– Тебе принести слуховой аппарат?
– Себя принеси. У меня днюха. Приглашаю в субботу на тусняк.
– Ой, поздравляю! – выпалила Ева, чувствуя, как все сразу наладилось. Как все стало отлично!
– Ты что, совсем с ума сошла? Кто ж раньше времени поздравляет? Это же плохая примета. У нас одного препода поздравили, он на следующий же день в больницу загремел.
– А во сколько? Кто еще будет? – торопилась Ева – не было ей дела до всех знакомых неугомонного Пушкина.
– Вы как под копирку, – проворчал Пушкин. – Кузьмин тоже все волновался, кто будет. Наши будут. И никого чужого. Поняли? Адрес у Тохи возьми, он знает. Бывай!
Отключился. Она даже не успела ему сказать, что не может ничего узнать у Тохи, что теперь друзья Ежика перестают быть ее друзьями. Или не перестают? Что-то она запуталась. И устала. Ева заторопилась домой. Там уже пришла мама. Вернулся с работы папа. Сейчас они будут пить чай. И не эту горькую бурду, где чая больше, чем воды, а нормальный. Когда чай настаивается в фарфоровом заварнике, через ситечко разливается в чашки, разбавляется водой, кладется сахар. На тарелке ждут бутерброды с лососем и колбасой. Папа с хрустом будет резать вафельный торт. Спрашивать о школе… Ой, только не о школе. И чай, и бутерброды от этого станут невкусными. Но она все выпьет и съест, потому что очень голодная и очень хочет домой.
Глава четвертая
Принцип неопределенности
Пушкин сиял. Рядом с ним сидела тихая скромная девушка. Угадайте, как ее звали.
– Натали, – с гордостью представлял Пушкин. – Та самая!
Девушка бледнела и приклеивалась взглядом к полу.
– Знаешь, был такой случай, – с ехидной улыбочкой начал Стив. – Парень в нашей школе познакомился с девушкой. Звали ее Наташа. А его как раз Шурик. Стихи еще писал.
– Да пошел ты! – потемнел лицом Пушкин. – За такие шуточки, знаешь, что бывает?
– Знаю. Гроб и похоронная музыка.
Ежик всепонимающе щурился. Даже ему смотреть на увлеченного Пушкина было забавно.
– Давно вы знакомы? – бесцеремонно просил он, проходя мимо Евы. Не замечая, головы не поворачивая, не здороваясь.
– Вечность! – Пушкин осклабился. Зубы у него были мелкие и щербатые.
– Тогда это надолго, – хмыкнул Антон.
Стив изобразил на губах похоронный марш.
– Отвяли! Оба! – рявкнул Пушкин и схватил Натали за руку.
– И пусть у гробового входа, – провыл Ежик, отбегая подальше к комнатам, – младая будет жизнь играть…
– Заткнись! – рванул по коридору Пушкин, но споткнулся о выходящего Ра.
– И равнодушная природа! Ой!
– Пушкин? – Ра не удержал равновесия и растянулся вдоль плинтуса.
– Пушкин, Пушкин, – прошипел Стив, сгибаясь от смеха.
– Это классика! Она бессмертна! – орал из комнаты Ежик между глухими звуками – Пушкин пытался отомстить за шутку.
– Ай!
Квартира дрогнула от очередного падения. В коридор выбрался Антон.
– И пал поэт, невольник чести… – тяжело отдуваясь, пробормотал он.
– И… равнодушная… природа… – сквозь приступы смеха икал Стив.
– Саша? – Натали одарила всех испуганным взглядом и убежала спасать Пушкина. – Саша!
Ева готова была и дальше смотреть этот спектакль, но тут перед ней встал Ра. Или не Ра?
– Ева! – все-таки Ра радостно распахнул объятия. – Сколько не виделись!
– Столько не живут! – она увернулась от жизнерадостного бога.
Мельком глянула на Ежика. Стоит, ухмыляется. Глаз хитрый. Когда Ева вошла, коротко кивнул. Приблизиться не дал, сразу сделал шаг назад, руку поднял. Про объятия с поцелуями и говорить нечего. Может, подарить все это Ра? Терять уже нечего.
– Хорошо выглядишь! – доверительно сообщил Ра. – А я о тебе думал.
– Врет! – раздался недовольный голос из другой комнаты. – Он думал о газовом паяльнике. И немножко про адаптер К-лайн.
Ева покосилась на Ежика. Стоит. Не уходит.
– Ребята! – Ра пропустил это замечание мимо ушей. – Смотрите! Это Ева!
Антон тут же забылся, потому что на Еву посмотрело три пары совершенно одинаковых глаз. Ра и еще две его копии. Как там говорил Пушкин, три египетских бога… Близнецы. Невероятно!
– И не подумай, что у тебя, мать, троится в глазах, – выпрямился после долгого смеха Стив. – Хотя боги могут и не такое. А вы, – повернулся он к божественным братьям, – осторожней. Это все-таки Ева.
Антон демонстративно хохотнул, уходя вглубь квартиры.
– Это мои братья. – Ра был искренне рад чему-то. Наверное, дню рождения Пушкина. – Птаха ты уже знаешь. А это Гор.
Они все же отличались друг от друга. Птах был чуть шире лицом. У Гора – нос с горбинкой. А Ра… Ра просто был и улыбался, показывая все свои зубы.
– Красивая, – уронил Гор, глянул на братьев и рассмеялся.
– Богиня! – фыркнул Птах.
Ра побледнел.
– Они мне уже стул сломали, – пожаловался выбравшийся из комнаты Пушкин. – Если каждый сломает по стулу, то сидеть будем на полу. И есть тоже на полу. Чего-то у тебя глаза желтые, заболеваешь?
– Чем? – С Пушкиным всегда надо было держать ухо востро, но тут Ева пропустила удар.
– Желтухой. Слышала о такой? Билирубин в крови повышенный, вот и желтеешь. Ты сходи проверься.
– Куда?
– В морг, подруга, в морг. – Пушкин поднырнул холодной рукой ей под локоть. – Как тебе Наташка?
– Ничего так. – Ева дернулась. Не хватало еще, чтобы ее Пушкин за руки хватал. В такие моменты обычно и появляется Антон.
– А чего вы с Тохой – поссорились?
– С чего ты взял? – Ева сама не поняла, почему стала отнекиваться. Но в любом случае обсуждать с Пушкиным ничего не хотелось. Так можно было стать героем еще одной байки.
– Он сильно удивился, когда я сказал, что тебя тоже пригласил.
– Как будто ты меня не можешь пригласить?
Пушкин вдруг важно напыжился, подбоченился. Бросил быстрый взгляд через плечо.
– Он умеет громко кричать. Чего, говорит, всяких-разных звать. Но я его послал. Потому что ты мне друг! Ага?
– Ну да. – От такого комплимента Ева растерялась. Еще неизвестно, хорошо ли быть другом Пушкина. – А что кричал?
– Говорил, ты дура. Связалась с каким-то хмырем. Что, правда? Ты с другим встречаешься?
– Совсем что ли? – Ева отпихнула от себя Пушкина. – Вы тут будете придумывать, а я виновата.
– Вот и я о том же, – грустно согласился Пушкин. Грустил он недолго, взгляд его снова стал хитрым. – Хотя, знаешь, нас еще классики предупреждали: ни в чем нельзя быть уверенным. Смотри, Тамара у Лермонтова во сне встречалась с демоном. И все вокруг ни слухом, ни духом. Так что ты бди. Змеи там всякие. Деревья с яблоками.
В коридоре появился Антон. Пожелание «бдить» он услышал.
– Иди ты со своими советами, – коротко отозвалась Ева.
Антон презрительно дернул губами и ушел обратно в зал.
– Пойду! – вздохнул Пушкин. – А то я Наташеньку давно не видел!
Ева смотрела на дверь. Чего Антон ходит? Чего ищет? Почему молчит?
В зале накрыли стол, возле него суетилась невысокая полная женщина. Антон сидел рядом с плошкой салата и деловито перекладывал оливье на тарелку.
Захотелось уйти. Что он, в самом деле, себе позволяет? Не было сказано ничего такого, чтобы он обижался.
– Как там Ираклий поживает? – прошамкал Антон – он уже успел сунуть в рот ложку салата.
– А как там твои стрелялки? Остались еще враги у лорда?
Ответ получился неубедительный. Ева смутилась и убежала на кухню.
– Ева! – обрадовался Ра, вскакивая. Жизнерадостный он какой-то сегодня. – Проходи к нам!
Под «мы» подразумевался тщедушный, слегка сутуловатый парнишка с оттопыренными ушами. Он сидел на низенькой табуретке и являл собой слегка уменьшенную копию виновника торжества.
– Это Сашин младший брат! – представил ушастого Ра – он сегодня специализировался по представлению братьев.
– Лермонтов, что ли? – вырвалось у Евы.
– Почему Лермонтов? – обиделся младший. – Я Сидорчук, Юра!
Ева с Ра переглянулись.
– А папу случайно не Сергей Александрович[2] зовут? – раздраженно спросила Ева, тут же забывая о литературном собрате Пушкина, потому что Ра потянул ее за собой.
– Пойдем! Я покажу тебе нашу машину!
– Забрось Евку куда-нибудь подальше! – прокомментировал Антон их проход через коридор. – Чтобы не вернулась.
Ра не стал задерживаться и придумывать ответ.
– Разойдитесь! Разойдитесь! – растолкал он братьев.
Это было… это было нечто странное. Знакомая уже железная рамка была обмотана проводами разных цветов. Во все стороны торчали пружинки. Снизу к раме была привязана точно такая же рама. От нее тянулся провод к розетке.
– Шедевр! – коротко прокомментировал один из братьев – Ева в них опять запуталась. Выделяла только Ра, он держался к ней ближе всех.
– И как он… она должна работать?
Увиденное разочаровало. В фильмах все это выглядело не так мелко. Масштабней, что ли. Это должна была быть высокая стойка с ручками, чтобы за них можно было держаться. Или огромный прозрачный шар, вдоль сферы которого бегали бы разряды. Или настоящая автомашина с перестроенным двигателем. Чтобы хотя бы кресло было, где сидеть. А тут – две рамки и проводки.
Ра азартно объяснял – при активном поддакивании одного из братьев и таком же активном молчании другого, – как должно создаваться статическое напряжение, как миллиарды положительно заряженных протонов понесутся вперед, как растолкают равнодушные нейтроны, как тело расщепится на атомы, чтобы потом собраться в том же виде в другом месте.
– Надо встать внутрь этой рамки, – торопился Ра. – Смотри!
Он сдернул сложную конструкцию с ручки шкафа и попытался напялить Еве на голову, чуть не сбив маленький цилиндр, который она прикрепила к волосам. Маленький цилиндр с летными очками. Короткая юбка в клеточку. Очень стильно, очень красиво. Для кого? Никто же не видит!
– Да иди ты! – попыталась защитить свой наряд Ева. – Еще же не работает!
– Скоро заработает! – вклинился, кажется, Птах. Это был тот самый голос, что прервал восторги брата в коридоре.
– Ну да, – сразу загрустил Ра – он фантастически быстро менял настроение. – Осталось немного доделать и провести полевые эксперименты!
– Давай уже быстрее, – утомленно произнесла Ева, – хочется куда-нибудь отсюда убраться.
– Я знаю, что надо! – воскликнул Птах и убежал. Ра тряхнул конструкцией, полюбовался, как нижняя рамка плавает под верхней.
– Но дело ведь не в этом, – заговорил Гор. Наверное, он долго молчал – голос был хрипловатый.
– Нормально все будет работать! – заупрямился Ра, как будто старый спор продолжил. – Надо проверить расчеты.
– Я о другом. – Гор отклеился от шкафа, около которого стоял во время демонстрации машины времени. – Что такое стимпанк?
О! Ева уже была готова к такому разговору.
– Тоска по несостоявшемуся прошлому! – отрапортовала она.
– Это тоже, – не стал спорить Гор. – Но на самом деле это желание человека подчинить себе машины. Сейчас многое за человека делает техника. В какой-нибудь Корее собирают компьютер и даже не представляют, по какому принципу он работает. Клепают схему – и все. Киберпанк в действии – машина управляет человеком. А должно быть наоборот: человек обязан понимать, что он делает!
Ева невольно скосила глаза на телевизор. Старенький, большой, с объемным кинескопом, в черном пыльном корпусе. Мысленно попыталась представить, куда идет сигнал, как он преобразуется в картинку, как этот сигнал передается по воздуху, как откормленный ведущий впихивается в тонкий провод… Голова закружилась.
– …надо понимать. Тогда ты начнешь управлять не только техникой, но и самой жизнью. Иначе ваш стимпанк – антураж один.
Он ткнул в сторону странной конструкции, похожей на ружье, что висела у Пушкина за дверью. Нечто железное – длинная трубка с шаровидным утолщением, с ручкой от пистолета и спусковым крючком, спрятанным за защитный полукруг. По центру скотчем была прикручена железная коробочка, со всех сторон украшенная шестеренками. Выпуклое стекло внутри рождало мысль об оптическом прицеле. Раструб странного ружья был конусовидно расклешен и имел угрожающие зазубрины.
– Ты не понимаешь! – стал защищать оружие Ра. – Антураж рождает дух движения. Как форма в армии.
– Униформа в первую очередь отключает мозги.
– Соответствующая обстановка рождает мысль.
– Ну, и какая у тебя мысль?
– Мы не должны быть рабами машин.
– Хиппарь недобитый!
– При чем тут эти, с немытыми волосами?
– Для большинства – это ретро. – Ра кивнул на Еву. Вот и до ее костюмчика руки дошли. – Ретро сейчас в моде. Винтаж. – Гор щелкнул по гулкой трубе.
– Ты предлагаешь лечь под выхлопную трубу машины и помереть?
– Я предлагаю разобраться. Вы что-то делаете и сами не понимаете что! Надо сначала читать букварь, а потом учебники. Где ваш букварь? Вы и в отношениях ничего не понимаете, потому что букварь не читали, а сразу в профессора лезете.
– А ну, верни! – крикнули в коридоре.
– Вот что нужно! – ворвался в комнату невероятно довольный Птах. В руках он держал несколько вилок и ножей. – Вешаем на отвес. Они создадут резонатор.
– Куда понес? – возмущалась полная женщина. – Чем вы есть будете?
– Уже кормят? – Ра легко переключился с научной темы на бытовую.
– Да идите вы!
Птах растерянно посмотрел на свою добычу. Столовые приборы радостно позвякивали.
– Тогда после обеда сделаем, – решил он.
Звонок в дверь прозвучал, когда все уже сидели за столом. Полная женщина оказалась мамой Пушкина с Лермонтовым. Говорила она с одышкой, тяжело. И так же тяжело передавала тарелки с салатами на стол. Божественные братья сели рядом, тут же перепутавшись. Очень не хватало Маши-Саши. Они со своей трогательной любовью скрашивали любое мероприятие. Антон сидел ближе к двери. Когда Ева с Ра пришли, мест на этом конце стола не осталось. Ра ушел к братьям, а Еве пришлось садиться рядом с Пушкиным. От этого он стал сиять еще ярче. И тут этот звонок. Он заставил всех какое-то время смотреть друг на друга, спрашивая, не его ли забыли пригласить.
– Небось, мой папаня завалился, – сварливо, но все равно довольно произнес Пушкин и стал выбираться из своего дальнего края стола. – Вот ведь люди – дикие существа. Им, чтобы появляться на свет, до сих пор нужны папа и мама. Вся цивилизованная вселенная уже давно размножается из пробирки, а мы все по старинке. У нас был парень, он утверждал, что его вообще зачали инопланетяне…
– Да иди уже, – с тяжелым вздохом произнесла мать, подталкивая свое болтливое чадо к двери, в которую весьма настойчиво звонили.
В коридоре послышались удивленные возгласы, короткий смех, что-то зашуршало.
Все замолчали, забыв, кто о чем говорил, и переглянулись.
Первым в комнату вошел огромный букет бордовых роз. Его распирало во все стороны от тугих бутонов. Казалось, он вот-вот взорвется, забрызгав всех лепесточной кровью.
– Здравствуйте!
Из-за букета вынырнула лисья мордочка Александра Николаевича.
Снова наступила тишина.
– Ты зачем пришел? – грубо спросил Антон.
– А поздравить? – неожиданно мелко засуетился отец Антона. Он уже весь появился в комнате, отчего букет стал как будто меньше. На пол была поставлена высокая коробка, а все присутствующие оказались награждены внимательным колючим взглядом.
– Не переживай, я ненадолго, ненадолго!
– Что вы! Проходите! – активно зазывал нового гостя Пушкин.
– Здрассьте, – раскланивался Александр Николаевич с опешившими гостями. – Позвольте мне сначала сделать подарок. Да, подарок.
– Да! – заулыбался Пушкин, глядя на букет.
«Неужели он ему цветы подарит?» – испугалась Ева.
– Я долго думал, что подарить, – медленно, как в былинном зачине, заговорил Александр Николаевич. – Подарить дорогие часы? Так в темном переулке могут ударить по голове и отнять.
– Могут, – быстро согласился Пушкин.