КНИГА
ПАКЕТ
КАРМАН
ТУФЛЯ
39. Книга. Пакет. Карман. Туфля. Я перечитывала эти слова снова и снова. А потом мозг стал показывать мне картинки. Я увидела библиотечную книгу, из которой торчала первая записка. Увидела высокий бумажный пакет с булочками, где была спрятана вторая. Я увидела третью записку — как я вынимаю ее из кармана куртки вместе с грязными носовыми платками, оставшимися там с прошлой зимы. Затем мозг направил мой взгляд на туфлю. Туфлю, которая была похищена из нашего шкафа.
40. Я нагнулась, подняла туфлю и медленно перевернула. Внутри был крошечный квадратик жесткой бумаги, точно такой же, как остальные три:
Это ты и должна рассказать мне в письме. Это — и все, что к этому привело.
Пожалуйста, отдай мне письмо сама.
Где меня найти, ты знаешь.
Прости за краткость. Путь очень труден; я ничего не могу взять с собой, а во рту можно удержать лишь маленький клочок бумаги.
41. Я услышала, как вскрикнул Сэл, и подняла голову. Водитель грузовика стоял над ним на коленях, повторяя: «Слава Богу, слава Богу, слава Богу; это чудо, чудо!»
42. На другой стороне дороги я увидела Маркуса, который все еще сидел сгорбившись на кромке тротуара и рыдал, сотрясаясь всем телом. За ним стояли, замерев, мальчишки из гаража, безмолвные и неподвижные, как на фотографии.
43. Сэл не погиб. Человек, который смеется, спас его жизнь.
44.
В тот вечер мама поехала в больницу с Луизой, чтоб ее поддержать, а я была дома с Ричардом. У Сэла оказались сломаны три ребра и рука, и его оставили на ночь в больнице.
Ричард заказал пиццу.
— Хочешь поговорить? — спросил он.
— Не очень, — ответила я. — Может, потом.
Он кивнул:
— Тогда скажешь.
После ужина я закрылась в своей комнате и уселась на кровати, разложив перед собой твои записки. «Думай! — понукал меня мозг. — Думай, думай, думай!» Я достала свои веревочки и принялась вязать узлы, пытаясь выстроить все по порядку, с самого начала.
Путь очень труден. Когда мы встретимся, это буду уже не я.
Путь очень труден, и я прошу тебя обо всем заранее, пока мой рассудок еще не помутился.
И наконец самое странное:
Путь очень труден; я ничего не могу взять с собой, а во рту можно удержать лишь маленький клочок бумаги.
Я потрогала записки пальцем. Крошечные и ломкие. Ты нес их во рту?!
Путь очень труден.
Настолько труден, что путник сходит с ума и превращается в городского сумасшедшего? Что же за путешествие такое? И кто по доброй воле в него отправится?
«А главное — зачем? — не отставал мозг. — Зачем, зачем, зачем?!»
Чтобы спасти Сэла. Вот зачем ты торчал на углу столько дней. Вот зачем ты лягал и пинал воздух рядом с мчащимися машинами. Ты тренировался. Чтобы спасти Сэла. Потому что ты знал. Знал заранее.
Путешествия во времени возможны, сказал Маркус. Теоретически.
Я должен спасти жизнь твоего друга и свою собственную.
«Что ж, — сказала я вслух, — ты спас жизнь Сэла. Но второй цели ты не достиг».
Ричард постучал в дверь, и я подскочила.
— Извини, — сказал он, заглядывая, — я не хотел тебя пугать. Просто подумал: может, ты хочешь винограда?
Оказалось, что он сходил и купил мне виноград. И мы с ним перед телевизором умяли гигантскую миску самого идеального в мире ярко-зеленого винограда. Куплен он был точно не у Белл.
Было приятно просто сидеть и вместе пялиться в телевизор. Мозг унялся и перестал изводить меня вопросами. Я видела, что Ричард время от времени посматривает на меня, но и он не задал ни одного вопроса. И это тоже было приятно.
Когда я задремала на тахте, Ричард выключил телевизор и отправил меня спать. Но когда вокруг все стало тихо, я уже не смогла уснуть. В голове вертелись твои слова:
Пожалуйста, отдай мне письмо сама. Где меня найти, ты знаешь.
Луиза однажды сказала мне, что одиноких стариков, у которых никого и ничего нет, хоронят на острове, где-то к северу от Манхэттена. Скоро, поняла я, ты окажешься там.
Я никак не могла уснуть и к тому же начала замерзать, но тут дверь приоткрылась, вошла мама и села на край кровати.
— У Сэла все будет в порядке, — прошептала она и обняла меня одной рукой. — У него взяли все анализы. Утром, наверное, отпустят домой.
Я ничего не ответила. Я боялась, что если открою рот, то наговорю слишком много — расскажу про записки, про туфли Ричарда, про двухдолларовые купюры, про всё. И я подумала, что если я это ей расскажу, то может случиться так, что с Сэлом уже не будет все в порядке. Поэтому я просто прижалась к ее руке и не отпускала, и мама так и сидела, пока я не уснула.
Переломный момент
На следующий вечер после ужина мы с мамой пошли навестить Сэла и Луизу. Очень странное чувство — вдруг оказаться в очень хорошо знакомом месте, где давно не был; все равно что впервые за несколько месяцев посмотреть на себя в зеркало.
Сэл сидел в кровати. Его правая рука была в гипсе. Моя мама его обняла, очень осторожно, и пошла на кухню болтать с Луизой. Слева от кровати Луиза поставила столик, чтобы Сэлу было удобно брать здоровой рукой спортивные журналы и всякое другое, например леденцы «Тутси Попс»…
— Вот это да! — сказала я. — «Тутси Попс»! Что это нашло на твою маму, я ее просто не узнаю!
Он улыбнулся, наконец-то глядя мне прямо в глаза.
— Ха. Вчера она мне в больницу принесла ужин из «Макдональдса»!
— Что? Из «Макдональдса»?! — Луиза считала «Макдональдс» грандиозным заговором против здоровья американского народа. — О небо. Как же ты не погиб?
Тут до меня дошло, что вчера он и правда чуть не погиб. Сэл рассмеялся, а у меня запылало лицо.
Он здоровой рукой вытряхнул пакет с «Тутси Попс» на стол, нашел фиолетовый леденец и протянул мне:
— Виноградный.
— Ты все помнишь!
В голове у меня загудело, и я почувствовала, что опять заливаюсь краской.
— Конечно, я все помню! — радостно сказал Сэл. Он, похоже, был в превосходном настроении. И еще он, похоже, забыл, что мы с ним больше не друзья.
— Честно? — сказала я, разворачивая леденец. — Тогда ты, может, помнишь, с чего это я тебе вдруг разонравилась? — Я и сама не поняла, как у меня это вырвалось, но раз уж так получилось, я сразу захотела узнать ответ.
— Ничего ты мне не разонравилась! Просто мне надо было побыть одному. У меня был… в общем, переломный момент. Ха! Прикинь, переломный! — Он показал на свой гипс и захихикал.
— Но почему? Ведь не я же тебя ударила!
Он непонимающе помотал головой.
— Ударила? Когда? Ты про что?
— А ты как думаешь, про что я? Про тот день, когда Маркус тебя ударил и когда у тебя кровью закапало всю твою куртку «Янкиз»! Когда ты захлопнул дверь у меня перед носом!
— Погоди, кто такой Маркус?
И вот тут до меня дошло, какой же я была кретинкой. Я ведь так и не сказала Сэлу, что Маркус — нормальный парень. Я вспомнила, как Сэл присел и сделал вид, что завязывает шнурок. Он, наверное, каждый день боялся встретить Маркуса. Наверное, просыпался с этой мыслью. А я же могла бы это исправить, давным-давно.
— Маркус — это тот парень, что ударил тебя тогда на улице. Тот, от которого ты вчера убе…
— A-а, этот, — перебил меня Сэл. Он опять смотрел на свои ноги — точнее, на тот холмик, каким выглядели его ноги под одеялом. — Да, я из-за него сильно напрягаюсь. У него явно на меня зуб.
— Нет у него на тебя никакого зуба! — сказала я. — Честное слово, нет. Я так думаю, он вчера за тобой побежал, чтоб извиниться.
Сэл пожал плечами.
— Ну я не знаю… — Он поднял на меня глаза. — Но это никак не связано… ну, с нами. С тобой и со мной. Честно.
— Но ведь ты расхотел все делать вместе как раз в тот день, когда Маркус тебя ударил, — в тот самый день!..
Он покачал головой:
— Нет. Раньше.
И тут мой мозг начал подсказывать, тихо-тихо: «Помнишь? Помнишь, еще в сентябре ты ждала Сэла после школы, чтобы вместе идти домой, а он не появлялся? И так было не раз и не два? Помнишь, как он сказал, что не пойдет обедать, потому что у него нет денег, а ты знала, что они у него были! Помнишь то утро, когда ты ждала его на первом этаже, пока не стало ясно, что ты стопроцентно, железобетонно опаздываешь в школу, и тогда ты позвонила ему в дверь, и оказалось, что он давно ушел без тебя?»
И я вспомнила еще кое-что. Вспомнила, как я бегу через Бродвей, еле удерживая огромный плакат про тайны науки, и кричу Сэлу — он на другой стороне улицы, — чтобы он меня подождал. И он меня подождал. И когда я спросила, почему его не было на нашем обычном месте, он промямлил что-то невнятное, глядя на свои ноги, и дальше мы шли по Амстердам-авеню в полном молчании. Пока Маркус его не ударил.
Да, в тот день Сэл ушел из школы без меня. И не в первый раз.
Но сейчас, сегодня, он смотрел прямо на меня, и мы были
Байкерша дописывала список.
— Сейчас, сейчас, — сказала она и подтолкнула ко мне по столу пару батончиков. — Садись, я быстро.
Я не возражала. За два дня, прошедшие после катастрофы, я не меньше тысячи раз думала о твоих записках и как минимум столько же раз отгоняла от себя воспоминание о твоем теле, лежащем на улице. Я не высыпалась и чувствовала себя уставшей.
Первый батончик «Бит-О-Хани» еще таял у меня во рту, когда в канцелярию вошли двое полицейских.
Байкерша оторвала взгляд от пишущей машинки.
— Здравствуйте. Слушаю вас.
— У вас есть такой ученик — Маркус Хейлбронер?
Ее лицо оставалось непроницаемым.
— Вполне возможно. Но директора сейчас нет, так что…
— Это неважно. Нам просто надо сказать пару слов этому Хейлбронеру. Похоже, он любит гонять детишек по проезжей части. Вот об этом мы и хотим с ним потолковать. Где его искать, в каком классе?
Байкерша почесала затылок:
— Не знаю… В смысле, не помню. Надо поискать.
И вот тут я испугалась. Байкерша знала по именам всех учеников до единого и могла без запинки, ни на миг не задумавшись, ответить, кто в каком классе и где кого искать. Я поняла, что она боится. Боится за Маркуса.
Я смотрела на спины этих двух полицейских и вспоминала, что говорила мама про тех, кто попадает в тюрьму, — что некоторые из них никогда уже не становятся такими, как прежде. Нельзя, чтобы с Маркусом это случилось. Он и сейчас-то не такой, как все. Я вспоминала, как он, дрожа всем телом, рыдал на кромке тротуара, и как он пытался остановить Сэла, мчащегося наперерез грузовику, и как не мог сообразить, что Сэл от него-то и убегает.
— Мне надо позвонить, — сказала я Байкерше.
— Отсюда? — Она решительно накрыла телефон ладонью. — Еще не хватало.
— Пожалуйста!
— Нет уж, дорогая!
Не вставая с кресла, она вытащила длинный каталожный ящик, полный карточек, и принялась их перебирать. Полицейские молча ждали.
— Сейчас посмотрим… — бормотала она. — Как вы сказали, Хиллерман? А из какого он класса, не знаете случайно?
Полицейские переглянулись.
— Хейлбронер, — сказал один из них. — У вас что, нет алфавитного списка учащихся?
— Есть, конечно! Но он где-то там, внизу… — Она оттолкнулась от стола и покатила к картотечному шкафу.
Я спокойно вышла из канцелярии, как будто в туалет, завернула за угол и ворвалась в кабинет зубного врача. Я помнила, что в его приемной висит белый телефон.
Врач удобно расположился на том самом кресле, где обычно принимал пациентов: в одной руке бумажный стаканчик с кофе, в другой — газета.
— Привет, Миранда, — сказал он, выпрямляясь. — Список пациентов у тебя?
— Можно мне от вас позвонить? Это срочно!
Он явно удивился, но ответил:
— Конечно, пожалуйста.
Я позвонила маме на работу.
— Мне нужна помощь, — сказала я. — В школе полиция, и они, кажется, хотят арестовать одного мальчика. Моего друга.
— Но… все адвокаты сейчас в суде.
— Мам, ты можешь приехать? — спросила я уже сквозь слезы. — Прямо сейчас?
— Я?! — переспросила она и через миг сказала: — Хорошо. Я еду.
Я повесила трубку. Зубной врач смотрел на меня во все глаза:
— Что стряслось?
— Маркус попал в беду, — сказала я. — Явилась полиция, и его могут арестовать, а он ничего плохого не сделал. Лишь бы мама скорее приехала! Она поможет.
— Маркус — хороший парень, — твердо сказал врач. — Отличный парень. — Он спокойно сложил газету и достал из кармана ручку. — Ну что, Миранда, побудешь сегодня моим курьером?
Зажав в кулаке записку от врача, я взлетела на четвертый этаж, ворвалась в класс и завопила, размахивая запиской перед лицом у мистера Андерсона:
— Мне нужен Маркус!
— Да что с тобой? Успокойся! — Мистер Андерсон удивленно посмотрел на меня, и я изо всех сил постаралась стоять смирно. Он изучил записку. — Хорошо, Маркус, иди.
Маркус кивнул и принялся перебирать кучку книг у себя на парте.
— Оставь книжки, — крикнула ему я. — Врач велел, чтоб ты шел немедленно!
В коридоре я сказала:
— Тебе надо спрятаться. Пришли полицейские. Кажется, они хотят тебя арестовать!
И я бросилась было к лестнице, но Маркус негромко проговорил:
— Лучше, наверное, идти не спеша.
Он оказался прав. Через пять секунд мы встретились с полицейскими, которые поднимались к мистеру Андерсону. На нас они даже не взглянули.
Зубной врач запер дверь и посмотрел на меня:
— Твоя мама адвокат?
— Вроде того.
— Отлично. Значит, просто окопаемся тут, пока она не придет.
Полицейские явились не сразу — им явно пришлось поискать кабинет врача. Похоже, никто не спешил им помогать.
Они постучали в дверь.
— Подождите, — крикнул зубной врач, — у меня руки заняты. Одну минуточку!