Вновь открыв книгу, Мило прочел:
— Ладно, — сказал Мило. — Смеяться вам нельзя, думать тоже — чем же вы тут занимаетесь?
— Да кое-чем, только чтобы ничем, и вообще всем, лишь бы чего не вышло, — объяснил следующий. — У нас уйма дел и очень плотный распорядок дня:
в 8 — подъем и утренняя зевота,
с 8 до 9 — витание в облаках,
с 9 до 9:30 — первый утренний мертвый час,
с 9:30 до 10:30 — безделье и ничегонеделанье,
с 10:30 до 11:30 — второй утренний мертвый час,
с 11:00 до 12:00 — ожидание полдника,
с 13:00 до 14:00 — зевание по сторонам и подсчет ворон,
с 14:00 до 14:30 — первый полуденный мертвый час,
с 14:30 до 15:30 — откладыванье на завтра того, что можно сделать сегодня,
с 15:30 до 16:00 — второй полуденный мертвый час,
с 16:00 до 17:00 — предобеденное лежание на диване и плевание в потолок,
с 18:00 до 19:00 — битье баклуш,
с 19:00 до 20:00 — вечерний мертвый час,
— Р-Р-Р-Г-Р-Я-Ф! — рявкнул пес, всеми четырьмя лапами затормозив перед автомобильчиком. Бока у него ходили ходуном, он громко пыхтел.
Мило вытаращил глаза. Перед ним стоял большущий барбос: голова, хвост и лапы — самые обыкновенные, собачьи, зато вместо туловища — часы, а точнее — будильник, и будильник этот тикал.
— Чего это ты тут делаешь? — прорычал часовой пес.
— Да ничего, просто убиваю время. — Мило развел руками. — Видишь ли…
— Что? — взревел пес так, что даже будильник сорвался в звон. — Ты УБИВАЕШЬ ВРЕМЯ? Тратить, транжирить, терять — это ужасно, а уж убивать… — И он содрогнулся от отвращения. — И все же, — продолжил пес, — как ты попал в Скукотищу? Куда ты направлялся?
— Я хотел добраться до Словаренции, а тут почему-то застрял. Может, ты мне поможешь?
— Я? Тебе? Сам себе помогай, — пролаял пес, выключая звонок будильника задней левой лапой. — Надеюсь, ты еще помнишь, как тут очутился?
— Ну, кажется, я только на минутку зазевался и не подумал…
— НА ЦЕЛУЮ МИНУТУ! — вскричал пес, и будильник снова затрезвонил. — Стало быть, тебе немедленно нужно кое-что сделать. Ты понял — что именно?
— Не совсем, но сейчас пойму, — проговорил Мило, чувствуя себя ужасно глупо.
— СЕЙ ЧАС? Да ведь это ЦЕЛЫЙ ЧАС, — возмутился пес, теряя терпение. — Сам подумай, если ты заехал сюда не подумав — значит, надо думать, что ты выберешься отсюда, как только соберешься с мыслями и начнешь думать. — С этими словами он запрыгнул в автомобильчик. — Ты не против? Ужасно люблю кататься!
Мило изо всех сил начал собираться с мыслями (с непривычки это было непросто). Он стал думать о водоплавающих птицах и летающих рыбах. Он стал думать о вчерашнем завтраке и завтрашнем обеде. Он стал думать о словах, начинающихся с буквы «О», и числах, кончающихся цифрой «0». Так ему удалось чуть-чуть собраться с мыслями, и наконец колеса автомобильчика потихоньку завертелись.
— Едем! Едем! — обрадовался Мило.
— Давай, давай, думай, думай! — проворчал часовой пес.
Мысли в голове Мило вертелись все быстрее и быстрее, колеса автомобильчика тоже. Вот уже они выкатили на автостраду — Скукотища осталась позади. Краскам вернулась прежняя свежесть, дорога летела вперед, а Мило продолжал размышлять обо всем на свете: о том, как много всяких развилок и поворотов, и как легко свернуть не туда, и как приятно ехать прямо, но больше всего о том, сколького можно достичь одной только силой мысли. А пес сидел откинувшись на спинку сиденья, держал нос по ветру и бдительно тикал.
Глава 3
Добро пожаловать в Словаренцию
Так они и ехали.
— Ты, того, не серчай на меня, — проговорил пес спустя какое-то время. — Я тебе, конечно, нагрубил. Но, сам понимаешь, мне по службе положено — порода у нас такая.
Мило, довольный тем, что выбрался из Скукотищи, ответил, что вовсе не сердится, а, наоборот, весьма благодарен часовому за помощь.
— Вот и чудненько! — воскликнул тот. — Я ужас как рад. Давай дружить. Меня зовут Тактик — ударение на втором слоге.
— Странно, — заметил Мило. — Почему не Тиктак? Ведь будильник твой тикает так «тик-так, тик-так».
— Не надо, — тяжело вздохнул пес, — не береди мне душу, — и на глаза у него навернулись слезы.
— Я вовсе и не думал бередить тебе душу, — поспешил оправдаться Мило. Он и вправду не собирался этого делать, потому что понятия не имел, как это делается.
— Так и быть, — вздохнул пес, взяв себя в лапы, — я поведаю тебе эту давнюю и очень грустную историю.
Вот что он рассказал:
— Когда у папы с мамой родился мой старший брат, они так обрадовались, что недолго думая нарекли его Тиктаком. Потому что были уверены, что часы у их первенца будут тикать как положено: «тик-так». Но когда они впервые завели щенячий будильник, он — вот ужас-то! — начал тикать не так, а наоборот: «так-тик, так-тик». Тут родители побежали в мэрию, чтобы изменить имя, да поздно — его уже вписали в книги, а что писано пером, сам знаешь, зубами не выгрызешь. Потом родился я, и родители решили не повторять ошибки — нарекли меня Тактиком. Они-то думали, что все их щенки будут тикать одинаково. Остальное понятно: моего брата зовут Тиктаком, хотя он так-тикает, а меня кличут Тактиком, хотя я тик-такаю. Вот ведь как! И носить нам не свои имена по гроб жизни! А папа с мамой так огорчились, что решили больше щенков не заводить и посвятили себя бездомным и голодным.
Тактик горестно взвыл, и Мило решил сменить тему.
— А почему ты решил стать часовым, а не сторожевым? — спросил он.
— Ну, это просто, — отвечал тот, утирая слезы лапой. — Это у нас наследственное. Почитай, с начала времен в нашем роду все были при часах и служили часовыми. А началось это вот как, — продолжил он, приободрившись. — Когда-то, давным-давно, было такое время, когда времени еще не было, и было это, между прочим, ужасно неудобно, потому как никто не знал наверняка, завтракать пора или обедать, и все всегда опаздывали на поезд. Пришлось людям выдумать время, чтобы каждый день все шло заведенным порядком и всякий день знал свое место. Когда же люди расчислили все время, какое у них появилось, то получили целых шестьдесят секунд в каждой минуте, целых шестьдесят минут в каждом часе, целых двадцать четыре часа в каждых сутках и целых триста шестьдесят пять суток в каждом году. Вот тут-то им втемяшилось в головы, будто времени у них — завались. «Чего его беречь? И так девать некуда!» — решили все как один, и настали времена хуже прежнего безвременья. Они бросали время на ветер и почти все потратили попусту или отдали задарма. Вот после этого нам и было поручено стеречь время, чтобы никто не транжирил его почем зря. — Тактик гордо выпятил грудь. — Дело, конечно, нелегкое, но благородное! Ибо… — Тут он вскочил на сиденье, поставил одну заднюю лапу на лобовое стекло, а обе передних воздел к небу и возгласил: — Ибо сказано: время дороже всего, дороже всех сокровищ на свете. Оно уходит, оно истекает, человеку за ним не угнаться, и…
В этот момент автомобильчик подпрыгнул на выбоине, Тактик рухнул на сиденье, и будильник снова затрезвонил как оглашенный.
— Ты не ушибся? — спросил Мило.
— Уф, — выдохнул Тактик, — прости, я малость увлекся. Но только ради тебя — чтобы понятней было.
И дальше всю дорогу часовой пес толковал о важности времени, призывая в свидетели то древних мудрецов, то древних поэтов, и при этом так размахивал всеми четырьмя лапами, что в любой момент мог на всем ходу вывалиться из машины.
Но вот в лучах солнца уже засверкали башни и вымпелы Словаренции, автомобильчик подкатил к высокой городской стене и затормозил перед воротами.
— Х-Р-Р-ТЬФУ! — Привратник прочистил горло, да погромче, чтобы привлечь к себе внимание. — Вы прибыли в Словаренцию, в благословенное королевство, счастливо расположенное в предгорьях Неразберихи и нежно овеваемое ласковыми бризами с Моря Знаний. Сегодня, согласно королевскому указу, день рыночный. Что вы будете, продавать или покупать?
— Как это? — не понял Мило.
— Или вы покупаете, или вы продаете, или продаете, или покупаете, — нетерпеливо повторил привратник.
— Ну, мы… — замялся Мило.
— Стало быть, определенной цели у вас нет, — перебил его привратник. — В таком случае вы должны предъявить либо повод, либо причину. Есть у вас таковые?
Мило помотал головой.
— Плохо ваше дело, очень плохо. — Привратник тоже помотал головой. — Без этого проезд вам закрыт. — Он задумался на мгновение, потом воскликнул: — Погодите, погодите, может быть, у меня среди старой рухляди что-нибудь да найдется!
Он выволок из сторожки чемодан и сосредоточенно начал рыться в нем, бормоча себе под нос:
— Не то… Не то… Не то… Это не годится… Нет… А это?.. Это будет в самый раз! — вскричал он победно, вытащив маленький жетон на цепочке.
На жетоне после того, как с него была стерта пыль, обнаружилась надпись:
«А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?»
— Вот вам повод для чего угодно. Несколько поношенный, но вполне еще годящийся. — Сказав это, привратник повесил жетон на шею Мило, потом распахнул тяжелые железные створки ворот и, низко поклонившись, махнул рукой, мол, проезжайте.
«Интересно, что тут за рынок?» — успел подумать Мило, въезжая в город, и ответ пришел тотчас — автомобильчик выкатился на широкую площадь, сплошь уставленную рядами ларьков, доверху заваленных товарами и украшенных разноцветными флажками. Поверх всего был натянут большой транспарант:
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РЫНОК СЛОВ».
А к ним — рысцой через всю площадь — уже поспешали пятеро джентльменов, разодетых в пух и в прах, в шелк и в бархат, и на шляпах у них — плюмажи, и на башмаках у них — пряжки, и все пятеро выстроились в ряд перед автомобильчиком, разом отерли пять лбов, прочистили пять горл, развернули пять свитков и заговорили по очереди:
— Здравия желаем!
— Наше почтенье!
— Добрый день!
— Приветик!
— Здор
И они представились в том же порядке:
— Граф Орфографии.
— Казначей Значений.
— Премьер Пример.
— Полковник Толковник.
— Фон-Барон Фонетик.
Мило кивнул, но Тактик тихо заворчал, и тогда Полковник растолковал:
— Мы — тайные советники короля, в некотором смысле его кабинет.
— Кабинет, — подхватил Казначей, — имеет следующие значения: первое — комната для уединенных письменных занятий, рабочая комната; второе — шкаф с выдвижными ящиками, застекленный шкафчик, горка, бюро или секретер, письменный стол со шкафами, ящиками и пр.; третье — совет министров, правительство.
— Из чего следует, — Полковник кивком головы поблагодарил Казначея, — что Словаренция есть прародина всех слов, и отсюда, из наших садов и огородов, они расходятся по всему свету.
— Разве слова растут в огородах? — робко удивился Мило.
— Где же им еще расти, кроме садов и огородов, — обиделся Казначей. — Мы же не говорим о дикорастущих!
Вокруг тут же столпились зеваки, чтобы поглазеть на пришельца, который даже не знает, откуда берутся слова.
— Честно говоря, — признался Мило, еще больше оробев, — я даже не подозревал, что слова вообще где-то растут.
— Но ведь деньги-то во саду ли, в огороде не родятся, правда? — ехидно заметил Фон-Барон.
— Правда. Это всем известно, — согласился Мило.
— Однако должно же там что-то расти. Почему бы в таком случае там не расти словам? — победно воскликнул Премьер.
Зеваки громко одобрили мудрый вывод Премьера и разошлись по своим делам.
— Посему, — продолжил Премьер, — единожды в неделю, согласно королевскому указу, на этой площади работает Рынок Слов. На него стекаются люди со всего света, чтобы пополнить запас слов, если им его не хватает, или продать излишки, которые им не нужны.
— А наше дело, — сказал Казначей, — наблюдать, чтобы на Рынке торговали словами должными, поскольку не должно торговать словами, не имеющими значения или вовсе не существующими.
— Например, — подхватил Премьер, — вам продали слово грбдск — попробуйте-ка его пристроить к делу!
«Да уж, заковыристое словечко», — подумал Мило, которому и без этого надоели всякие громоздкие слова, значения которых он не знал.
— Однако мы слов не выбираем, — продолжил Полковник, когда они направились к торговым рядам, — нам годится всякое, лишь бы оно значило все, что ему угодно значить. Нам все равно — умное оно или безумное.
— Ложное или сложное, — подхватил Казначей.
— Избранное или бранное, — продолжил Премьер.
— Ну, это проще простого, — ради вежливости вставил Мило.
— Чего там, — воскликнул Фон-Барон, — рылом в грязь мы… — но не успел сказать «не ударим», как споткнулся и ударился лицом в грязь.
— Зачем же так грубо? — пожурил его Граф.
— Я всего лишь сказал… — начал Фон-Барон, потирая ушибленный нос.
— Мы слышали, что вы сказали, — перебил его Премьер. — В следующий раз попрошу выбирать выражения.
И четверо захохотали, глядя, как пятый отирается от грязи.
— В другой раз, — посоветовал Казначей, — будьте внимательней, убедитесь, что ваши слова значат именно то, что вам нужно. Однако мы уже опаздываем — нам еще надо успеть переодеться к королевскому пиру.
— Там мы, надеюсь, встретимся, — бросил Граф, обратившись к Мило, и, прежде чем тот успел ответить, все пятеро пустились через площадь все той же рысцой.