Я полагаю, не надо никому ничего навязывать. Сами разберемся!
Об этом я и говорил однажды Нине и Клаве, когда мы слушали новые записи. Нина только делала круглые глаза, удивляясь тому, что я такой умный, а Клава прищуривалась, показывая тем самым, что глупее меня она никогда никого не видела.
— Посмотрись в зеркало, — буркнул я ей. — У видишь и поглупее.
— Как ты-то догадался? — наигранно изумилась она. — Я же молчала…
— Ума палата, — ответил я ей.
— Палата № 6, — хмыкнула она.
— При чем тут Чехов? — широко улыбнулся я.
Она сразу варежку (рот) разинула:
— Неужели ты Чехова читал?
Вот дуреха. Как же я мог Чехова не читать при моей-то маме-библиотекаре и нашей библиотеке, на которой весь дом развивается!
Ну, все это в прошлом. Сейчас-то утром ко мне в сарай они вошли какие-то притихшие, словно сейчас зима и их валенком ударили. А ведь минуту назад хихикали.
— Нет, ты слышал? — выпалила Нина, сверкнув изумительно-глупыми, прекрасными глазами.
— Да, ты же не слышал… — сдержанно заметила Клава, мигнув своими маленькими умными глазками.
— Да нет, слышал, слышал, — отмахнулся я. — А о чем? — И сделал дурацкий вид, хорошо понимая, что речь пойдет о сыне музыканта.
С чем-чем, а с интуицией у меня в порядке. Помнится, в прошлом году вызвала математичка меня к доске: «Чижов!» Я, встав из-за парты, отвечаю: «Пара!» «Что?» — удивилась она. Ну, пошел я к доске, пошел, раз зовут, а интуиция меня не подвела: учительница двойку поставила. Вообще, беда с этой интуицией. Наследственное! Как-то папу к начальству вызвали. «У меня интуиция, сказал он взволнованной маме. — Или грудь в крестах, или голова в кустах». И что же? Папе дали орден «Знак Почета».
Может, я иногда и ошибаюсь. Но ведь на ошибках мы учимся. А на наших ошибках — учителя. Иначе они бы все перезабыли.
И еще: я иногда справедлив. Сам знаю: с нами трудно. Но это ж временно.
Валькин слепой дед мне рассказывал, что ему фашисты огнеметом глаза выжгли, зато он целое отделение бойцов спас… Он провел своей сухой, морщинистой рукой по моему лицу и сказал: «Вам я верю*. Я понял, что он верит не только в меня, но и во всех ребят… Так и хочется сделать что-то необыкновенное! Но как, если тебе всего четырнадцать лет и ты лишь перешел в восьмой класс?
Считается, что в жизни всегда есть место подвигу. Мы и сочинение на эту тему в школе писали, и все правильно ответили: конечно, есть. Ну, предположим, место для подвига иногда находится пожар или стихийное бедствие. А совершишь ли его? Я вот слышал, что на этот вопрос все как один семиклассники ответили утвердительно. Привираем мы, наверное. И Сашка Кравцов тоже написал, что в жизни всегда есть место подвигу, а от его прижизненных «подвигов» вся малышня на Набережной, от монастыря до бетонного моста, плачет.
Я уже говорил о том, что меня иногда заносит? Думаешь об одном, говоришь о другом, делаешь третье. Пушкин писал: «Пока сердца для чести живы…» Он-то понимал, что «души прекрасные порывы» нужно посвятить отчизне, людям вообще, именно пока ты молод. А я, пока молод, трусоват.
Ладно.
Приходят, значит, утром они, Нина и Клава, ко мне в летнюю резиденцию. Говорят наперебой: слышал, слышал, слышал?
— Да не знаю, где он, — ответил я.
— Кто он? — растерялись они.
— Слышал звон, — говорю я.
— Да ну тебя, — отмахнулись они. — Ты о новеньком слышал?
Надо же, обо мне небось они так не говорили прошлым летом, когда я сюда приехал.
Быстренько они мне обо всем прокукарекали, о том, что мы уже знаем. О приезде преподавателей Культпросвета и их сыне, тронутом искусством.
Я смотрел на Нину. Она сидела напротив меня и тщетно пыталась натянуть мини-юбку на свои острые коленки. Воображала, что она взрослая и будто сидит не у меня в сарае, а где-нибудь в трамвае. Мне невольно вспомнилось (тоже в трамвае было), как одна женщина хвалилась своей спутнице: «Моя дочка, не поверишь, уже доросла до миниюбки!»
— И что нам теперь делать — ума не приложу, — волновалась Нина и все тянула подол, словно хотела оторвать.
Только я собрался ответить, куда ей приложить свой ум, как вдруг к нам в сарай ворвался Славка Роев с будоражащим криком:
— Идет! Сюда! Сам!
Нина с перепугу закрыла дверь на крючок, Клава а я-то ее умной считал — зашторила оконце.
В дверь вежливо постучали.
— Войдите, если вы не дьявол! — гаркнул я, скинув крючок.
И после томительной паузы… вошел Дьявол. Ростом ниже меня, горбатый, волосы дыбом, с белыми закаченными глазами.
— Вы меня не ждали, а я приперся! — пронзительно завопил он.
Я так и сел на пол, Славка задом полез под топчан, а девчонки, зажмурившись, заверещали и задрыгали руками и ногами.
— Ну, хватит! — прикрикнул «дьявол». — С вами с ума сойдешь. — Он выпрямился, сделал нормальные глаза, пригладил волосы и оказался тем самым сыном музыканта.
— Напугали меня до смерти, — улыбнулся он.
Я встал, делая вид, что споткнулся о чурбачок. Славка вылез из-под топчана, делая вид, что там что-то срочно искал. А Нина и Клава неестественно засмеялись, делая вид, что рассказывали друг другу какую-то страшную историю.
— Давайте знакомиться, — приветливо предложил сын музыканта. — Виктор Королев, — представился он, не протягивая руки, и коротко кивнул головой, как наш разведчик в роли белогвардейского офицера из многосерийного телефильма.
Славка настолько ошалел, что точно так же кивнул. Я взглянул на девочек, ожидая, что они сейчас сделают по меньшей мере реверанс, а по большей — книксен, но они прощебетали.
— Очень приятно.
И показали друг на дружку:
— Нина.
— Клава.
— Привет, — процедил я, не вынимая рук из карманов. — Леонид Чижов. Собственной персоной.
Так мы познакомились с Витькой Королевым. Сам он раньше в нашей областной «столице» жил, как и я. И даже по соседству: он — на Студенческой, а я — на Энгельса. Но ни разу не встречались. А может, и встречались, не обращали друг на друга внимания. Кто ж знал, что мы здесь встретимся.
— Вообще-то, — небрежно сказал Королев, — я под Москвой родился. «Умремте ж под Москвой», — призывал Лермонтов. В Подмосковье, значит. Но там трудно умереть без прописки.
Первым делом Королев спросил, есть ли в нашем городке хоть какой-нибудь завалявшийся драмкружок.
Никакого драмкружка не было: ни в обеих школах, ни при Доме пионеров, ни даже в Культпросвете, хоть там и преподают драматическое мастерство. Разве что «капустники» на Новый год устраивают — сами себя в лицах высмеивают.
Не повезло Витьке. Он уже давно, с третьего класса, в драмкружке играет. Призвание, говорит.
Мы уже убедились. Конечно, призвание. Вон как нас перешорохал!
— Может, у нас во дворе театр организуем? — предложил он. — Вседворовый передвижной-раздвижной театр имени Центральной площади! — воскликнул он.
Девочки — те сразу согласились. Но нам со Славкой эта затея не светила: способностей нет — позориться только. И мы отказались.
— Жаль, — не стал он настаивать.
— Но мы-то согласны! — заявила Нина.
— А что я с вами одними буду делать? — грустно сказал он. — Сцены у фонтана? На руках вас по очереди носить?
Девочки сконфузились и промямлили насчет того, что фонтана во дворе нет и носить их на руках не надо, а вот играть главные роли — они бы с превеликим удовольствием, но раз так, то и не надо.
— Попал я в дыру… — посочувствовал сам себе Король — так мы его мысленно сразу прозвали. — В деревню! К тетке! В глушь! — с выражением произнес он и вздохнул. — Монолог Фамусова. Но Лизу-то ладно — она Чацкого обманула, а меня за что?
— Думай, голова, думай, — сказал я ему. — Новую корону куплю.
— На фамилию мою намекаешь? — догадался Король. — Да меня всю жизнь Королем дразнят. Я не обижаюсь.
Хотел бы я так обижаться, если бы меня Королем дразнили! А то ведь Чижом прозвали — по фамилии…
Девочки стали Короля утешать, доказывать, что наш городок не такая уж и «дыра». Зимой областная филармония приезжает, в кинотеатре новые фильмы показывают, в парке — танцплощадка, а на базаре — ресторан. Можно подумать, что они каждый вечер ходят в ресторан пиво пить.
— А река какая! — показал большой палец Славка.
Река — да. Вовремя вспомнил.
— А еще, я слышал, — понизил голос Славка, — в нашем монастыре — подземный ход.
— Куда ведет? — встрепенулся Король.
— Неизвестно, — ответил Славка. — Куда-то. Там бабка Маланья повадилась шампиньоны собирать, сутки ее искали…
— Ну, — уставился на него Король.
— Дома нашли. Говорит, блукала-блукала и аж на кладбище вышла. Просили ее показать. А она ни в какую. Страху, говорит, натерпелась, с нами крестная сила!.. Ходили потом люди туда, она издали ход показала. Это ведь она ход случайно обнаружила, щавель в монастырском дворе рвала и провалилась! — рассказывал Славка. — Никому не сказала, ветками ход прикрыла и сама ходила шампиньоны собирать…
Ну, люди сунулись туда — кругом обвалы, завалы. На всякий случаи досками ход забили, чтоб никто не совался. А не то еще заблудится, как бабка… Уж на что Сашка Кравцов отчаянный, оторвал однажды доску — и туда. Через час выскочил как ошпаренный. Там летучие мыши. Вот с такими когтями! — И… затаил дыхание Король. — Дальше что?
— Вновь ход забили.
— Завтра идем, — деловито сказал Король.
— Заметят же и не пустят, — возразил я. Мне эта история о подземном ходе давно в ушах навязла.
— А мы ночью, — усмехнулся Король. — Решено?
Все вздрогнули.
— Берите фонари, свечи, суровых ниток побольше, — продолжал Король.
— А свечи зачем? — шепотом спросила Клава.
— Вдруг фонари погаснут.
— А нитки почему? — вытаращила глаза Нина.
— Чтоб не заблудиться. Нить Ариадны! Слышали
— Не-а… — помотал головой Славка.
— Это древнегреческий миф, — начал Король. — В одном древнегреческом лабиринте жило кровожадное чудовище по имени Минотавр. Герой Тесей решил убить его. Убить-то убил а назад дорогу найти не мог. Но красавица Ариадна — она кажется, внучкой Гелиоса была — привязала Тесею к поясу шелковую нить, когда тот уходил в лабиринт. По этой нити он и вышел обратно. Вот и мы поставим эту красавицу, — посмотрел он на Нину, — у входа с концом нити. А сами в путь!
— Какая же я красавица… — засмущалась Нина.
— Это я к слову, — отмахнулся Король. — Главное — принцип.
Нина заметно расстроилась.
— До завтра. Он не дал нам даже опомниться и ушел.
— Кто тебя за язык дергал? — осудила Клава Славку.
— Откуда ж я знал?.. — промямлил тот.
Да, самое главное (как потом оказалось). Несколько дней назад в наш дом вернулся из армии старый жилец — молодой парень, дзюдоист-разрядник. Парня звали Юрий. Для своих двадцати лет он был маленького роста — с меня, поэтому мы его окрестили Юриком. Возвращению Юрика никто не придал особого значения, кроме его родителей и старшей Нининой
— Светланы, которая раньше училась с ним в одном классе. Но дальнейшие события покажут: Король, случайно познакомившийся с ним — они были соседями, — задумал такое, что вскоре перевернуло нам всю жизнь.
Глава 3. НИТЬ АРИАДНЫ
Мне на ночь отпрашиваться не пришлось: я же в своей летней резиденции обычно ночую — в сарае. Славка — тот отпросился переночевать у меня. А вот девочкам пришлось туго Как ночью из дома уйти?
Их выручил Король — зашел к ним поочередно в гости, обаял родителей изысканными манерами и бархатными интонациями хорошо поставленного голоса. Он уговорил родителей Нины и Клавы отпустить дочек… на ночную рыбалку. «Под вашу личную ответственность», — не сразу согласились родители.
Больше всего родителей, наверное, удивило, что дочери сами-то не очень напрашиваются. Просто и Нине и Клаве было страшно, и они с удовольствием не пошли бы. Но раз они родителей не упрашивали, те согласились их отпустить.
У взрослых своя логика. Чем больше их просишь, тем дольше они не соглашаются. К примеру, точно знаешь, что не пустят тебя сегодня на реку, говоришь при маме будто бы сам себе: «На речку, что ли?.. Нет, не охота, не пойду». Мама сразу: «Да сходи ты на речку! Чего дома сидишь?»
Так и с девочками. Они до того домолчались, что родители их уговаривать стали: «Сходите. Такая романтика! Лес, костер река!» А про персональную ответственность Короля это они так, на всякий случай сказали, чтоб было потом с кого спрашивать, если дочери вдруг утонут.
Я очень удивлялся, зачем Король в такое опасное путешествие девочек потащил?
Он мне разъяснил:
— За вас, за тебя и за Славку, опасаюсь, что вы бояться будете. А девчонки от природы трусливы. Во-первых, на их фоне вы смельчаками себя почувствуете. Во-вторых, стыдно вам будет перед ними трусить, если что случится.
Поздно вечером, неся на плече удочки, Король в сопровождении девочек в лыжных костюмах — их родители глядели из окон — прошествовали в мой сарай.
Мы провели короткий совет и осмотрели снаряжение. С фонариками получилось не густо: всего один — Витькин. Я добыл три свечи. Нина принесла большой клубок суровых ниток. Клава — десять коробков спичек. А Славка притащил тяжелый рюкзак с продуктами.
— Может, надолго застрянем, — сказал он нам.
Девочки напряженно переглянулись.
— Лопата есть? — спросил меня Король.
— Вот она, — показал я. — Зачем?
— Вдруг обвал и застрянем, — ответил он.
Девочки опять переглянулись и тут же захотели вернуться домой, благо близко было.
Король сумрачно предупредил:
— В таком случае я широко раскрою глаза вашим родителям, какие вы обманщицы. Они вас тогда на все лето из дому не выпустят!
Девочки притихли.
В монастырь мы пришли в полдвенадцатого ночи.
Сквозь голую арматуру соборной луковки светила луна в ее слабом свете трава и лопухи казались будто выреза из картона.
Мы тревожно оглядывались по сторонам.
Славка привел нас точно к забитому досками входу к роль вынул из кармана клещи.
— Посвети, — и дал мне фонарик.
Через несколько томительных минут, показавшихся мне високосным годом, он осторожненько вытащил гвозди и отодвинул две доски в сторону. Из черного, чернее, чем ночь вокруг, проема пахнуло могильным холодом.
Король посветил фонариком внутрь. Метрах в полутора внизу лежала груда битых кирпичей.
— Первыми идут девочки, — сказал он. Умница!
— Нет!.. Ни за что! — задрожали они. — Почему мы, а не вы?
— Если первыми пойдем мы, то вы убежите, — мудро заметил Король.
— Как ты мог подумать? — заныли они. — Мы не такие! Мы смелые! Ты нас плохо знаешь! Скажи ему, Леня.
Я посмотрел на Нину, и мне показалось, что я увидел ее беспомощные, вопросительные глаза. Сердце у меня стучало, как электричка. Странно, что этого никто не слышал.
— Первым пойду я, — глухо сказал я и спустился в проем.
Следом, придерживая за руки, Король спустил девочек. Затем рядом с нами рухнул Славка.
— Оставить вас здесь, что ли? — послышался сверху задумчивый голос Короля. — А вход опять досками забить?
— Э-э! — испуганно воскликнул Славка.
Король, посвечивая фонариком, легко спрыгнул к нам:
— С юмором у вас… — осудил он. Встал на цыпочки и задвинул доски на прежнее место.
— Хорошо бы заколотить их изнутри, — размышлял он, — чтоб никто не удрал… Да ладно, а то шуму будет много.
Луч фонаря выхватил из тьмы низкий проход, ведущий влево.
— Итак, Ариадна, — обратился Король к Нине, — привязывай куда-нибудь и разматывай свою нить.
Нина привязала конец суровой нитки из клубка к железному пруту, торчащему из стены.
И мы цепочкой, взявшись за руки, осторожно двинулись вслед за Королем в загадочный проход.
— «Куда ты ведешь нас? Не видно ни зги!» — пробормотал я. Завещание все написали? Свой сарай я завещаю горсовету.
Луч фонаря освещал кирпичный свод, стены и земляные кочки под ногами. Кое-где проглядывали известняковые плиты пола. Я замыкал нашу цепочку, держа горячую руку Нины левой рукой (ближе к сердцу), в другой я нес совковую лопату. Так мы шли в неизвестность минут пятнадцать, пока не уперлись в завал.