Асо выхватил из огня несколько испеченных в костре желудей и сказал товарищам:
— Кушайте, это хорошая еда. Промерзли они, потому и стреляют, — пояснил он.
— Где ты взял?
— Нашел. Ходил под утро с Бойнахом на охоту. На, Бойнах, на, и ты поешь.
— Да, это прибавит нам сил. Из желудей и кофе приготовляют, — говорил Гагик, съедая свою долю. — Только я не советовал бы давать их Саркису.
— Почему?
— Нехорошо. Отяжелеет — цепь не выдержит, — улыбнулся Гагик.
Когда поднялось солнце и в ущелье стало теплее, все вышли из пещеры и снова собрались под лестницей, свисавшей с утеса.
— Саркис, вылезай-ка из своей берлоги, пора, пожалуй! — крикнул Ашот.
Колеблющимися шагами Саркис подошел к краю впадины.
— Возьмись за елку и вставь ногу в первое кольцо.
— Не могу. Придумайте что-нибудь другое, — посмотрев на пропасть, испугался Саркис.
— Ладно, дело твое. Оставайся, — внешне безучастно сказал Ашот, Шушик открыла было рот, чтобы запротестовать, но Ашот остановил ее взглядом.
А то, что девочка приняла за жестокость, возымело свое действие. Саркис вложил ногу в первое кольцо и, дрожа от страха, начал спускаться.
— Вниз не смотри, глаза закрой.
И эти советы помогли. Саркис медленно спускался, на ощупь переставляя ноги из одного кольца в другое. Кольца растягивались, но были крепкие и выдерживали мальчика. Наконец он достиг последнего кольца.
Товарищи напряженно наблюдали за его движениями. У всех тревожно бились сердца. Не смотрела только Шушик. Закрыв глаза, она спряталась за спиной у Гагика.
Присев на задние лапы и высунув язык, с любопытством смотрел на необычайное зрелище и Бойнах.
— Стой, не двигайся, цепь окончилась! — крикнул Ашот.
И Саркис быстро подтянул ногу, тщетно нащупывавшую очередную опору.
— Теперь тебе нужно ухватиться за последнее кольцо руками и прыгнуть. Не бойся, внизу мягкий снег.
— Мягкий? Вчера — то он был мягким… — в раздумье сказал Гагик и вдруг крикнул: — Погоди, не прыгай, я проверю снег!
На хорошую «мягкую» подстилку пришлось бы прыгнуть Саркису! Пушистые комья снега за ночь сковал мороз, и они превратились в ледяные глыбы.
Удивительно вовремя спохватился Гагик. Еще минута — две, и Саркис разбился бы об этот оледеневший холм.
— Поднимись обратно! — скомандовал Ашот.
От волнения на лбу его выступила испарина. Он мысленно бранил себя за неосторожность.
Гагик молча наблюдал за выражением его лица. Он порывался сказать что — то важное, но не решался.
— Согласен ты теперь с тем, что даже такой испытанный руководитель, как ты, может ошибиться? — наконец мягко, дружески спросил он.
Ашот не ответил. Он был очень смущен, но, соглашаясь с Гагиком, все же не хотел сказать об этом вслух.
— Вот так штука!.. — задумчиво протянул Гагик.
— Костер, ребята, костер надо развести, — предложил Асо. — Без огня ничего не выйдет.
До полудня они были заняты своей одеждой. Развели костер, с трудом дотащили до него полные тяжелого, мерзлого снега рубахи и стали их оттаивать.
Асо с Ашотом были заняты изготовлением новых колец.
Освобождение Саркиса придется опять отложить, — огорченно объявил Ашот. — Саркис, — крикнул он, — отвяжи и кинь нам цепь!
Они прибавили к ней еще несколько колец, но сколько их еще было нужно, чтобы Саркис мог спуститься прямо в ущелье!
— Погодите, в моем черепке родилась удивительная мысль, — приставив палец ко лбу, вскочил с места Га — гик. — Мы сейчас же раз и навсегда освободим нашего любимца. Слишком уж долго оставался он в одиночестве, ослепнуть бы мне!.. Саркис, — крикнул он, задрав голову, — можешь ты укрепить ствол ивы так, чтобы он прочно уперся в стену и не сдвинулся, если ты на него полезешь? Можешь? А?
— Он и без того устойчив. Нижний конец я вставил в щель, а верхний зажат между двух камней, — донесся с горы глухой недовольный голос.
— Тогда пойдем, друзья! — скомандовал Гагик. — Пойдем и освободим этого длинношеего птенца!
— Куда пойдем? Чего ты распоряжаешься? — возмутился Ашот.
— Ашот, не думай, что ты здесь выше всех, — неожиданно сказал Гагик и пошел вперед.
Никто не знал, что он думает делать, но, взяв цепь, все молча пошли за ним.
Они прошли на Дьявольскую тропу и остановились у обрыва над впадиной, приютившей Саркиса. Остатком злополучного каната Гагик крепко обмотал каменный зубец, выступавший над тропинкой, и, привязав к нему деревянную цепь, сбросил ее вниз.
— Ну как, Саркис, конец цепи коснулся бревна?
— Да, почти… Ой, что вы хотите делать? — снова запричитал он. — Умираю…
— Раньше смерти не умрешь, дорогой мой. Поднимись-ка лучше по бревну. Ну как, — обратился он к Ашоту, — понял наконец, что я хочу сделать? — И Гагик постучал пальцем по своему лбу. — Не голова, а тыква, набитая мозгами.
Товарищи улыбнулись, но не столько шутке Гагика, сколько тому, что, кажется, нашли наконец способ освободить Саркиса. Только Ашот был недоволен и мрачен. Что же это такое? Не он, а Гагик нашел выход! Зачем же тогда его избрали старшим?
Стоны Саркиса утихли, и некоторое время из — под обрыва доносился только какой — то шорох.
— Ну, как? — нетерпеливо спросил Гагик. — Долез до края бревна? Да? Ну, а теперь поднимайся по кольцам. Настоящая лестница, не так ли?
Саркис ничего не ответил, но канат натянулся и начал скрипеть. Очевидно, мальчик уже поднимался по кольцам.
Гагик сиял от радости. Он поглядывал то на Ашота, то на Шушик, и взгляд его говорил: «Видели?!»
Ашот, конечно, видел, и его самолюбие страдало.
Канат перестал скрипеть. Снизу послышалось сдавленное рыдание.
— Что там случилось? Ох, кажется, не переживу я этого! — плаксиво воскликнул Гагик. — Не плачь, братец милый, пожалей глаза свои ясные!
Шушик нервно кусала губы, а Ашот строго спросил: — Почему не поднимаешься?
— От моей тяжести кольца вплотную примкнули к скале. Ни ухватиться не могу, ни ногу поставить. Ой, ой, сорвусь, мама-джан!
— Не ной, братец, еще больше отощаешь, — посоветовал Гагик. — Вдень лучше ноги в кольцо и сядь отдохни. Мы что-нибудь придумаем.
— Протянем ему мой посох, пусть ухватится за конец, — предложил Асо.
Товарищи согласились. Асо лег на тропинку и опустил вниз свой посох.
— Стань во весь свой долговязый рост и протяни руку. Ну, поймал?
— Поймал!
— Ну, скинь теперь башмаки и привяжи их к поясу. Саркис покорно сделал и это.;
— Ухватись обеими руками за конец дубинки и поднимайся. Ногами упирайся в скалу, мы поможем.
— Ну, держись крепче!
— Назад не гляди!
— Уцепился, да! Лезь же, лезь! — подбадривали Саркиса товарищи, и втроем — Ашот, Гагик и Асо, — с трудом сохраняя равновесие на узкой тропинке, они вытягивали из — под обрыва своего незадачливого спутника.
Но вот наконец он предстал перед ними.
Охваченный волнением человека, спасенного, казалось, от неминуемой гибели, Саркис едва не опустился на колени перед своими спасителями, но Ашот взял его за плечи, тряхнул и твердо, но дружелюбно сказал:
— Не надо, Саркис. Постарайся только понять, чего бы ты стоил без нас.
Шушик мысленно упрекнула Ашота: «Нашел время для наставлений!»
Когда, усевшись на камнях, ребята несколько пришли в себя, Ашот добавил к тому, что сказал, еще несколько таких же твердых и веских слов.
— Хорошо, что ты спасся, — сказал он. — С наших сердец тяжелый камень свалился. Только до сих пор я не могу понять, как это ты мог сказать: «Пусть каждый о себе заботится!»
Саркис сидел, опустив голову. Он был похож на готового расплакаться ребенка.
«Пожалуй, больше ничего и не нужно ему говорить», — решил Ашот и взял в руки лопату, давая этим понять, что пора браться за дело. Но тут неожиданно, бледный, измученный, еще не оправившийся от пережитых потрясений, Саркис поднялся, выхватил из рук Ашота лопату и, дрожа от усталости, напрягая последние силы, попробовал сбрасывать с тропы снег. Он делал это с таким пылом, какого не проявлял, верно, еще никогда в жизни.
— Ты что? — опомнился Ашот. — Не твое это дело… Уведи его, Асо, пусть отдохнет.
Но Саркис решительно возразил:
— Вы достаточно со мной намучились. Теперь моя очередь работать.
— Не мешай! Раз он приходит в разум, мешать не надо, — шепотом убеждал Ашота Гагик.
— Жаль его, нельзя так. У него, наверное, есть ушибы. Надо осмотреть, сделать перевязки, — со слезами на глазах причитала Шушик.
Но в то же время девочка и гордилась -. Не она ли говорила, что Саркис исправим? Ей возражали: «Волчонок!», «Не образумится!» Ну, кто же прав оказался?
— Дай сюда, Саркис, тебе нельзя. — И Ашот мягко отнял у него лопату.
Когда Саркис, устало присевший на камень, поднял голову, Шушик увидела у него над бровью большую синюю шишку.
— Ой, ослепнуть мне! — воскликнула она и, намочив в талом снегу платок, приложила его к виску Саркиса.
— Послушай, парень, что у тебя еще болит? — взволновался Ашот.
— Колено… спина… — стонал Саркис.
Шушик отошла в сторону. Ребята раздели Саркиса и осмотрели его. Шишки, царапины, синяки покрывали его тело в разных местах. Особенно сильно была разбита рука — на ней густым комом застыла кровь.
— Что же ты ничего нам не сказал? И еще работать хотел в таком состоянии! — упрекнул его Ашот.
— Как вспомню, что от смерти избавился, все остальное пустяком кажется.
— Молодец, так и надо. Бывает в жизни и тяжелее. Надо всякую боль презирать, — похвалил его Ашот. — Ну, давайте поставим ему холодные компрессы. Жаль, водки нет, водочный был бы еще полезнее.
— Вы все смеетесь над курдами, что они шарфы на колпаках носят, а вот мой и пригодился, — сказал Асо, снимая со своей шапки старенький шелковый шарфик. — И пояс шелковый тоже возьмите.
Шарфами и платком перевязали ребята все ушибы и царапины на теле Саркиса, а затем повели его в пещеру.
Новое, теплое, до сих пор незнакомое Саркису чувство зародилось в одном из уголков его души. Как хорошо, что он с товарищами! Как хорошо, что товарищи так внимательны и заботливы! Что он, в самом деле, выкидывал, какие глупости говорил! «Каждый для самого себя»… Нет, это была большая ошибка. Без товарищей жизни нет…
«Заведующий хозяйственной частью» Гагик задумал ознаменовать большую победу роскошным ужином. В дальнем углу пещеры, в одной из скрытых от глаз щелей, у него было, оказывается, какое — то тайное хранилище. Став на выступ в стене, Гагик сунул руку в щель, пошарил там и что — то положил в свою шапку.
— Жарьте, питайтесь!.. — вернувшись к костру, заявил он и вытряхнул на камень несколько воробьиных тушек. — Я берег это на черный день. А как же иначе? — похвастался он своими хозяйственными талантами.
Сюрприз, устроенный Гагиком, сильно поднял упавшее было настроение ребят. Каждому досталось по два воробья, и гнетущее чувство голода немного утихло.
…После происшествия с Саркисом ребята словно повзрослели на несколько лет. Оно убедило их в том, что в самых тяжелых условиях они способны не только поддерживать свое существование, но, когда грозит беда, спасать друг друга.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
О том, как нелегко расстается человек с дурными наклонностями, привитыми ему в детстве
Под вечер, когда изможденные ребята отдыхали в пещере, Саркис подумал: «Не повести ли их к складу белки и, открыв его, сказать: «Простите, товарищи. Вы спасли мою жизнь, и больше я не могу скрывать от вас еду. Кушайте на здоровье»…
Но тут он вспомнил, с каким трудом шел к пещере. Значит, он очень слаб и любая болезнь — грипп, ангина, воспаление легких — сведет его в могилу.
Страх вновь овладел Саркисом, и снова проснулось в кем знакомое чувство эгоизма.
«Им придется всего по две горсти орехов, а ты будешь питаться ими целых десять дней. Не делай глупости, своя жизнь дороже», — нашептывал ему какой — то внутренний голос.
В сердце мальчика началась глухая борьба, и он не сумел сделать решительного шага…
Надо сказать, что орехи, которые несколько дней назад ребята отобрали у Саркиса, были целы. Так и валялись в углу, куда их бросил возмущенный Ашот. Гордость не позволила им прикасаться к ним даже в самые голодные минуты.
Время от времени Асо очень хотелось взять орехи и тайком накормить ими своего верного Бойнаха. «Поганый кусок только собака съест», — по — видимому, думал он и все же не решался: кто знает, что скажут товарищи!
Асо хотел было поговорить с ними, узнать их мнение, но не мог одолеть свою стеснительность.
Сидя вокруг жарко пылавшего костра, ребята раздумывали о том, что им следует делать дальше. Теперь расчистка тропы уже не казалась им таким трудным делом.
В самом деле, можно ли сравнить такую работу с огромными усилиями, которые пришлось приложить, чтобы вызволить из беды Саркиса?
Ашот высказал эти мысли товарищам и внушил им веру в то, что за три — четыре дня они расчистят тропу и выберутся наконец из ущелья.
Но прежде необходимо было устранить одну досадную «мелочь»: угнетающее чувство голода.
Морально спасение Саркиса очень укрепило их, но физически ребята ослабели. За эти дни они съели все, что у них было, а заниматься поисками пищи не оставалось ни времени, ни сил.
Поэтому и было решено, что одни пойдут на тропинку, а другие будут добывать пропитание.
— Ну, раз вы считаете меня специалистом по части еды, займусь этим делом я, — заявил Гагик.
Шушик должна была остаться в пещере и поддерживать огонь в костре и ухаживать за Саркисом. А Ашот и Асо — сбрасывать с тропы снег.
Когда все это обсуждалось, Саркис снова вернулся к мысли об орехах. «Если Ашот говорил, что через три — четыре дня они выйдут из ущелья, то почему бы не открыть товарищам тайну белкиного склада?» — думал он, и была уже минута, когда он чуть не сказал: «Идите все расчищать тропу, еда у нас есть».
Но нет, он так и не смог справиться с собой. «Смотри, вдруг снова пойдет снег и ты останешься тут на всю зиму, — стучало в мозгу, и мальчик решил: «Нет, подожду еще несколько дней, посмотрю, какой ход примут дела».
Отвлекшись от этих мыслей, он стал прислушиваться к разговору Шушик с Ашотом. Они говорили об Асо.
— Такой мальчик — и почему — то не пионер! — удивлялась Шушик. — Это просто странно!
— Но ты ведь знаешь, что на ферме нет ни школы, ни пионерской организации, — пояснил Ашот. — Кто же в этом виноват?
— Раньше — то, когда мы жили в нашем селе, я ходил в школу, — сказал Асо, — но тогда я еще не мог стать пионером, мал был.
— А я считаю, что мы и сами можем принять тебя в пионеры, — неожиданно заявил Ашот. — Ты вполне за служил это.
— Правильно!
— Верно!
Ребятам очень понравилась идея Ашота, а Асо — тот Даже вспыхнул, на лбу выступили крупные капли пота.
— Кто против? — желая соблюсти необходимые формальности, важно спросил Ашот.
Но кто же мог быть против? Даже Саркис и тот с улыбкой посмотрел на пастушка.
Ашот снял с себя красный галстук и повязал его на шею смущенного мальчика.
— Ты должен принести присягу, дать клятву, — сказал он.
— Я постараюсь жить так, как надо, — тихо сказал Асо. — Я постараюсь сделать в жизни что-нибудь очень нужное, полезное людям. Поверите — хорошо, а не поверите — увидите. Вот моя клятва.
— Замечательно сказал, — захлопал в ладоши Гагик. А Ашот, воодушевившись, внес еще одно предложение:
— Мы должны будем позаботиться о том, чтобы Асо вышел из Барсова ущелья, научившись читать по-армянски.
— Читать? Значит, мы так долго здесь пробудем? — разволновалась Шушик.
— Нет… Асо очень быстро станет грамотным, — успокоил ее Ашот. — Ведь кое — что он все — таки знает…
Весело пела в этот вечер свирель Асо, и на сердце у ребят было легко. Они радовались и тому, что их друг стал пионером, и тому, что тропа, ведущая к свободе, все больше расчищалась, и спасению Саркиса.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
О том, что перед бурей всегда бывает затишье
На следующее утро Асо вошел в пещеру и, разостлав на земле свое аба, высыпал на него из карманов целую горку мушмулы, хорошо созревшей, крупной. Растроганный отношением к нему товарищей, он почти не спал эту ночь и еще затемно отправился добывать для них еду.