Власти либерально не усердствовали в пресечении слухов, просто присматривали за активистами и делали своё дело по принципу «А Васька слушает, да ест». Видимо, считали, что какие-то развлечения и иллюзии народу всё же иметь полагалось. Патруль лишь следил, чтобы обходилось без кровопусканий и заметного ущерба Городу. Должно же преимущественно мужское население как-то стравливать пар… А то всё работа да бизнес… Семей у большинства нет — и нет даже шансов таковыми обзавестись… Большинство это рождалось, жило и умирало, так и не коснувшись реальной женщины. А куда девать заложенные природой инстинкты? Потребность самовыражения? Массовые игры, военно-спортивные и интеллектуальные, конечно, хороши, но оставалась потребность любить, защищать, беречь, быть кому-то надеждой и опорой…
И Медконтроль шёл настречу, если горожанин (не белого класса) заявлял о намерении стать горожанкой. Закрывал глаза на процветание гомосексуализма. Удачные женские особи, помимо деторождения, регулярно сдавали яйцеклетки, на основе которых производилось многочисленное, здоровое и красивое потомство — за что им, донорам, очень недурно платили. Широко пропагандировалось суррогатное материнство, когда неспособные зачать просто вынашивали чьё-то потомство. Центры репродукции создавали массы клонов и искусственников, которые от зачатия до рождения выращивались без участия женщин. В общем, Город, в отличие от Племён, как-то выкручивался. Во всяком случае, уличные человекопотоки его не сильно отличались от привычных глазу Миль, разве что детей, особенно маленьких, на улицах почти не было. Ещё бы. Такая ценность.
Миль без восторга смотрела на это кипение местной жизни. Неужели ей придётся провести весь остаток лет в подобных условиях? И пора начать приучать себя к мысли, что отныне этот Город — и её тоже? Чем больше Миль его узнавала, тем меньше он её устраивал. Она пыталась представить, что она — не гостья, а его гражданка, постоянная жительница, что ежедневно ходит по его улицам, привыкает к его домам, к его людям. Что любит небо этого густого оттенка, этот воздух с этими запахами, эти странные растения и страшных животных… эту их нелепую выпуклую Луну… Что обучается одной из нужных Городу профессий, выходит замуж за одного из мужчин Города и рожает Городу детей…
А вот фиг! Не могла она этого вообразить! Всё нутро переворачивалось от такой мысли! Хотя… за то, что в этом Городе есть Бен, она многое готова была ему простить…
Отсюда, с высоты, Город, конечно, вполне красив. И даже воздух уже не столь странен, во всяком случае, он чист и свеж. И свет солнца, хотя и чуть ярче, чем она привыкла, но всё же почти так же золотист. И небо, хотя чуть темнее и ниже, но всё-таки синее. И, если чувства ей не врут, а сила тяжести совсем на чуть-чуть, но меньше. То-то они тут такие все высокие… И Бог с ней, с их громадной медно-жёлтой Луной и её пятнами. Но вот рожать этому Городу детей она не желала. Не верила она ему настолько, не чувствовала себя здесь ни хозяйкой, ни гостьей, ни дочерью… А вот пленницей — да, такое ощущение было. И ещё казалось порой, что и Город всматривается, чего-то ждёт насторожённо и недоверчиво…
Вот попадись ей сейчас Гор — живым бы не выпустила…
Мутантская весёлая или откуда берутся драконы
На солнце у подсолнухов
не может быть обиды —
опять запахло в воздухе
родным формальдегидом…
Его вдыхая жабрами
и фибрами души,
отращиваем храбро мы
хвосты в родной глуши…
И, каждою чешуйкою
на крылышках горя,
огнь выдыхаем струйкою,
за жизнь благодаря
чудесный, восхитительный,
родной формальдегид:
ведь от него, решительно,
у нас здоровый вид.
Ах, только б не закрыли бы
поблизости завод,
не то ослабнут крылья-то —
задушит кислород…
И сгинет славный род…
6. Адаптация и прочие выверты
…Умная автоматика квартиры, в том числе входное запорное устройство, была настроена на обоих мужчин. И только внутренние пульты на панелях переключили на сенсорное управление, чтобы Миль могла ими пользоваться. Таким образом «братья» исключили возможность её незапланированных прогулок. В принципе, Миль и не возражала. Но уже надоели и развлекательные, и обучающие программы, и игры с настолько полным эффектом присутствия, что попервости Миль оттуда днями не вылезала в ущерб здоровью… А из-за непонимания и неразделения местных страстей она не воспринимала всерьёз и местные фильмы, равно как и местные сплетни в связывающей весь Город путанице компьютерных коммуникаций — это были не её интересы, не её друзья, не её жизнь… Быстро надоело играть с мебелью, вызывая её из стен и пола и загоняя обратно, надоело издеваться над приспосабливающимся к позе креслом. Ещё быстрее приелось создавать в домашнем синтезаторе бельё и платья — как ни старайся, а ничего интересного с ним не создашь, всё стандарное, и ткань из него выходит одного типа, с заданной структурой и свойствами, вещи получаются цельными, без швов — именно так, добротно и без изысков, её и одели…
Надоело готовить. Надоело разрисовывать и перекрашивать послушные интерьеры. Надоело смотреть из окна на меняющие окраску и рисунок дома напротив.
…И надоело отгонять печаль и воспоминания о так внезапно оставленном доме и какой-никакой, а семье: как оказалось, она всё же скучала и по дядьке, и по двоюродному деду, и даже по Лицею и его урокам… Просыпаясь порой среди ночи от сосущей сердце тоски, она уже не удивлялась мокрой подушке… Как и тому, что, оставив после очередного такого сновидения постель, и отправляясь среди ночи побродить по квартире, находила за порогом Бена, которому её мучительные сновидения тоже не давали ни сна, ни покоя…
И Миль, наконец, решила, что уже может попробовать свои силы, к которым, во избежание разочарования, не обращалась почти с самого пробуждения. Она знала за собой некую особенность, когда после больших потрясений её Дар на какое-то время глох, пугая почти полным своим отсутствием. И на этот раз она дала себе очень долгую передышку… Слишком уж боялась, что, забросив её чёрт-те куда, Судьба посмеётся более жестоко, чем обычно, и в этом новом мире вовсе лишит её Дара…
Хотя… Миль не льстила себе и не воображала, что так быстро адаптироваться в новых условиях и усвоить местный язык ей удалось просто в силу недюжинного интеллекта — чего не водилось, того не водилось. Пора было прислушаться к себе внимательней и признать, что переход спровоцировал её способности к изменениям, подтолкнув их к следующей ступеньке. Миль помнила голубоватое свечение в пещере и дикий холод, сковавший пространство — и оба парня это подтверждали. Призыв удался, как никогда…
Джея удалось склонить на свою сторону… И редкое взаимопонимание между нею и Беном — тоже не рядовое явление… Миль улыбнулась и постаралась отстраниться от приятного воспоминания, чтобы не отвлекать Бена от его дел в Городе.
Признаться, её порядком достала как необходимость набивать сообщения для «братьев» на клавиатуре, так и писать ручкой в блокнотах… Надоело постоянно зажимать внутри ту немалую часть своей сущности, которая содержала в себе столько силы… Как надоедает держать втянутым живот после обильной трапезы. Поэтому она, ещё минуту посомневавшись, расслабилась внутренне, отпустила свою свёрнутую суть и та, ликуя, расправилась… заняла подобающее ей место, как пальцы в перчатке по размеру… до самых кончиков ногтей и волос…
Миль даже вздохнула длинно и облегчённо, так стало хорошо. Суть наполнила силой всё тело, каждую клеточку… Но вот первые минуты восторга миновали, и Миль поняла, что сил-то, собственно, маловато — по сравнению с привычным уровнем. Ещё бы, столько времени она просто жила, как нормальный человек, каковым не являлась, заботясь лишь о мышцах да костях, и совсем не заботясь о той части себя, которая была уже несколько больше физического тела… Мысленно попросив у этой своей части прощения, Миль задумалась — а как же пополнить запас? Сначала внутреннее голодное око обежало объём квартиры, подобрав разбросанные там и сям крохи энергии. Но этих крох оказалось слишком мало. Энергия, питающая автоматику квартиры, была неполноценной, на ней можно было перебиваться, но нельзя развиваться и расти… Ну, как невозможно нормально расти на одном сахаре.
И вот уже Миль принялась прощупывать этаж за этажом… Людей в здании жило много, но именно сейчас большая часть их отсутствовала, а те, что остались дома, были ну очень спокойны и довольны, и провоцировать их на выброс Миль не следовало.
Ладно, потерпим, не настолько она ослаблена, на пару-тройку фокусов её ещё хватит.
Сначала проверим, как дела с проекциями… Несколько томительно долгих секунд ничего не получалось, и Миль помрачнела было, а потом — объём комнаты словно взорвался цветом! Пол, стены, потолок, сам воздух наполнился мешаниной пятен, разноцветными осколками… Отражающими, видимо, сумбур в её головушке. Миль посмеялась, вполне довольная, ликвидировала эту пестроту и сделала попытку написать своё имя. Результат удивил: буквы были незнакомы! Поморгав, она всмотрелась… и вдруг узнала родной алфавит. Вот это выверт адаптации! Выходит, Миль, незаметно для себя, перестроилась на местный языковой код полностью — и даже думать начала на здешнем! Видимо, очень уж выжить хочется… Но как такое стало возможным? Ведь при всём старании её собственного объёма знаний для такого эффекта явно ещё недостаточно — а он вот он, налицо. Если только…
Миль на пробу решила выругаться. Этого багажа в её кладовых точно нет. В этом мире — не слышала, не видела, не читала. Как обычно ругаются у неё на родине? С упоминанием органов выделительной системы и процессов разможения. А здесь?… Оппаньки. И тут без особых фантазий… О-очень познавательно, однако. А ведь могла бы и раньше догадаться, ещё когда тот анекдот парням рассказывала, и как только рука поднялась — хихикнула она… Ну, тогда догадки верны. Эти знания она получила от единственных знакомых ей горожан. А скорее даже — конкретно от Бена. Причём, Бен об этом и не догадывается — как не догадывалась сама Миль. Но тогда… тогда и он должен понимать её родную речь? А… а что ещё я от него получила? Что я знаю о его детстве, например?…
Миль опять облегчённо перевела дух: кроме речи — пока ничего. Да… даже жаль, что она не говорит, любопытно было бы покатать во рту фонемы чужого языка, как свои…
Итак — больше нет нужды пользоваться канцелярией и клавиатурой. В восторге Миль с энтузиазмом опять принялась покрывать надписями и рисунками все доступные взгляду поверхности. И не только поверхности — цветные изображения порхали и метались по всему видимому пространству, а Миль кружилась, танцуя и тихонько смеясь, и почти напевая…
За чем и застал её вернувшийся Бен. Как уж она пропустила его возвращение…
Несколько секунд они, взаимно изумлённые, смотрели друг на друга, а вокруг виновато таяли и выцветали слова, буквы, картинки, опадали снежинками, осыпались лепестками…
— Красота какая… — наконец вымолвил он.
«Так ты не сердишься?!» — обрадовалась она, забыв написать это, но он почему-то ответил:
«Вот ещё — сердиться… я обалдеваю…» — и тут оба поняли, осознали, что разговаривают — молча! А затем, недоверчиво глядя на сомкнутые губы один другого, оба одновременно спросили — так же, молча:
«Ты меня слышишь?!»
— Слышу, — ответил Бен вслух, а Миль только кивнула.
И тут Бен осел в подоспевшее кресло.
— А я надеялся, что мне это только кажется… Ты ведь сегодня окликала меня, когда я был в Городе?
Миль подошла, присела рядом, на пол — тот, не получив шанса организовать ей достойное кресло, всё же заботливо выстелился ковриком:
«Это было не нарочно. А почему, собственно, ты так расстроен? Вот если б у тебя отросла лишняя пара рук или второй нос, или ты бы чешуёй вдруг оброс… Это было бы заметно и неприятно. А так — всё же ведь здорово?!»
— Тебе, может, и здорово. А я привык быть нормальным, как все… Ой, прости…
«Нормальным? — фыркнула Миль. — Ну-ну. Будь ты совсем нормальным, ты бы никогда меня не услышал — там, в пещере. Впрочем, так или иначе — добро пожаловать ко мне, в Клуб Мутантов. И вот как хочешь — а мне после стольких лет молчания нравится снова иметь возможность в кем-то поговорить, обходясь без ручки или клавиатуры…»
По комнате вдруг словно потянуло жутким запахом смеси из крови и дерьма… перед внутренним взором встала огромная страшная фигура отчима, надвигающаяся на неё… Уже привычным усилием Миль прогнала воспоминание — и вздрогнула, когда Бен шарахнулся, заслонившись рукой…
— Что… что это было?! — лепечущий мужчина — малоприятное зрелище.
«Тише-тише, это так, ничего… — она погладила его по милому светлому ёршику на макушке. — Извини меня. Я забыла, что теперь ты меня слышишь. Придётся усиливать блок».
— Это ты меня извини — за истерику… Так это что… реальность?!
«Уже нет. Так, тень из прошлого. Пойдём попьём, тебе ведь тоже хочется…»
На кухне он как-то незаметно оттёр её от холодильника и комбайна, хотя Миль и пыталась сделать что-то сама. В очередной раз обнаружив себя не у дел, сидящей в кресле, она сдалась, напомнив себе, что находится не дома, где царит воинствующее равноправие полов, здесь женщин принято опекать, перед ними мало что не преклоняются, обращаются к незамужним девам «фэйми» — «юная госпожа, барышня», к замужним и взрослым дамам — «фэймен», то есть «моя госпожа» — и, как Миль успела выяснить из фильмов и новостей, охотно рискуют головой при попытке выкрасть и хоть сколько-то времени провести рядом… На что они рассчитывают, наивно удивлялась Миль, наблюдая, как на экране Патруль накрывает очередное тайное убежище похитителя, ведь Контроль неизменно суров к преступлениям такого рода, вплоть до смертной казни — разве что женщине не был причинён ущерб и она согласится проявить милосердие и вступится, заявив, что не имеет к преступнику претензий…
Бен, заметив её недоумение, объяснил, что ловят, оказывается, далеко не всех. Попадаются, в основном, романтично настроенные идиоты-любители. А есть ещё и очень хорошо организованные группы профессиональных похитителей, которым годами удаётся скрываться от Контроля — и успешно скрывать похищенных женщин. У этих налажено производство документов, имеются свои высокопрофессиональные специалисты, в том числе и медики-отступники, которые, не особо мучаясь угрызениями совести, помогают жертвам забыть прежнюю жизнь и поверить, что всё у них не только хорошо, а и просто замечательно и достойно всяческой зависти… И даже потомство у них случается здоровое. И легализовать его иногда тоже вполне удаётся. А какие претензии могут быть к детям? Поэтому, найдя очередное тайное логово и ликвидировав преступников, детей проводят через натурализацию, как и детей из Диких племён… Вот в число таких детей Джей и намерен внести её, Миль. При первой подвернувшейся возможности.
«Ой, что-то не нравится мне такая перспектива… — размышляла Миль, потягивая приготовленное питьё из запотевшего бокала. — А альтернатива есть?»
«Альтернатива… — задумался Бен. — Не хочешь быть горожанкой? Думаешь, на Диких Землях тебе понравится? Брось, в Городе вполне можно жить. Ты просто его ещё не видела».
«А вы мне дали такую возможность?!» — возмутилась она.
Бен поморщился и потряс головой:
— Ты извини, мне как-то надо попривыкнуть…
«А что?» — удивилась Миль.