? Как это не отпустишь? — удивился Сергей, пропустив пока мимо ушей все, что она говорила вначале.
? А так. — Алена сдвинула брови. — Не пойдешь — и все.
Сергей скользнул взглядом по сторонам.
? Брось ты... Что я, — под кустами ночевать буду?
? Погуляй где-нибудь, а потом приходи к дому попозже. Или заночуешь тут, или вместе уедем... Ну часик погуляй, Сережка?.. Потом что-нибудь придумаем!
Противиться ей, когда она просит, было трудно. Уж лучше бы капризничала — ругалась, что ли, — оно как-то привычней.
? Ты же знаешь, что лучше мне пойти.
? Не лучше, — возразила Алена. — И может, Лешка проснется сегодня, сам все расскажет...
Она подошла вплотную к нему, сняла какую-то пушинку с рукава свитера. — Ведь ты опять поплывешь на тот берег! Опять ночью полезешь куда-нибудь! А вдруг с тобой что случится?! — Она помолчала, чтобы он осмыслил весь ужас подобной перспективы. — Что я тогда?
? Никуда я не полезу, ничего со мной не случится!
? Дай слово, что придешь и будешь сидеть дома?
Сергей демонстративно поморщился.
? Слово я не буду давать. Зачем? Сказал, никуда не полезу, — значит, не полезу... — Он помедлил, разглядывая теперь Аленины босоножки, поскольку стояла она очень близко и соврать правдоподобно было почти невозможно. Потом глянул в глаза ей. — Пойду я, Алена, ладно?..
Она не ответила. И ничего не сказала, когда он пошел.
А он долго не мог решить, правильно ли поступил, оставив ее одну в Южном. Потому что, уходя, он дважды оглядывался назад и видел, что она в своем коричневом с белой отделкой на воротничке и карманах платье по-прежнему стоит на том же месте, близ рыжего муравейника... Хотел обернуться еще раз, но прибавил шаг, чтобы уйти с ее глаз.
* *
*
Николай и Костя двигались по улице Космонавтов куда-то к центру Южного, когда Алена вышла из лесу на опушку. Она задержалась, чтобы остаться незамеченной.
Перед больницей и домом Галины никого не было. Десятка два домашних уток, волоча по траве отяжелевшие зады, проковыляли к одинокой лужице на дороге и, встряхиваясь и распустив крылья, начали омывать себя грязной жижей.
Сергей ушел, и Алена машинально прикидывала, что сейчас он уже на дороге от рудника, минут через пятнадцать-двадцать, а может и сразу, поймает машину и через полчаса будет дома... За это время с ним ничего не случится. А потом... возможно, что-нибудь переменится, и она либо вместе с теткой Валентиной Макаровной, либо одна приедет следом. Она думала так ради самоуспокоения. Шансов сбежать от Лешкиной матери у нее не было. Но ведь не каждую же ночь станут обнаруживаться трупы!
? Это замечательно, что ты пришла! Ты умеешь помнить обещанное! — такими восклицаниями встретила ее Галина. — Терпеть не могу, кто забывает свои слова! Ты умница! — радость, ее, как всегда, была неподдельной. Она любила общество, шумные, компании и, должно быть, радовалась каждому новому человеку. Лишь крайняя необходимость или обязательства в связи с окончанием техникума вынудили ее жить в глуши: так естественно было представить ее где-то в большом, ярком городе — не гостьей, а хозяйкой больших пьяных празднеств, с многочисленными каждодневными знакомствами, с обязательным «очень приятно!», с поцелуями в ручку, ? она бы никому не дала скучать.
Внешне она была постоянно ласкова и предупредительна. Но иногда чувства эти как бы соскальзывали с лица вместе с приветливой улыбкой: взгляд ее становился отсутствующим, а мысли сосредоточивались на чем-то, не имеющем отношения к разговору. В эти минуты бывало особенно заметно, что зрачки ее расширены.
? Я не совсем потому, что обещала. Просто мне захотелось зайти, сказала Алена, опять присаживаясь на краешек узенького дивана, где сидела раньше.
? Это еще лучше! ? возразила Галина. — Вы заходили к Леше? Я видела в окно.
? Заходили, все по-старому. Сергей уехал домой, а я буду с тетей Валей.
Галина внимательно посмотрела на нее.
? Я представляю, как тяжело Валентине Макаровне! — сказала она.
? Да теперь уже ничего. Но хозяйка куда-то уехала, она одна, — объяснила Алена, — приходится думать все время о том же...
Галина убрала с радиолы Костины галстуки. Было заметно, что порядок в доме — ее рук дело.
? Поставим какую-нибудь пластинку?
? Как хотите, — сказала Алена.
? Танцевальную?
? Лучше песню. Только не громкую...
Галина выложила на стол горку пластинок. Поставила верхнюю.
? Негромкая — это значит грустная. Раньше мне тоже нравились грустные... — Она замолчала.
Сорвала я цветок полевой,
Приколола на кофточку белую...
Приток воздуха с улицы неслышно колыхал тонкий, в золотых лепестках тюль, и ужасной нелепостью показалась Алене сама возможность какой-то связи между этой комнатой, больничной палатой, «где в белых простынях, отрешенный, ждет своей участи Лешка, и тем кошмаром, что произошел (или продолжается еще?) а месте бывшей усадьбы.
? Ты в Южном ночевать будешь? — спросила Тайна. — Вместе с Валентиной Макаровной?
? Да... — Алена кивнула.
? Посмотри пока, что еще поставить, а я приберу а кухне. До сентября думаете здесь быть, или пока наскучит?
Алена встала, подошла к пластинкам.
? Нет... Мы, наверное, скоро уедем.
Галина засмеялась.
? Ну вот! Нервы не выдержали?! Надо думать, что все обойдется, все будет хорошо! Мы еще вместе таких дел напридумываем! — Она подкинула на ладони Аленины волосы. (Почему-то всем обязательно наго было тронуть их, словно для проверки: настоящие или ненастоящие?) Остановилась в дверях. — Ветра нет, я оставлю дверь открытой. Найди, что тебе нравится...
Алена слышала журчание воды в кухне, легкое позвякивание тарелок... Не оглядываясь, по торопливым, семенящим шагам проследила путь Галины из кухни в свою комнату, потом опять в кухню... Потом к ней. Опустила проигрыватель на пластинку. «Бьется в тесной печурке огонь...» Отец дома заиграл ее. Мать всегда вспоминает при этом войну и становится не такой, как обычно. Алена войну не помнила и не могла помнить, но хотела бы. Потому что ей казалось, все у взрослых там: не только страх, ужас, но и радость, и одухотворенность, и даже счастье. Она пыталась понять это и не могла.
? Галя... Это вам покажется странным, но скажите... — Алена помедлила. — Вам очень нравится Леша?
? Как?.. — Та заметно смешалась. — Конечно!
? Нет, — сказала Алена, — не просто, а — вы понимаете меня — по-настоящему? Просто могут нравиться многие.
Галина подошла и, почти не глядя на этикетки, стала перекладывать из одной стопки в другую пластинки, которые отобрала Алена. Потом, не дослушав, зачем-то переставила звукосниматель в начало диска, убавила громкость. «Про тебя мне шептали кусты...»
? Я, Оленька, люблю его!
? Я думала, любят не так... — сказала Алена, машинально передвигая к себе вдруг ставшие центром внимания пластинки.
? А как? — спросила Галина. Губы ее скривились в саркастической улыбке.
? Я думала, что бывает, ну... стыдно, что ли. Когда боятся, что узнает кто-нибудь, когда даже думают об этом потихоньку.
Галина засмеялась. Но смех ее был чуточку нервным.
? Боже! Какая ты еще маленькая!
? Но ведь это же навсегда, — возразила Алена. — Это же все вдвоем, всю жизнь: есть, пить... детей иметь.
Галина шагнула от радиолы к столу, потом к диванчику за спиной Алены, и, хотя не переставала улыбаться при этом, было заметно, что разговор тяготит ее.
? Вот именно! Потому что навсегда — чего уж прикидываться: люблю — да и только! — И, остановившись против Алены, посмотрела выжидающе: все ли точки над «i» поставлены?
Алена, отвела свой взгляд, упрямо повторила:
? Нет... Все совсем не так. Я знаю, иногда говорят: того люблю, этого!.. Многие говорят. Но ведь это если на один день, ненадолго: всегда кто-то нравится больше других. Но это еще совсем не по-настоящему. И мне кажется, такое у вас к Лешке... У него, может быть, нет. — Она посмотрела на Галину.
? Фи! Какая чепуха! — возмутилась Галина.— Ты забываешь просто, что мне девятнадцать!.. Двадцать скоро! Вот проживешь еще три года — сама поймешь, что все это гораздо проще, что никаких «ох!» и «ах!» в этом нет!
? Если когда-нибудь я поверю, что все это просто, что ничего особенного в этом нет, мне больше не захочется жить.
? Так кажется! — отмахнулась Галина. — Так всегда кажется, пока мы соплюхи, пока вообще ни черта не понимаем что к чему!
Алена поглядела в стол перед собой, сдвинула брови.
? Не знаю... Пусть вы старше меня — вы не правы, — строго ответила она.
Галина подошла к ней, миролюбиво тронула за руку.
? Ты все усложняешь! Вы оба с Сережей какие-то такие... — Она замялась, не зная, как растолковать свою мысль. Неожиданно сказала: — Вы ищете то, чего вам не надо искать. — Алена вздрогнула: как ей понимать это?— Мне, так кажется, по крайней мере,— пояснила Галина. — А вам бы проще: что есть, то есть... Надо только радоваться... Вы поругались, что ты осталась с Валентиной Макаровной?
? Нет, — сказала Алена, — она попросила меня. А ругаться нам было некогда. Я рассказывала тете Вале о вас. Она вас видела, знает за глаза, и сама хочет с вами познакомиться.
Тень досады сбежала с лица Галины, и она сразу стала сама собой: доброй, немножко виноватой, предупредительно ласковой — такой, какой бывала чаще всего.
? Правда?!
Алена кивнула.
? Мы целых полчаса говорили. Она, правда, считает почему-то... — начала было Алена и сама себя прервала: — Но это, наверное, все матери такие! Я вас сегодня познакомлю. — Она убрала с диска остановившуюся пластинку и заменила первой попавшейся.
Галина просияла.
? Как она относится к модам? Мне надеть что-нибудь попроще?..
Алена ни с того, ни с сего перешла на «ты».
? Тебе идет светлое, — сказала она, — пусть будет этот костюмчик, у тебя хороший загар.
Пластинка оказалась старой, надтреснутой: «Жили два друга в нашем полку, пой песню, пой...»
* *
*
Близился вечер. Над Никодимовым озером, всегда пустынным, загадочным, лежала медленная сонная тишина.
Это было самое хорошее время на озере: когда мягкое солнце разливает покой и какое-то удивительно легкое тепло над его черной гладью. Хочется осторожно, не взбивая волны, заплыть далеко от берега, лечь на спину и, глядя в светлое небо, представлять себя единственной живой клеткой во всем безбрежье всеянной. Или, когда тень кедров упадет на воду, — догонять кромку заката...
Лодки, как Сергей и полагал, не было. В одиночестве снимал свой мотор Антошка. Сколько помнил его Сергей, он всегда рылся в моторе, и каждый год они были у него новые — Антошка постоянно с кем-нибудь менялся, причем не всегда выгодно.
Сергей присел на траву рядом с мотором, когда Антошка пристроил его у обрывчика. Поздоровались. Антошка стал протирать свечи, деловито любуясь солнечными бликами на их эбонитовых корпусах.
Сергей сидел в брюках и свитере, а Антошка в трусах и, загорелый до черноты, с выгоревшими бровями, ресницами, казался в эту минуту совсем мальчишкой — лет десяти-одиннадцати.
? Ты хоть катаешься когда-нибудь? — нарушил молчание Сергей.
? А утром — разве не видел? — два часа гонял! ? хоть бы кашлянул! — кивнув на мотор, как на что-то одушевленное, с готовностью отозвался Антошка: Сергей сам подсел к нему, сам затеял разговор, и потому в лице его уже не было вчерашней настороженности. Я вижу всегда, что ты роешься, думал, выходить некогда, — сказал Сергей.
? А что здесь ходить? Тут все исхожено. Собираюсь будущим летом по Енисею проплыть, — сообщил Антошка как о чем-то давно решенном, коротко глянув на Сергея снизу вверх.
? Лодку при тебе забрали?
? При мне! С полчаса никак... Я подходил как раз.
? Трое? — спросил Сергей.
? Один! Мухлеватый такой, в фуражке. — Сергей узнал Павла. — Хотел я спросить, кто ему разрешил это, вижу: ружье там у него, весла, действует по-хозяйски, сказал еще: «Майна, вира, стоп и сос!» — про мотор мой, что ли? Я понял, что с разрешения. Знакомый?
? Знакомый... Седьмая вода на киселе.
Антошка успокоился.
? А я тут сегодня еще одну лодку нашел!
? Где? — Сергей почему-то насторожился, только теперь заметив корпус чьей-то лодки, припрятанной в тростнике.
? А вон там! — Антошка показал в сторону правого берега.
? Где Лешкину? — уточнил Сергей.
? Не-е! Дальше гораздо. Почти у того берега. Кирасировская, видать.
«Наяду» он нашел в углу озера, откуда удобней было выйти на Южный. От кирасировской лодки ближе была заимка... Если в ночь пожара и прошлой ночью, когда исчез труп, лодками пользовались одни и те же люди, в их действиях не было последовательности...
? Что ж не оттащишь? — спросил Сергей.
? Нужно еще! ? Антошка хмыкнул. — Они наши лодки сколько раз угоняли! Мою аж с мотором затырили раз в тальнике — едва нашел.
? Я возьму ее, ладно? — спросил Сергей. — Потом отгоню туда.
? Возьми! — согласился Антошка.— Там, правда, одно весло, да и то бросовое, но как-нибудь! Пусть молются доброте моей.
? Когда Лешка уходил перемет ставить, сколько примерно было? — спросил Сергей.
? Да уж поздненько! Темнело, считай, — отозвался Антошка, продолжая энергично протирать бархоткой и без того сияющие свечи. Сергей прикинул, что приблизительно в это время, если верить Геннадию, исчез четвертый: между семью и десятью. А так как представление о четвертом неразрывно связывалось в сознании Сергея с трупом на пепелище, между лопаток его под теплым свитером пробежал холодок... Какую роль сыграл здесь Лешка?
? Не дружите вы с ним?.. А с кем он дружит? Ни с кем, что ли?
Антошка даже головой повел и смешливо поежился от нелепости такого вопроса.
? Что ему дружить?! У него своя компания! У него девка — модерн! Он с кем попало не будет связываться! Он и в кино если — только с ней!
? Мало ли что девка... — не совсем уверенно заметил Сергей. — Живете-то рядом, учитесь вместе.
Антошка фыркнул.
? Только и всего, что дома рядом! Я его однажды в Сосновске встретил, в машину садился как министр, так даже отвернулся от меня, сделал вид — не заметил!
? Ну, это ты мог перепутать его с кем-нибудь...
? Здравствуйте! Что я — слепой? Сначала-то он даже ухмыльнулся на меня, а как сел в легковушку — и нос на сторону!
Сергей вздохнул.
? А с отцом твоим что у него было?
? Да то же самое! Раньше из-за двоек, из-за пустяков, а тут отец стал на собрании выговаривать ему: за прогулы с девкой этой, за курево у всех на виду. Говорит: взрослым стал, женихаешься? А Лешка сразу на дыбки: «Не ваше дело, не суйте свой нос, плевал я!» В общем, полез в бутылку. Кому это понравится? Директор все-таки.
? Насчет жениховства отец все же зря... — заметил Сергей.
? Зря, конечно... — Антошка нахмурился. — Но ведь к слову пришлось, сгоряча!
? Да я не спорю, — согласился Сергей.
Антошку это явно обрадовало.
? А ты зачем гроб этот хочешь брать? — Мотнул головой в сторону кирасировской лодки. — Давай я тебя на моторе, с ветерком!
? Он же у тебя сломался.
? Мотор?! — Антошка даже глаза округлил от негодования. — Да это я его для порядка чищу! Он у меня, как часы, — не ходики какие-нибудь, а куранты! К осени думаю амфибию сделать. Хочешь, сейчас двадцать узлов дадим?!
? Нет, спасибо! — Сергей поднялся. — Я так, потихоньку... Бывай пока, ладно?
? Бывай! — весело отозвался Антошка. — А то проверим мой ломаный?
Сергей махнул ему рукой, прошел, раздвигая сначала осоку, потом камыши, к лодке. Благо в плетенках на босу ногу: что пыль, что грязь, что вода... Весел в лодке не было вовсе. На дне, под скамейками, валялась узкая дощечка, слегка округленная с одного конца. Ею пользовались на мелководье — вместо шеста, не для гребли. Но выбирать Сергею не приходилось.
Разогнав ряску на выходе из камышей, он сел на корму и, навалившись обеими руками на свое полувесло-полушест, оттолкнулся от илистого дна. Крикнул Антошке: