8
Дядя Митряй даже вскрикнул от неожиданности, когда перед самым рассветом открыл дверь и впустил в избушку Артемку.
— Что случилось?
Артемка скинул котомку, устало присел на скамью:
— Из отряда я. Неборак послал. Дело у нас к тебе...
Дядя Митряй запер дверь, убавил свет в лампе, присел напротив.
Артемка коротко рассказал о событиях, которые произошли в их отряде, о просьбе Неборака помочь добраться до какого-нибудь соседнего отряда, чтобы вместе действовать против белогвардейцев.
— Молодцы! — взволнованно произнес дядя Митряй.— Круто повернули. Жаль только, что Бубнов ушел.
— Неборак говорил, что ты знаешь, где отряды.
— Погоди, дай прикинуть, куда сподручней идти вам...— А через минуту решительно: — Думаю, лучше к Колядо. Ближе.
— Колядо?! — радостно воскликнул Артемка.
— Знаешь?
— Слыхал. Читал в газетке. Он еще из Каменской тюрьмы убежал?
— Он самый. В Куликовской волости орудует.
— Вот мы и пойдем к нему,— живо сказал Артемка.— Только искать где? Волость-то большая.
— В Демьяновском урочище. Это верстах в пятнадцати от Шарчино. Ежели у Колядо сомнения насчет вас будут, скажешь: конюх, мол, прислал. Колядо знает.
Когда договорились о главном, Артемка спросил тихо:
— Не слышал, как мама?
Дядя Митряй смущенно кашлянул:
— Прости, милый, не знаю. Недосуг все. Дел по самое горло. А в прошлые две недели и того больше — коней объезжали. Для армии. Вот-вот приедут за ними.
Про Суховерховых Артемка и спрашивать не стал. Решил: «Загляну в Тюменцево. Недалеко. Успею». И стал собираться.
— Куда же ты? — забеспокоился дядя Митряй.— Пересиди день в землянке, в ночь пойдешь.
— Нет,— твердо сказал Артемка.— Пойду. Некогда.
О том, что хочет побывать в селе, не сказал. Еще не пустит.
— Коли так, иди. Поклон передай Небораку и Суховерхову. Скоро, должно быть, встретимся...
Сначала вышел дядя Митряй. Огляделся: никого поблизости. Позвал Артемку:
— Вот здесь, задами, и иди,— указал на заросли полыни за избой.
Уже больше трех часов сидит в густых приречных зарослях Костя Печерский. Все думы передумал, а связного нет и нет. Он привстал над кустами и еще раз внимательно всмотрелся в проулок далекого села, откуда должен прийти связной. Пусто, тихо.
Да, ему крепко не повезло в этом селе. Чуть было не погиб. Спасибо, старик выручил...
Везли его тогда на подводе двое стражников в Камень. Руки за спину вывернули, замотали веревками до самых плеч, прочно, надежно, чтоб не вырвался. Отъехали от села верст пять — пустая степь. Только далеко впереди старик идет навстречу. Старик как старик, должно быть, нищий, с обвисшей котомкой за плечами да с толстой суковатой палкой в руках. Костя равнодушно глянул на деда и снова вспомнил о том, как глупо попался в лапы колчаковцев. Подвода поравнялась с дедом. И здесь-то случилось неожиданное: старик вдруг стремительно взмахнул палкой и опустил ее на голову впереди сидевшего стражника. Тот сразу же свалился, выронив винтовку. Дед схватил ее прежде, чем опомнился второй каратель, передернул затвор.
— А ну, беги!
Стражник, перепуганный насмерть, еле понял приказ и рванулся в степь. Дед, не мешкая, вынул из кармана большой сапожный нож, перехватил им в нескольких местах веревки, и затекшие руки Кости освободились.
— Бери ружжо и валяй на подводе, пока шум не поднялся. Авось еще встретимся...
Они встретились через две недели — старик вдруг нежданно-негаданно появился в их отряде. Обнял Костя деда, повел к командиру... Дед оказался хорошим разведчиком, держал партизан в курсе всех новостей и событий, что совершались в окрестных селах. Сегодня Костя ждет снова его, этого старика со смешным прозвищем Лагожа.
Солнце поднялось уже высоко. Стало жарко, в кустах духота невыносимая. Пот струился по лицу, груди, спине. «Что же с дедом? Не случилась ли беда?» Костя еще несколько минут вглядывался вперед, потом решительно стал пробираться к берегу: напиться и хоть немного освежить лицо. Наклонился над водой, да так и замер: с противоположного берега из кустов на него глядели внимательные глаза. Костя медленно поднял голову, привстал. Теперь он увидел большой и потрепанный картуз, из-под которого торчали белые выгоревшие космы. «Мальчишка из села...— облегченно перевел дыхание Костя.— Напугал, черт».
— Чего уставился, Космач? — тихо и дружелюбно начал разговор Костя.— Глаза попортишь: выцветут на солнце.
Мальчишка молча продолжал смотреть на Костю с каким-то странным выражением: не то с испугом, не то с радостью. И вдруг выскочил из кустов.
— Это ты?! — воскликнул он.
— Я,— пожал плечами Костя.— Только не ори. Не глухой.
— В самом деле ты? Ну конечно: рубец на щеке... Это Кузьма Филимонов наганом хрястнул, верно?
Костя невольно тронул пальцами твердый красноватый шрам:
— Верно. А чему радоваться-то, дуралей?
Мальчишка замахал руками:
— Да я не потому, что тебя били, а потому, что встретились.
— Ах, вон что!.. Ну, тогда и мне приятно. Как поживаешь? Что поделываешь в кустах?
Мальчишка рассердился:
— А ты не шути. Лови вот,— и через речушку полетела котомка.
Мальчишка, сняв из-под рубахи ремень с кобурой, прямо в одежде бухнул в воду. Костя удивленно поднял черные густые брови.
— Вона-а! Да ты к тому и вооружен до зубов!
Мальчишка выбрался на берег, с него лилась ручьями вода, но он, не обращая внимания, протянул руку:
— Артемка Карев.
Костя пожал худую, но крепкую руку, важно ответил:
— Константин Сергеевич Печерский.
Потом Артемка решительно и не говоря ни слова подошел к тальнику, сломал толстую ветку и подал ее Косте:
— Бей.
Костя хохотнул.
— Ты что, не в себе? — и крутнул пальцем у виска.
— Бей, говорю. Это я тебя выдал белякам.
Добродушная Костина улыбка соскользнула с лица, брови нахмурились.
— Может, ты и сейчас следишь за мной, чтобы выдать?
— Да ты что?! — заорал Артемка.— По ошибке, по дурости выдал... Бей!
Костя отбросил ветку, присел.
— Садись и не кричи. Не люблю шума. А затрещин надавать всегда успею. Ты лучше толком расскажи, что и как. Потом судить буду.
Артемка рассказал. От начала до конца. Филимоновых он привел потому, что дурень Спирька Гусев сбил с толку, сказал: вор в бане. А когда Артемка узнал, что Костя красный, да еще большевик,— переживал здорово. Потом торопливо расстегнул кобуру, вынул браунинг:
— Твой. Забери. В бане нашел. Из него беляка застрелил. Прямо во дворе у нас: корову забирали. Я вот убег в партизаны, а мамку заарестовали. И сейчас сидит в каталажке здесь, в Тюменцеве... На, бери. Только патронов нет...— сказал и вздохнул тяжело.
Костя взял браунинг, задумчиво повертел его, подбросил и ловко поймал за рукоятку.
— Да, неплохая игрушка... Мне его в Омске старый большевик, командир Красной гвардии дал. В восемнадцатом году, когда белочехи подняли мятеж... Ох и крепко мы им всыпали!.. — Потом резко: — Бери браунинг. Он сейчас по всем правам твой. Да к тому же попал, как я вижу, в надежные руки. Бей беляков.
Артемка взял оружие и, как клятву, произнес:
— До победы буду хранить!
На Костином лице снова появилась добрая улыбка, в глазах заиграла озорнинка.
— А ты парень ничего. Что у тебя там, в котомке?
— Харч: сало, хлеб, чесночок...
— Ого! — поднял брови Костя.— Харч что надо! Угощай.
Костя ел с аппетитом.
— Что за сальце! Такое сало сам адмирал Колчак съел бы, не подавился, гад. Кто тебя так любяще снабдил? В отряде? Молодцы ребята. А зачем тебе в Тюменцево?
— О маме узнать пришел... А ты зачем?
— Да так,— жуя сало, промычал Костя.— Старое вспомнить захотелось, по Кузьме Филимонову затосковал.
Артемка понял: врет Костя. Но не обиделся. Не говорит — значит, нельзя. Наконец Костя отложил хлеб, вынул из кармана платочек.
— Наелся. Спасибо.
— Может, с собой возьмешь чего-нибудь?
— Я не тороплюсь. На дорогу еще поем. Ты, надеюсь, не сейчас пойдешь в село?
— Что ты! Когда стемнеет.
Костя блаженно откинулся на спину:
— Эх, храпануть бы чуток!..
— Спи, я постерегу.
— Нет, браток, довольно. И так, сам знаешь, чуть жизнь не проспал. И где? В темной закопченной бане! Теперь — шалишь... Так ты в чьем отряде, говоришь?
Артемка искоса глянул на Костю.
— И хитрый же ты! У Бубнова был. Да прогнали мы его. Бандюга. Народ грабил. Теперь у нас Неборак командир. А у тебя? — спросил Артемка, а сам смутился: «Чего допрашиваю? Ведь не скажет».
Но Костя, к Артемкиному удивлению, сказал сразу и просто:
— Федор Колядо.
— Колядо?! Так он твой командир? Вот здорово! — обрадовался Артемка.— Мне-то он и нужен!
Костя поднял брови, хмыкнул:
— Вот даже как! А наш интендант дядька Опанас тебе, случайно, не нужен?
Артемка снова рассердился:
— Шуточки все! А нам не до шуток. К вашему отряду хотим прибиваться. Мало нас. Одним воевать не с руки. Вот и пришел к Митряю Дубову поспросить, где отряды... Он говорит, что ваш само близко, у Шарчино. Верно?
— Верно,— ответил серьезно Костя.— Коли так — милости просим. Даже рады будем — нам боевые хлопцы нужны, а ваши, вижу, не из робких.
Артемка обрадовался:
— У нас во мужики! — и показал большой палец.
— Искать знаете где?
— Знаю. В лесу, в пятнадцати верстах от Шарчино.
— Немножко неточный адрес: ищите нас в самом селе Шарчино. Позавчера выбили кулацкую дружину. Понял?
— Еще бы!
Костя помолчал, с интересом оглядывая Артемку.
— А Дубова откуда знаешь?
— Вот спросил! — засмеялся Артемка.— Так ведь он вместе с тятькой моим воевал. А потом в отряд, к Небораку, меня переправил.
— А Лагожу, случайно, не знаешь?
Артемка даже рукой махнул:
— Как не знать! Что ты, в самом деле? Про тебя рассказывал, как ты убежал от беляков.— И глаза Артемки вспыхнули восхищением.— Ну, смельчак же ты! Одного убил, а другого в степь угнал.
Костя смутился:
— Врет твой Лагожа. Это он сам меня выручил. Если бы не он — сгинул бы, как комар, Константин Печерский...
В это время где-то поблизости раздался тихий переливчатый посвист. Артемка замер, а Костя осторожно глянул поверх кустов и вдруг весело сказал:
— Вот он, легок на помине. Беги, Космач, встречай своего Лагожу. Должно быть, учуял тебя, коли сюда пришел.
Дед Лагожа сначала чуть не упал от удивления, увидев Артемку, а потом обнял, поцеловал.
— Вот так штука! Откеда взялся такой шустрый?
Артемка хотел было расспросить про маму, про бабушку, но дед ласково остановил его:
— Ты прости, Темушка, меня старого. Опосля поговорим, а сейчас дело у нас с ним важное...— кивнул на Костю.— Признал, поди, его. То-то, голова зеленая.— И уже Косте торопливо: — Ты, Сергеич, скажи Коляде: пусть не медлит. На конзаводе готовы к перегону в Камень семьдесят лошадей. В Тюменцево уже приехал отрядишко, человек пятнадцать. Завтра, должно, на конзавод двинут. Коней надо отбить. Нам самим такие лошадки сгодятся. Чистокровные скакуны. Как получше это сделать, Митряй скажет. Идем, Сергеич, к нему. Он ждет нас в дальнем колке.— Лагожа обернулся к Артемке: — Приду — поговорим. Жди меня тут. Один в село не смей. Я мигом обернусь.
Костя обеспокоился:
— Вы бы, Севастьян Иванович, поосторожней были. Без опаски ходите. Можно и в лапы к белякам угодить.
Лагожа беспечно засмеялся:
— Понимаю, чай. Я в села только ночью забегаю. А днем ни-ни! У меня, Сергеич, помощников цела куча. Они-то и делают дела да мне говорят.
Костя качнул головой:
— Все равно...— Потом решительно сунул руку в карман, достал наган.— Возьмите-ка на всякий случай, а себе я быстро добуду.
Лагожа махнул рукой:
— Не нужно, Сергеич. К чему он мне? Я и без пистоля повоюю... Спрячь. Лучше идем побыстрее. Время дорого.
Костя подошел к Артемке:
— Ну, до встречи, Космач. Поболтали бы, да видишь, дело не терпит. Приходите к нам в отряд. На гармонике сыграю. Интернационал слыхал?
— Нет,— грустно ответил Артемка, опечаленный расставанием: уж больно хороший парень. Веселый.
— Приходи. Патронов дам к браунингу. Сохранились. Две обоймы. Салом угощу...— И шутливо хлопнул Артемку по плечу.
И снова Артемка один. Сидит в кустах, тоска берет. Рядом с домом, а не пойдешь. Уже солнце склонилось к верхушкам деревьев, а дед не возвращается. Ждал, ждал — надоело. Решил податься поближе к селу. Добрался до самого Спирькиного огорода, выглянул осторожно из-за буйного черемушника. Пусто в огороде и во дворе. Вот и банька, в которой схватили тогда Костю. Совсем близко. Не зря Костя забрался в нее. «Может, и мне?» — мелькнула мысль. Но Артемка отогнал ее — уж очень неприятное воспоминание оставила в памяти эта закопченная баня.
Нелегко сидеть в кустах, когда Спирькина изба — вот она, рядом. Можно проскочить — никто не заметит. Удерживало одно — вдруг у Гусевых кто чужой есть!
Терпение совсем покидало Артемку, когда неожиданно увидел Спирьку. Тот лениво бродил по двору, не зная, наверно, чем заняться, медленно поскреб затылок, побрел к калитке, на улицу. Артемка заерзал от досады: не мог глянуть на реку!
Хлопнула калитка. Артемка живо вскочил, обрадовался. «Ага, вернулся! Видать, ребят на улице нет». Спирька помыкался, помыкался по двору и пошел, к Артемкиной радости, в огород. Остановился, вырвал морковку, вытер о штаны и стал громко хрупать.
— Спирька! — тихо позвал Артемка, выставив голову из кустов. Не слышит. Громче: — Спирька!
Но тот, как козел, с хрустом разжевывал морковь и — никакого внимания. Тогда Артемка схватил кусок глины, запустил в Спирьку и угодил прямо по спине. Спирька ойкнул, выронил морковку, испуганно заоглядывался. Тут-то его глаза и натолкнулись на голову в старом картузе. Артемка не успел даже поманить Спирьку рукой, как тот, взвизгнув, бросился из огорода.
— Стой! Куда? — приглушенно закричал Артемка.— Спирька!
Спирька остановился, дико оглядел кусты, снова увидел картуз и подзывающую руку.
— Да иди же ты сюда!
Наконец Спирька узнал Артемку, кинулся прямо по грядкам:
— Артеха, ты?!
— Я, я...— И совсем как Костя: — Тише, не люблю шума.
Спирька шмыгнул под ветвь, сел и будто застыл: смотрит на Артемку не мигая.
— Ну, чего уставился?
— Чудно! Как из-под земли ты выскочил. Я попервось испужался, думал — вор. Аж ноги дрожат... Откель?
— Издалека, Спирька. Вот о маме да бабушке узнать забежал... Как они?
— Бабушка жива-здорова. А мать в каталажке все.— И тут же: — Как ты солдата застрелил? Где револьвер взял? Куда убег? Ведь искали везде, а ты как в воду канул.
Пришлось Артемке рассказывать. Не все, конечно, а так, чтобы только отвязаться. Знал: поведай ему какую ни есть тайну — выболтает.
— А у вас тут как дела?
Спирька вздохнул:
— Без тятьки худо. Я рыбалю. Щуку надысь агромадную выудил. С пуд будет! Вот те крест. Даже Гнутый позавидовал. А бабки свои у Мотьки я отыграл. Ух и злился! А Гришаня-то Филимонов — не узнать! Руку с веревки снял, уехал было в Камень, а теперь вернулся с солдатами. Все на конях. Голубыми уланами кличут их. Злые — ужас. Так и норовят шашкой хрястнуть. Теперь у нас скушно. На гулянье никто не ходит. У Серьги на той неделе мать померла. А Драный все с беляками якшается. С Мотькой дружит. Катает на тележке да игры разные придумывает. Я с Пашкой Суховерховым теперь в друзьях. Вместе рыбалим. У меня знаешь какие крючки? Всамделишные. Недавно в тятькином сундучке нашел. Прямо без червя рыба глотает.
— Сладкие они, что ли?
— Зачем сладкие! — горячо воскликнул Спирька, но, увидев усмешку, сник: — Не веришь, да?
Слушает Артемка Спирькины новости — и совсем равнодушен. И бабки, которые Спирька выиграл у Мотьки, и всамделишные крючки, и Пронька — все это теперь мало интересует. Почти одногодки они со Спирькой, но кажется Артемке, что он намного старшего своего дружка. Смешно и даже почему-то жалко Спирьку.