сёдере свой магазин. Не знаю, когда он отдыхает — его магазин открыт почти круглые сутки.
Когда я вошла, Измет был за прилавком. Перед ним стояла Карин. Она купила молоко и бананы и теперь расплачивалась.
— Нора! — воскликнул Измет. — Здравствуй! Когда придешь ко мне работать?
— Ты же знаешь, я плохо считаю, — ответила я.
Карин медленно сложила в пакет молоко и бананы и пошла к двери, но звука дверного колокольчика я не услышала.
— Что будешь покупать? — спросил Измет.
— Сигареты для мамы.
Я могла не уточнять, какие — он и так знал, что мама курит желтые «Blend». Он достал пачку, я протянула деньги.
— На сдачу конфеты, — сказала я. Какие — Измет тоже знает, главное, чтобы не кисло-сладкие, от них у меня мурашки по коже бегают.
Протягивая мне пакетик с конфетами, Измет сказал:
— Держи и не забудь угостить Куки и подружку.
Я обернулась и увидела, что Карин до сих пор не ушла. Она стояла возле стеллажа с прессой и листала журнал.
Я удивилась. Вот не думала, что Карин читает глянцевые журналы. В другом магазине ей бы сказали: «Купи, а потом читай», но Измет не такой.
Проходя мимо Карин, я заглянула ей через плечо. И обалдела. «Что нравится мужчинам», а ниже помельче — про ноги, про попу. И, конечно, про грудь.
Карин почувствовала мой взгляд и быстро закрыла журнал. Я вышла из магазина, она тоже.
7. Как зовут твою собачку?
Куки была привязана возле магазина. Она очень обрадовалась, когда я вышла, завиляла хвостом и всё прыгала, пока я, присев на корточки, развязывала поводок.
— Как зовут твою собачку? — раздался сзади голос Карин.
— Куки, — ответила я. А почему бы и не ответить, если нас никто не слышит?
— Куки, — мечтательно повторила Карин.
Она присела на корточки рядом.
— Можно ее погладить?
— Конечно!
Карин почесала Куки за ухом. Моя собака обычно чужих не любит, но Карин ей сразу понравилась. Она еще больше завиляла хвостом и лизнула Карин в нос.
Я стала терять терпение. Дома ждет немытая посуда. А еще я хотела и уже почти решила пройти мимо того места в парке, где они обычно гуляют. Просто пройти, как будто случайно. Вдруг они со мной заговорят?
— Мне пора, — сказала я и встала. — Куки надо выгулять.
Карин посмотрела на меня снизу вверх.
— Можно я с тобой? — умоляюще произнесла она. — Пожалуйста!
Не знаю почему, но я согласилась.
Мы пошли в парк, по дороге я угостила Карин конфетами. Карин предложила заняться дрессировкой Куки. Научить ее запрыгивать на скамейку, как в цирке.
Я не думала, что у нас что-нибудь выйдет. Куки ведь совсем не дрессированная. Скажешь: «Сидеть!» — а она только хвостом виляет. Но Карин загорелась и очень хотела попробовать. Я разрешила ей взять из пакетика несколько конфет для Куки. Карин сказала, что когда собаку учишь, ее всегда нужно поощрять.
Сначала Карин бросила палку, и Куки ее принесла. Такие игры она любит. После того, как она проделала это несколько раз, Карин подняла палку над скамейкой и скомандовала: «Прыгай!». Возбужденная Куки скакала вокруг Карин, лаяла, и вдруг запрыгнула на скамейку. Тогда Карин отдала ей палку и угостила конфетой.
Повторив это упражнение три раза, Карин сказала: «Прыгай!» уже без всякой палки. И Куки прыгнула!
Потом попробовала скомандовать я, и тоже успешно.
— Она научилась, — сказала Карин.
Щеки ее порозовели, я никогда не видела ее такой оживленной. От ее неуверенности и неуклюжести не осталось и следа!
— У тебя есть собака? — спросила я.
Я подумала, что она, может быть, уже пробовала дрессировать собак. Но она покачала головой.
— А вообще кто-то из животных есть?
— Нет, мне не разрешают… От животных шерсти много… И запах…
Карин присела на корточки и стала гладить Куки.
— Если бы мне разрешили купить собаку, я бы хотела такую, как Куки.
Наверно, мы долго были в парке, уже начинало смеркаться. Карин посмотрела на часы и сказала, что пора идти домой. Ее ведь только за молоком и бананами послали. Гулять в темноте ей родители не разрешают.
Я напрочь забыла и про грязную посуду, и про маму, ждавшую свои сигареты. А еще забыла, что собиралась сходить в ту часть парка, где гуляли Сабина, Фанни и вся их компания. Теперь я об этом вспомнила, но идти туда вместе с Карин было нельзя.
Мы пошли напрямик, самой короткой дорогой. Карин рассказывала о том, чему еще мы можем научить Куки.
— В следующий раз мы научим ее притворяться мертвой, — сказала она.
А я подумала, что следующего раза не будет.
И тут появились они, буквально в пятидесяти метрах от нас, не дальше. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль и еще пять-шесть человек. Я узнала их, хотя на улице уже почти совсем стемнело. Черные волосы Сабины переливались в свете паркового фонаря.
Я схватила Карин за руку.
— Иди сюда, — прошипела я и потащила ее через кусты. — Мы пойдем тут!
— Почему здесь? Здесь темно! — заныла она.
А потом увидела впереди компанию и замолчала, у нее были свои причины не встречаться с ними. Мы сбежали по косогору и вышли с другой стороны.
8. Барабаны
Барабаны я услышала сразу, как только открыла дверь. Они звучали из гостиной. Я отстегнула поводок, сняла с Куки ошейник, повесила куртку, потом подошла к дверям гостиной и заглянула в комнату.
Мама была в длинной черной юбке и огромных серебряных серьгах. Она танцевала в центре гостиной спиной к двери, двигаясь мягко и ритмично под звук африканских барабанов.
Феликс сидел на табуретке и играл на барабанах. Его черная кожа поблескивала в свете свечей, длинные тонкие пальцы порхали быстро, как крылья птицы.
Феликс — музыкант. Вообще-то он саксофонист, но у нас дома стоят два его барабана, и он любит на них играть.
Он первым увидел меня.
— Привет, Нора! — воскликнул он, не переставая барабанить. — Какая у тебя симпатичная кофточка!
Кофточка на мне была та же самая, голубая, которую я не снимала уже четыре дня. Феликс просто так ее похвалил, чтобы подольститься. Наверно, мама рассказала, что я выпрашивала у нее новую майку.
Мама прервала танец и повернулась ко мне.
— Почему ты так поздно? Что-то случилось?
— Нет, — ответила я.
— Ты купила сигареты? — спросила мама.
— Вот, — ответила я и бросила ей пачку.
Я специально не докинула, и маме пришлось нагибаться за пачкой. Но она ничего не сказала. На столе стояла почти пустая бутылка и два бокала. Люстра была потушена, в подсвечниках горели свечи.
— Я на кухню, — сказала я.
Закончив с посудой, я снова заглянула в гостиную. Мама опять танцевала, покачивая бедрами, теперь она была совсем близко от него, Он прервал игру и положил руки ей на бедра. Притянул к себе и уткнулся лицом ей в живот.
Но тут я включила свет. Мама быстро высвободилась из рук Феликса.
— Я пошла спать, — объявила я.
— Спокойной ночи, солнышко, — ответила она.
Я постучалась к Антону. Он все еще зубрил английские слова.
— Ты их видел? — спросила я. — Прямо смотреть противно!
— М-м-м, — пробурчал Антон. — Иди поиграй, мне нужно учиться.
Изо всех сил хлопнув дверью, я отправилась к себе в комнату.
9. Гол!
Девчонки из нашего класса играли в футбол с шестиклассницами из Хёгалидской школы на стадионе «Синкенсдамм». Для нас это был последний матч районного чемпионата по футболу между школами Сёдера. Наша команда выступала вполне прилично. Фанни играет мощно, напористо, применяет силовые приемы. Майя — очень хороший вратарь. А я быстро бегаю и неплохо забиваю голы.
В этом матче я забила первый гол. На трибунах сидели наши мальчишки и весь 6А, все болели за нас. Даже Гунилла крикнула: «Нора, молодец!»
Было приятно: такое чувство возникает, когда летним утром выходишь на солнышко. Хотя в этот сентябрьский день солнце не показывалось, было пасмурно и прохладно. Болельщики на трибунах сидели в теплых куртках.
Вся команда обнимала меня. Все, кроме Фанни, которой срочно понадобилось завязать шнурки. И Карин, стоявшей на краю поля и смотревшей на нас. Она всегда так — витает где-то, но это не страшно — у противников тоже есть парочка безнадежных игроков.
До конца первого тайма оставалось несколько минут, мяч был у Фанни. Я стояла на половине противника и без помех могла бы пробить по воротам, если бы Фанни сделала мне передачу.
Но она не отдала мяч. Она ударила по воротам сама. Из абсолютно безнадежного положения, оттуда, откуда попасть по воротам нельзя.
И, конечно, промазала.
Судья дал свисток, начался перерыв.
Сабина, Фанни и я сидели во время перерыва вместе. Фанни массировала ноги, Сабина, повернувшись к трибуне, махала Тобиасу.
— Жалко, что ты не попала, — сказала я Фанни. Мне было интересно, как она объяснит, почему била сама вместо того, чтобы отдать мяч мне.
Фанни мгновенно вспыхнула:
— Что поделаешь, не все такие молодцы, как ты! — язвительно проговорила она.
— Да ладно вам, — вмешалась Сабина. — Какая разница, кто забил?
— А ты вообще молчи, — накинулась на нее Фанни. — Всю игру только и делала, что Тобиасу глазки строила.
— Ничего я не строила! Вечно ты все усложняешь!
Фанни резко встала со скамейки. Я видела, что она разозлилась не на шутку.
— Зато у вас все просто! — фыркнула она и пересела к Майе.
Хёгалидские девчонки забили нам гол в начале второго тайма, потом долго ничего не происходило, и я уже начала думать, что игра так и закончится со счетом 1:1, но тут мяч попал к Фанни. Фанни прорвалась на половину противника и была уже почти у ворот, когда их левая защитница применила силовой прием. Мяч откатился к краю поля.
Там стояла Карин. Она непонимающе посмотрела на мяч, потом все-таки остановила его.
— Давай! Бей! — заорала Фанни, которая все еще была у ворот противника.