— Филофей, — подсказал иеродиакон.
— Вот-вот, — закивал Николай Васильевич. — И Филофей этот самый, осенясь крестом и святой водой окропившись, отправился прямо на болото…
— Мне рассказывали, будто перед этим ему святитель Николай явился, — добавил отец Михаил.
— Точно! — подтвердил дед Крюков. — Я ж говорю, что память дырявая стала. Забыл! Именно так дед рассказывал, дескать, явился Филофею Никола-Угодник и дал команду: избавить здешних жителей от змеиной напасти, но ни одной божьей твари при этом не убить. Иначе, дескать, не только мой приказ не выполнишь, но и сам пропадешь, и душу свою погубишь. Ничего не напутал, товарищ… то есть господин диакон?
— В общем, да, — сдерживая улыбку, кивнул иеродиакон, — хотя насчет «дал команду» — это слишком по-военному…
— Ну, извиняюсь тогда, не знал, как лучше сказать. В общем, Филофей помолился богу, окропился святой водой и, перекрестившись, пошел на болото. Змеи, конечно, стали отовсюду выползать, шипеть, но кидаться на него не смеют — должно быть, святая вода их отпугивает. Примерно так, как крем «Тайга» комаров. Однако эти гадины ползучие стали нарочно на саму тропу выползать и прямо под ноги Филофею ложиться — специально, чтоб он на какую-нибудь сапогом наступил и раздавил ей башку. Тогда бы Филофей запрет Николы-Угодника нарушил, святая вода защищать его перестала бы, змеи его досмерти бы закусали, ну а душу, известное дело, мог бы… хм!., рогатый унести, — Должно быть, дед не решился употреблять слово «черт» в присутствии духовного лица. — Сперва старец просто переступал через змей, а после их столько наползло, что и ступить стало некуда. Куда бы ногу ни поставил — везде змеиные головы. Так и лезут под каблук. А потому решил Филофей снять свои сапоги и произнес молитву. Точных слов не помню, но вроде того, что, мол, раз ты, господи, завещал нам любить врагов своих, то защити и меня, и тварей неразумных. И пошел босой дальше. Господь понял, что Филофей в него истинно верует, и спас его. Змеи с тропы убрались, кусать Филофея за пятки не стали, зато начали на него заползать с разных сторон и обвиваться вокруг него…
Димку аж передернуло от ужаса и омерзения, как только он представил себе множество змеюк, обвивающихся вокруг этого самого Филофея. Бр-р!
— Но Филофей все стерпел, добрался до болота и с молитвой обошел вокруг него, а после сказал: жить вам здесь вечно, плодиться-размножаться, но за следы от стоп моих не переползать. Вот с тех пор они там и живут, никуда не ползают, а люди летом на болото не ходят. Только к зиме ближе, когда змеи засыпают, можно за клюквой ходить. Как говорят научные люди, полное экологическое равновесие установилось!
— А при чем тут Дырявая горка? — немного разочарованно спросил Димка. — Вы все про болото да про Филофея…
— Опять же говорю: башка дырявая стала! — хлопнул себя по лбу дед Крюков. — Самое начало рассказать забыл! С чего змеи-то у нас завелись? А с того, что задолго до того, как Филофей родился, на болоте идола какого-то утопили. Не то деревянного, не то каменного — короче, языческого. Ну, тогда князь Владимир что-то вроде культурной революции совершал. Дескать, языческую веру приказываю отменить, будем все в Христа веровать. Все, значит, статуи прежних богов — на слом, святилища закрыть, жрецов-волхвов как класс — ликвидировать…
Иеродиакон при этих словах поморщился и сказал, хоть и вежливо, но строго:
— Николай Васильевич, грех такое говорить… Конечно, вы имеете право на свое мнение, но проводить такие параллели — кощунство. Приобщение Руси к истинной вере Христовой — и большевистская культурная революция! Грешно вам говорить, а мне слушать… Тем более при несмышленом ребенке.
— Виноват, виноват! Не хочу оскорблять чувства верующих. Так вот, значит, когда идола утопили, то со дна болота, с ровного места, можно сказать, за шесть секунд поднялась горка. Вся в дырках! А из тех дырок во все стороны змеи поползли. Вот с этого-то все и началось.
— И что, горка и сейчас там стоит? — спросил Димка.
— А куда же ей деваться? Я туда сколько раз за клюквой хаживал. От просеки с километр будет. Там овраг расширяется, болото тоже, а посередине — вроде острова горка торчит. Метров пятнадцать в вышину, круглая, как пузырь. И дырок, то есть нор, где змеи зимуют, в ней и впрямь полным-полно…
— Это правда, — подтвердил отец Михаил, — и змей там действительно очень много.
— Так вы туда летом ходили? — ужаснулся Димка, уставившись на иеродиакона.
— А разве я не сказал об этом? Позавчера посетил. Правда, все-таки босиком, как старец Филофей, не решился. Тем более что холодно было и дожди не прекращались.
— И змеи на вас не напали?
— Господь хранил, — улыбнулся иеродиакон. — Ну, конечно, насчет количества змей народная молва несколько преувеличивает. Ногу все-таки было куда поставить. И вообще если внимательно смотреть под ноги и не наступать на хвосты, то змеи не нападают. Наоборот, стараются побыстрее уползти от человека. Но я видел штук пятнадцать гадюк и намного больше ужей. Для средней полосы России действительно их очень много. Тем более что день был холодный и дождливый, а змеи любят греться на солнышке. Горка, конечно, сильно заросла кустами и деревьями, но заметно, что у нее довольно правильная куполообразная форма. Кроме того, на высшей точке горки я нашел огромный валун правильной круглой формы, практически целиком вросший в землю. Поэтому я склоняюсь к предположению, что горка — это искусственный насыпной холм, на котором действительно стоял языческий идол, а валун служил для него постаментом. За тысячу лет нарос почвенный слой, и постамент почти сровнялся с поверхностью земли. Ну, а насчет того, что холм вырос за шесть секунд, — это, конечно, легенда…
— А вот и автобус едет! — перебив священника, воскликнул Николай Васильевич. — Внука мне везет на воспитание…
Глава X
ВСЕ, КОГО ЖДАЛИ, И… ДРУГИЕ
Автобус подкатил к остановке, раскрыл дверцы, и из него стали выходить люди. Вообще-то в нем ехало довольно много народу, и в словах деда Крюкова, что, мол, нынче ездят мало, можно и усомниться. Некоторым сидячих мест не хватило, и пришлось всю дорогу от станции стоять, то есть целый час с небольшим. Но почти все эти люди приехали навестить родных, в отпуск, и через месяц или даже раньше должны уехать. Поэтому зимой, когда отпуск берут редко, автобусу и впрямь пришлось бы ходить порожняком.
Первым из тех, кого ожидал увидеть Лосев, вылез Тошка Степанов в сопровождении мамаши. Тошка здорово подрос, почти догнав Димку, но по-прежнему очень худенький. Однако это не помешало ему взвалить на спину большущий рюкзак, а в руки взять два увесистых пластиковых пакета. Тошкина мама — та, правда, совсем не худенькая! — несла за плечами совсем уж огромный рюкзачище (такие Димка только в кино про альпинистов видел) и еще две здоровенные клеенчатые сумки в синюю клеточку, с которыми «челноки» ездят.
Следом за Тошкой вышел Ваня Стрельцов. Этот как будто совсем не подрос, зато еще больше поправился. Он, пыхтя, вытащил из автобуса тяжелую сумку-тележку на колесиках. А за ним вышел его отец — тот даже боком с трудом протиснулся через дверцу автобуса с двумя большими чемоданами.
Потом, словно колобки, из автобуса выкатились братья-близнецы Кирюшка и Игоряшка Ширшиковы. Их еще Шуршиковыми называют или Шустриковыми. На колобков они походили вовсе не потому, что очень упитанные, а просто головы их, наголо подстриженные, имели удивительно круглую форму. Если Ванька и Тошка закончили, как и Димка, шестой класс, то близнецы — только пятый. Им доверили тащить лишь пластиковые пакеты, потому что они приехали с родителями. Их отец, рослый и здоровенный, тащил и рюкзак, и две огромные спортивные сумки. А мама, маленькая и худенькая, в больших учительских очках, несла только небольшую хозяйственную.
По идее следующим из знакомых должен появиться Хрюк. Но вместо него неожиданно из автобуса вышла красивая, светловолосая, коротко стриженная девочка. Она радостно замахала рукой Николаю Васильевичу:
— Здрассте, деда Коля!
— Здравствуй, здравствуй, Галочка! — заулыбался старик. — А кузен твой Колька где?
— Там, сзади, с моим папой…
Удивительно! У такого типа, как Хрюк, такая симпатичная двоюродная сестра. Внешне симпатичная. Может, на самом деле она такая же вредная?
Димка, конечно, особо не дожидался, пока Хрюк вылезет, тем более что Тошка, Ванька и Игоряшка с Кирюшкой уже разглядели его, поставили вещи на землю и подбежали к нему почти одновременно, загалдев наперебой:
— Здорово, Дима! Привет! Ух, ты! Вот это велик! Классный байк! Почем такой?
Лосев только успел пожать всем руки, как вдруг над всеми пятерыми нависла мрачная тень, заслонившая солнце, и послышался хрипатый голос Кольки Хрюка:
— Кончай базар, мелкота! Расступись, я гляну!
Димка обернулся и обомлел. Вот уж кто вырос так вырос! Хрюк теперь даже повыше своего деда! Вовсе не маленького, надо сказать. И в плечах Колька раздался, и бицепсы накачал… Лосев мигом забыл слова Чурачуки насчет того, будто Димка сможет, если понадобится, Хрюку сдачи дать. Такому дашь, пожалуй… Так двинет, что костей не соберешь. Конечно, все тут же расступились, и Колька оказался рядом с Димкиным велосипедом.
— Та-ак, — грозно произнес Хрюк своим хрипатым баском, — у Лосенка клевый велик появился? По-моему, ты его специально пригнал, чтоб дать мне прокатиться, да? Я правильно понял, да?! Или ошибся?
Димка, конечно, понимал, что тут, при большом стечении народа, при наличии деда и дядюшки, Хрюк разборку не устроит. Но ответь ему сейчас: «Да, ты ошибся!» — на улицу лучше вообще не выходить. А потому Лосев испуганно — аж самому противно стало! — пролепетал:
— Конечно, конечно, Коля, прокатись…
— Молодец, умница! — с ухмылкой похвалил Хрюк. — Галька! Садись на сиденье! Мигом домой примчимся!
А затем, повернувшись к «мелкоте», демонстративно громко произнес:
— Короче, это моя сестра двоюродная. Если кто обидит… — и показал всем свой здоровенный кулак.
Белобрысая Галька, как видно, была очень довольна, что кузен у нее такой крутой, и уселась на Димкин велик. А Хрюк, чтоб получше выпендриться, даже на раму садиться не стал, а покатил вперед, стоя на педалях и завывая во весь голос популярную песню:
— «Я буду до-олго гна-ать велосипе-ед…»
Ребята посмотрели на Димку без осуждения, даже сочувственно, потому что понимали: против лома нет приема.
— Да не переживай ты, — подбодрил его Ванька, — покатается и отдаст…
— Ага, — поддакнул Тошка, — уж лучше Хрюка не злить, а то потом ко всем придираться начнет.
— Куда денешься, раз он такой здоровенный, — в один голос согласились близнецы.
Но у Димки от такого сочувствия стало еще противней на душе. Нет, ну и гад же Хрюк! Такое настроение хорошее было…
— Ах ты, мать честная! — проворчал дед Крюков вслед непутевому внуку. — И вещи бросил, паразит эдакий! Вымахал, орясина, а ни ума, ни стыда, ни совести! Ну, доберусь я до него!..
— Да ладно уж, — произнес Галькин отец, оказавшийся худым и низкорослым очкариком — дед Николай перед ним богатырем смотрелся! — донесем как-нибудь…
Выяснилось, что Хрюк оставил дядьке и деду рюкзак, по объему почти такой же, как у Тошкиной мамы, только вдвое тяжелей, а также два чемодана, как у Ваниного родителя.
— Вот прозевал я так прозевал, старый дурак! — сам на себя рассердился дед Николай. — И куда теперь деваться? У меня тут, пока дожди шли, артриты-радикулиты разыгрались, будь они неладны.
— Может, помочь вам, Николай Васильевич? — предложил отец Михаил.
— Так автобус твой уйдет, батюшка! — вздохнул Крюков.
— На следующем поеду…
— Следующий, батюшка, только завтра пойдет, — проворчал дед. — А тебе, поди, уже завтра на службе надо быть, верно?
— Но, может, я на попутке до станции доеду?
— Не, парень, — помотал головой шофер автобуса — он вылез из кабины, чтобы поразмять ноги и покурить на свежем воздухе, — сегодня отсюда попуток не жди. Разве что к вечеру поближе, когда лесовозы погрузят. Но тогда ты на поезд опоздаешь. Ты ведь с областного центра приехал, так? А с нашей станции дотуда только один поезд идет, да и тот проходной. Так что садись в мою колымагу — и поедем с богом!
— Езжайте, езжайте, батюшка! — сказала Тошкина мама. — Нам всем по дороге, разберемся, как-нибудь Николаю Васильевичу поможем.
Как видно, отец Михаил сомневался, хорошо ли выглядит его поступок с точки зрения христианской морали, но все же решил, что с вещами действительно справятся и без него, а вот если он завтра опоздает на службу, то протоиерей собора, пожалуй, будет сильно недоволен. В общем, он извинился перед дедом Николаем и все-таки залез в автобус, обрадовав водителя, поскольку у него появился третий пассажир. Автобус зафырчал и уехал, а взрослые, которым надо идти пешком до деревни, стали выяснять, как перераспределить груз. Хотя и Ванькин отец, и папаша близнецов Ширшиковых — мужчины крепкие, но руки все заняты. У Галькиного папы — он, оказывается, деду Крюкову доводился зятем — тоже. А свободные руки, точнее, одна рука оказалась только у худенькой и маленькой мамы Кирюшки и Игоряшки. Даже если представить себе, что она отдаст свою маленькую хозяйственную сумку деду Крюкову с его артритом и радикулитом и освободит вторую руку, то представить себе, как она сможет передвигаться с рюкзачищем за спиной и тяжеленными чемоданищами, невозможно.
И тут вдруг Лосев подумал: если Чурачука говорил правду и действительно увеличил его силу настолько, что Димка теперь способен надавать по морде Хрюку, то уж вещи, которые перетаскивал Колька, он наверняка подымет!
В общем, пока взрослые препирались, Димка подошел к рюкзаку, влез в лямки и… спокойно выпрямился! Словно это не огромный рюкзак был, а такой маленький, с каким Димка в школу бегал. Потом Лосев взялся за ручки чемоданов и поднял их с такой легкостью, будто в них, кроме воздуха, ничего и нет!
— Димитрий! — испуганно вскричал дед Николай. — Куда попер?! Надорвешься! Меня твоя бабка со свету сживет! Черт с ним, с артритом! Понесу сам помаленьку…
— Не надорвусь! — весело отозвался Димка и чуть ли не вприпрыжку побежал по сельской улице.
— Вот это да! — услышал Лосев за спиной голос Андрея Михалыча, Ванькиного отца. — Вот это муравей! Гляди-ка, Иван, парнишка вдвое тебя худей, а такую гору потянул!
— Надо к нему приглядеться, — заметил Владимир Иваныч, папаша близнецов Ширшиковых, который работал тренером по тяжелой атлетике. — Феноменальный парень!
— Не может быть, — удивился, протерев очки, худенький Галькин папа. — Коля намного крупнее, а еле-еле дотащил все это от вокзала до поезда, да еще десять раз останавливался! Там же сорок банок тушенки лежит в рюкзаке! Да десять килограммов сахарного песка! А в чемоданах еще консервы, конфеты и крупа — килограммов пятнадцать в каждом!
— Ну и здоров же он! — сказал Тошка Ваньке. — У меня в рюкзаке одни тряпки, но мне нипочем так быстро не потащить!
— Ага! Я его даже с одной тележкой не догоню.
Что сказали братья Ширшиковы, Димка не расслышал, потому что вырвался уже на сто метров вперед.
Все прохожие, изредка попадавшиеся Димке навстречу, разевали рты от удивления. Правда, около одного из домов, где сидел на лавочке взрослый парень с девушкой, Лосев услышал:
— Да у него они пустые, чемоданы эти! И в рюкзаке какое-нибудь ватное одеяло… Если б там что тяжелое лежало, так этот шпингалет даже с места не сдвинулся бы!
Поскольку все прочие оказались далеко, Димка решил задержаться. Он свернул к забору и, смело подойдя к парочке, на вытянутой руке протянул парню чемодан:
— На-ка, попробуй!
Парень усмехнулся и тоже принял чемодан вытянутой рукой, но удержать не сумел.
— Ох-ма! — вырвалось у этого скептика. — Да тут целый пуд, наверно! Ну, ты амбал!
— То-то! — ухмыльнулся Лосев. — Знай наших!
И быстрым шагом продолжил путь. А из-за спины услышал ехидное замечание девицы по адресу парня: