Они прошли к восточному краю Стола и глянули с холма вниз.
Последняя яркая звезда пропала. Все потонуло в темноте, но у самого горизонта море стало уже светло-серым. А потом небо начало краснеть. Чтобы согреться, они ходили взад и вперед, от края Стола к мертвому Аслану и назад, проделав этот путь столько раз, что уже сбились со счета. Ноги их начали подгибаться от усталости. И вот, когда они в очередной раз остановились на краю и смотрели в ту сторону, где были море и Каир-Паравель (теперь они могли уже разглядеть и его), красное небо на горизонте озарилось золотым светом, и очень медленно начал всплывать краешек солнца. В этот самый миг позади них, совсем рядом, что-то оглушительно треснуло, как будто великан разбил свою великанью тарелку.
— Что это? — вскрикнула Люси, вцепившись в руку Сьюзен. — Там происходит что-то странное.
— Они делают что-то плохое с ним, — сказала Люси. — Пойдем.
Она повернулась, заставив повернуться и Сьюзен.
При свете восходящего солнца все выглядело совсем иначе. Изменились цвета и тени, поэтому с минуту они не замечали главной перемены. А потом увидели: поперек Каменного Стола прошла огромная трещина, расколовшая его надвое, и Аслана на нем больше не было.
Ай-ай-ай! — закричали девочки.
— Какая же это гадость! — всхлипывала Люси. — Какая подлость! Неужели нельзя было оставить в покое хотя бы его тело?
— Кто это сделал? — кричала Сьюзен. — Кто? Что все это значит? Опять какое-нибудь злое волшебство?
— Да! — раздался позади них звучный и низкий голос. — Это снова волшебство. Только не злое.
Они оглянулись. Рядом, сияя в лучах рассветного солнца, стоял Аслан и встряхивал гривой, которая каким-то образом успела отрасти.
— Ой, Аслан! — закричали девочки, столь же перепуганные, сколь и обрадованные.
— Милый Аслан! Значит, ты не умер? — спросила Люси.
— Сейчас я не мертвый, — отвечал Аслан.
— Но ты не... не... — попыталась спросить Сьюзен, но голос ее задрожал и прервался. Она не смела произнести слово “призрак”.
Аслан склонил свою золотую голову и лизнул Сьюзен в лоб. Девочка почувствовала теплоту его дыхания и чудесный запах его гривы.
— Похож я на призрака? — спросил он.
— Ах, нет, конечно же, нет, ты самый настоящий! Ах, Аслан! — вскричала Люси. — Как же это хорошо!
И девочки бросились к нему, покрыв его всего поцелуями.
— Но что же тогда все это значит? — спросила Сьюзен, когда они немного успокоились.
— Это значит, — отвечал Аслан, — что, хотя Колдунья и знает Сокровенную Магию, есть еще Магия Сверхсокровенная, и вот ее-то она не знает. Ее знания уходят в прошлое только до рассветной поры. Но если б она сумела заглянуть в прошлое немного дальше, туда, где были лишь тишина и предрассветная тьма, то там она могла бы узнать про совсем другие волшебные заклинания. Так, если на этом Столе будет заколота вместо предателя добровольная жертва, в измене неповинная, то Стол расколется, а Смерти придется проделать обратную работу. А теперь...
— Ой! Что же будет теперь? — в восторге спросила Люси, пританцовывая от нетерпения и прихлопывая в ладоши.
— Дети-дети! Я чувствую, как ко мне возвращается прежняя сила. А ну, поймайте меня, если сумеете!
Аслан не двигался какое-то мгновение, потом глаза его засверкали, тело начало подрагивать, он стал бить себя по бокам хвостом. Потом подпрыгнул высоко над их головами и опустился на землю по ту сторону Каменного Стола. Смеющаяся Люси, хотя и не (Знала, отчего смеется, вскарабкалась на Стол и побежала ко Льву. Тот дождался, когда она была почти рядом, и снова прыгнул. Началась сумасшедшая беготня. Они снова и снова гнались за ним вдоль вершины холма, уже понимая, что им ни за что его не догнать; он подпускал их к себе так близко, что они вот-вот уже хватами его за хвост, но потом, прыгнув, проскакивал между ними, подхватывая их огромными бархатистыми лапами, подбрасывал вверх и ловил на лету. То вдруг неожиданно останавливался — и все трое валились в одну кучу и начинали кататься по земле, сплетаясь в счастливый, смеющийся клубок меха, рук и ног. Такой шумной возни не бывает нигде, кроме Нарнии, и я затрудняюсь сказать, на что это больше походило: на игру с грозой или игру с котенком. Люси по крайней мере так и не решила, что это было. Самое удивительное, что, когда все трое упали на траву, задыхаясь от бега, и лежали под неярким утренним солнцем, девочки не чувствовали ни усталости, ни голода, ни жажды.
Вскоре Аслан сказал:
— А теперь нам пора браться за дело. Мне очень хочется зарычать. Поэтому, на всякий случай, заткните себе уши.
Девочки так и сделали. Тогда Аслан поднялся, широко раскрыл пасть и стал таким ужасным, что они потупили глаза, не смея взглянуть на него. Зато они увидели: все деревья перед ними внезапно согнулись, как луговая трава гнется под ветром. Потом, когда деревья выпрямились, девочки отняли руки от ушей. Лев сказал:
— Нам предстоит дальняя дорога. Вы поедете на мне верхом.
Он лег, и девочки взобрались на его теплую золотую спину.
Сьюзен села спереди и крепко ухватилась за гриву, а Люси села сзади и обняла Сьюзен за талию. Тогда Лев мощным движением снова встал на ноги, сразу же рванулся с места и быстрее любой лошади помчался с холма в чащу леса.
Из всего, что им довелось пережить в Нарнии, эта езда, наверно, была самым чудесным приключением. Приходилось ли вам когда-нибудь скакать на лошади галопом? Вспомнили, как это было? А теперь представьте, что нет ни тяжелого топота, ни звяканья удил. А есть только почти бесшумное движение огромных мягких лап; что
вместо черной, серой или гнедой конской спины — мягкая шелковистость теплого золотого меха; и представьте еще, что мчитесь вы вдвое, быстрее самой быстроногой скаковой лошади... Ну и еще то, что эта лошадь сама знает дорогу и совсем не ведает усталости.
Аслан мчался вперед и вперед, с поразительным искусством выбирая себе путь сквозь глухие чащобы, перепрыгивая через заросли кустарника или папоротника, перескакивая одним махом маленькие речки, переходя вброд через большие. И не забывайте, что ехали они не по парку, а летели по Нарнии, принарядившейся в весенний наряд, вдоль величавых буковых аллей и через солнечные дубовые рощи, мимо одичавших вишневых садов, покрытых снежно-белой кипенью цветов, ревущих водопадов и замшелых скал, мимо гулких пещер. Они поднимались на отроги гор, поросшие вереском, и мчались по самым их гребням на головокружительной высоте, а оттуда, не сбавляя шага, снова вниз, вниз, вниз — и продолжали свой бег дальше по диким темным долинам, а оттуда вылетали на бескрайние поля голубых цветов...
Уже близился полдень, когда они поднялись на очередной крутой холм, и с вершины увидели внизу замок, показавшийся им игрушечным — таким маленьким виделся он с той высоты, на которой они находились. Казалось, весь замок был составлен из множества остроконечных башенок. Лев понесся вниз все быстрее и быстрее, и не успели они даже спросить у него, что это такое, как оказались вровень со шпилями замка, а вскоре и на той площадке, где он стоял. Теперь замок не казался уже игрушечным — он возвышался над ними хмурой громадой. Никто не выглянул из-за зубчатых стен, ворота были заперты. Но Аслан, не замедлив бега, несся к воротам, как будто летел по воздуху.
— Это дом Колдуньи! — крикнул он на бегу. — Держитесь крепче!
В следующий миг им показалось, что весь мир завертелся, встал вверх тормашками и стремительно провалился вниз, увлекая их за собою. Это Лев, подобравшись, сделал самый большой прыжок из всех, какие были сегодня, если только позволительно называть прыжком то, что было великолепным полетом. Аслан взвился высоко над воротами и приземлился посреди широкого двора, уставленного статуями. От резкого толчка девочки, словно бездыханные, но совершенно невредимые, свалились с его спины на землю.
Глава шестнадцатая
СТАТУИ
— Как тут интересно! — воскликнула Люси. — Сколько каменных зверей, да и людей тоже! Совсем как в музее!
— Тише! — одернула Сьюзен. — Видишь, Аслан с ними что-то делает!
Он действительно что-то делал. Сначала он прыгнул через весь двор к каменному льву у ворот и дохнул на него. Потом развернулся кругом, как кот, вздумавший поймать свой хвост, и дохнул на каменного гнома, который (как вы, надеюсь, не забыли) стоял всего в нескольких футах от каменного льва. Затем он помчался к высокой каменной дриаде, находившейся за гномом, затем скользнул вбок и дохнул на большого каменного кролика, затем — к двум кентаврам... И тут Люси сказала:
— Ах, Сьюзен! Ты только посмотри! Посмотри на этого льва! Надеюсь, все видели, что бывает, если к газете поднести горящую спичку (когда газета лежит, как растопка в камине): сначала появляется крохотный язычок огня, потом он ползет по краешку газеты, а потом вспыхивает она вся. Нечто подобное происходило сейчас у них перед глазами. Каменный лев примерно с минуту после того, как Аслан дохнул на него, оставался таким же, как прежде. И вот вдоль белой мраморной спины побежало нечто вроде крохотного золотого язычка, потом он начал захватывать все большую и большую поверхность. Ив то время, когда часть спины оставалась еще белым камнем, лев уже тряхнул гривой. Он разинул огромную красную пасть, от которой повеяло живым теплом, и зевнул во весь рот. Тем временем и его задние лапы вернулись к жизни. Он поднял одну из них и почесал у себя за ухом. Затем, встретив взгляд Аслана, подпрыгнул, подбежал и начал прыгать вокруг него, всхлипывая от восторга и норовя лизнуть.
Разумеется, девочки, не отрываясь, следили за львом, но вскоре глазам их предстало столь удивительное зрелище, что они на время забыли о нем. Двор теперь был похож не на музей — скорее уж на зоопарк. Самые разные существа, ожив, бежали к Аслану и принимались танцевать вокруг него, и под конец его стало совсем не видно в толпе. Вместо прежней мертвенной белизны появилось такое половодье красок, от которого кружилась голова: блестели каштановые бока кентавров, мелькал изумительной синевы рог единорога, кружили птицы с ослепительно-радужным опереньем. И добавьте сюда красно-коричневый мех лисиц, собак и сатиров, желтые чулки и малиновые колпачки гномов, серебряные платьица девочек-березок... Прежнюю тишину двора сменили шум и гам, от которого звенело в ушах: счастливый рев львов и леопардов, пронзительные ослиные крики, чье-то верещание, лай, визг, воркование, ржание, топот копыт, выкрики “Уррра!”, смех и песни...
— Ой! — сказала неожиданно Сьюзен странно изменившимся голосом. — Он, надеюсь... безопасен?
Люси глянула в сторону и увидела, что Аслан как раз дохнул на ноги каменному великану.
— Все в порядке! — весело выкрикнул Аслан. — Ноги оживают, а за ними последует все остальное!
— Я спрашивала совсем не про это! — шепнула Сьюзен Люси.
А между тем жизнь и цвет поползли вверх по ногам великана.
Вот он шевельнул ступней. Еще минута — и он поднял на плечо свою дубинку, растерянно протер глаза и громыхнул с высоты:
— Хвала небесам — все это мне только почудилось! Ну, погоди!.. Где эта проклятая козявка-колдунья? Она все время вертелась у меня под ногами? Наверно, это она белеет возле самой ступни...
Тут все начали кричать ему и сумели-таки докричаться и объяснить, что происходит, хотя великан, приставив ладонь к уху, несколько раз просил повторить ему все сначала. Когда он, наконец, все понял, то наклонился так низко, что голова его оказалась на высоте верхушки стога сена, и несколько раз коснулся кончиком своей шапки Аслана, радостно сияя всем своим честным, простодушным и довольно-таки уродливым лицом. В Англии великаны сейчас вообще очень редки, а если учесть, что на десять великанов приходится лишь один добрый, то вряд ли вы можете представить себе, что такое сияющее от счастья великанье лицо. Но, поверьте, зрелище это стоит того, чтобы на него посмотреть!
— А теперь пойдемте все в дом, — сказал Аслан. — И поторопитесь! Вверх по лестнице, а потом в покои нашей дамы. Обследуйте все углы, ничего не пропускайте, нельзя сказать заранее, где у нее может скрываться какой-нибудь несчастный узник.
Все хлынули со двора во внутренние помещения, и через несколько минут темный и затхлый замок гулко звенел от криков, хлопанья открываемых дверей и окон, эха в коридорах и залах. Отовсюду слышалось:
— Давайте осмотрим подвалы, там могут быть темницы...
— А ну, наляжем на эту дверь! Все вместе — взяли!
— Там еще одна винтовая лестница, совсем маленькая...
— Эй! Послушайте! Тут еще один бедняга! Это кенгуру!
— Сюда, Аслан!
— Ну и ну! Тьфу! И запах же тут у нее!
— Эй, все сюда! Наверх! Тут она поставила целую армию...
Но самой счастливой была Люси, когда вихрем взлетела вверх по лестнице, выкрикивая:
— Аслан! Где Аслан? Я нашла господина Тумнуса! Ах, Аслан, пожалуйста, оживи его побыстрее!
Через минуту Люси и маленький фавн схватились за руки и принялись радостно плясать, проходя круг за кругом. Ничего плохого, кроме превращения в камень, Колдунья ему не сделала, поэтому ничто не мешало ему с величайшим интересом выслушать все, что рассказала ему Люси.
Наконец твердыня Колдуньи была обследована вся сверху донизу, замок стоял пустой, с распахнутыми настежь дверьми и окнами, и свет, и свежий весенний воздух беспрепятственно наводняли все зловеще-темные углы, которые, надо сказать, давно уже в этом нуждались. Толпа оживших статуй снова кружилась по двору.
И вдруг кто-то из них (я думаю, что это был Тумнус) спросил:
— А как мы отсюда выберемся?
(Как вы помните, Аслан перепрыгнул во двор через закрытые ворота, и они до сих пор были заперты).
— Ну, это мы быстро уладим, — сказал Аслан.
Встав на задние лапы, он громко рявкнул великану:
— Эй ты, там! Как тебя зовут?
— Великан Громыхало Бычья Шкура — к услугам вашей милости! — отвечал, кланяясь, великан и снова прикоснулся к Аслану кончиком своей шапки.
— Скажи нам, великан Громыхало, — спросил Аслан, — сможешь ли ты вызволить нас отсюда?
— Разумеется, ваша милость! С удовольствием! — ответил великан Громыхало. — Только, малыши, отойдите подальше от
ворот!
Все моментально выполнили его приказ, великан в два шага очутился у ворот и ударил по ним дубинкой — баммм-баммм-баммм! От первого же удара ворота подались, от второго — треснули, от третьего — разлетелись вдребезги. Затем он отложил дубинку, схватился руками за башенки, стоявшие по бокам ворот, и начал их дергать и раскачивать. Через минуту обе башенки обрушились, увлекая за собой добрый кусок стены — и во дворе выросла груда бесформенного камня. Когда улеглась пыль, все почувствовали себя как-то странно: было необычно, находясь в этом голом, мощеном твердым камнем, безжизненном дворе, видеть сквозь дыру в стене внешний мир с его травой и деревьями, ласкаемыми ветром, лес, вытекающие из него искристые речки и ручейки, а за всем этим — голубые холмы, а над всем этим — голубое небо.
— От такой работенки я весь взмок и пропылился, — прогудел, отдуваясь, великан, пыхтя, как большой паровоз. — Должен признать, что они были в очень хорошем состоянии, эти ворота... Осмелюсь спросить, нет ли у кого-нибудь из юных леди носового платка?
— У меня есть, — Люси, привстав на цыпочки и вытянув, насколько могла, ручонку, протянула платок.
— Спасибо, барышня, — сказал, нагибаясь, Громыхало Бычья Шкура.
И тут Люси испугалась, потому что ноги ее неожиданно оторвались от земли, и она оказалась высоко над землей, подхваченная за талию двумя пальцами великаньей руки. Но, приблизив ее к своему лицу, великан вдруг почему-то оробел и бережно опустил ее на землю, смущенно бормоча:
— Святые небеса! Я же поднял саму юную даму... Прошу прощения, сударыня! Мне казалось, что я поднимаю платок.
— Да нет же! — смеясь, крикнула Люси. — Вот он! У меня в руке!